– У болванов не было ни шанса. Хорошая работа, мистер.

– Я видел тебя на кладбище, – медленно проговорил джентльмен. – Ты не боишься, что тебя поймают?

Кит покачал головой.

– Как вас зовут? – спросил он.

Словно это имело значение. Словно имело значение хоть что-то, за исключением того, что по милости этого человека он потеряет единственных друзей, которые хоть как-то скрашивают его жалкую жизнь.

– Я капитан…

Не желая слышать больше ни слова, Кит побежал.

Вайолет чувствовала себя неблагодарной. Сегодня был день ее рождения. Она вошла в гостиную после завтрака и увидела долгожданного учителя танцев.

Дядя откашлялся и сказал:

– Это наш тебе подарок, Вайолет.

– Спасибо, – поблагодарила она и устремила взгляд на окно. Она заметила Элдберта, неуклюже прятавшегося за кустами роз: он делал ей знаки, чтобы она вышла.

– Вайолет, – смущенно начала ее тетя, – ты говорила дяде, что хотела бы брать уроки танцев.

– Я знаю, но… но почему обязательно сегодня, тетя Франческа?

– А почему нет? Ты плохо себя чувствуешь?

– Да, немного.

– Тогда немедленно иди в свою комнату. Не расстраивай маэстро, который проделал такой долгий путь, чтобы тебя порадовать. Доктор Томкинсон сказал в церкви, что…

Вайолет бросилась к двери, пока тетя не передумала. Вайолет любила танцевать. Она действительно мечтала об этих уроках, но сейчас ей было не до того. Она чувствовала себя слишком несчастной, чтобы думать о том, как правильно выполнять танцевальные па.

Кит не появлялся на кладбище вот уже три недели. Она высматривала его в окно каждое утро и каждый вечер, как тогда, когда еще не была до конца уверена в том, что он есть на самом деле. Элдберт каждый день обходил кладбище и даже подходил к кромке леса с подзорной трубой отца, чтобы рассмотреть двор работного дома.

– Ты его видел? – вновь и вновь спрашивала у него Вайолет. Она не могла удержаться от того, чтобы не задать ему этот вопрос и сейчас, хотя знала, что Элдберт сказал бы ей, если бы его увидел.

– Во дворе было слишком много людей, – ответил Элдберт. – Целая вереница экипажей у ворот. Словно там принимают гостей.

Эмброуз презрительно фыркнул.

– Что ты несешь, Элди? Кому захочется гостить в тюрьме?

– Тюрьма? – в ужасе сказала Вайолет. – Я думала, это…

– Ты думала, это дворец? – Эмброуз смотрел на нее с грустной снисходительностью, точно на слабоумную. – Неужели, по-твоему, работный дом должен походить на дворец? Ты еще скажи, что Кит убедил тебя, будто у него каникулы, и поэтому он разгуливает по кладбищу. Он прирожденный врун и хвастун к тому же.

– Он никогда не хвастался, – заметила Вайолет. – И никогда не рассказывал о том, где живет.

Элдберт посмотрел на Эмброуза так, словно хотел предупредить его взглядом, чтобы тот замолчал.

Эмброуз проигнорировал предупреждение:

– Кто, по твоему мнению, попадает в сиротский приют?

– Ну, сироты, конечно. Несчастные дети, такие, как я, потерявшие родителей.

– Случайные дети, – возразил Эмброуз, сложив на груди руки, словно довольный джинн. – Дети преступников, бастарды, сироты. В общем, всякий сброд.

Щеки Элдберта вспыхнули нездоровым румянцем.

– Я тоже сирота. И я, по-твоему, всякий сброд?

Эмброуз через плечо Элдберта посмотрел на Вайолет, которая знала, что ей следует закрыть уши, потому что то, что сейчас будет сказано, не предназначено для ушей леди. Увы, она не могла заставить себя так поступить.

– Водянистая каша на завтрак, обед и ужин, – продолжал свою лекцию Эмброуз. – Продажа в рабство чужакам. Порка. Вот что такое жизнь в работном доме.

– Кит никогда не жаловался нам на то, что голоден, – сказала Вайолет дрожащим голосом. – Ни разу. Он ни разу не попросил у меня еды.

Не просил, это правда. И все же сейчас, когда она об этом сказала, она вспомнила, что Кит никогда не отказывался от бутерброда с ветчиной, если его угощал Элдберт. Тогда она думала, что Кит берет у него бутерброд из вежливости. Почему же ей никогда не приходила в голову мысль, что он голодает?

– Это ты лжешь, Эмброуз, – убежденно заключила Вайолет. – Ты завидуешь Киту с первого дня, как его увидел. Он лучше тебя владеет мечом. Он красивее, благороднее, он смелее тебя, он…

– Он ничего не просит, потому что крадет то, что хочет иметь, – ответил Эмброуз. – Он украл мои штаны. Он нищий, вор и лжец.

Элдберт сжал кулаки, намереваясь хорошенько поколотить Эмброуза.

– Не смотри, Вайолет, – сказал он и словно вырос на добрый фут. – Я отвечу за оскорбление Кита.

Вайолет попыталась бы предотвратить драку, но как раз в это время знакомый голос окликнул ее с края обрыва. Она рассеянно подняла глаза и увидела Уинифред среди деревьев.

Неохотно Вайолет подобрала юбки и направилась к гувернантке.

– Ваш дядя идет, мисс! Он вас всюду ищет! – сказала Уинифред.

Вайолет не было никакого дела до того, что за ее спиной мальчишки сцепились в драке. Ее больше тревожило исчезновение Кита.

Она подошла к Уинифред как раз в тот момент, когда дядя пробрался через заросли к краю оврага и уставился на племянницу и ее гувернантку, словно что-то его настораживало, а он не мог понять, что не так.

– Почему ты гуляешь так близко от кладбища, Вайолет? – требовательным тоном спросил он.

Вайолет не могла ему солгать, тогда как мисс Хиггинс могла, что она и сделала.

– Она услышала, что Элдберт и Эмброуз дерутся, и решила вмешаться.

В любое другое время барон бы ей не поверил, но тут он увидел Элдберта, взбирающегося по склону, мальчик прихрамывал и вытирал разбитый нос.

– Боже, Боже! – воскликнул барон. – Надеюсь, ты дрался не из-за пустяка?

Вайолет прикоснулась к руке дяди.

– Дядя Генри, ты когда-нибудь бывал в работном доме?

Он взглянул на кладбище, а потом позволил Вайолет увести его на тропинку, ведущую к усадебному дому.

– Да, моя дорогая, бывал.

– Там действительно так ужасно, как говорит Эмброуз?

Барон некоторое время колебался с ответом, но он был честным человеком, и Вайолет знала, что он ей не солжет.

– На свете есть мало мест таких же жутких, как работный дом, Вайолет. Печальна участь тех, кто вынужден там жить и зависеть от нашей милости.

– Но с детьми там хорошо обращаются?

– С некоторыми хорошо. С большинством – нет. В одной комнате там спят по двадцать ребят.

– А их бьют?

– Бьют.

– Но почему это нельзя прекратить?

– Приходу нужны деньги для того, чтобы построить приличную школу и больницу, чтобы ухаживать за больными и разделить детей и преступников.

– Я даже не представляла, что так может быть, – в отчаянии сказала Вайолет, устремив взгляд в сторону леса. И тогда неведение уступило место сопереживанию, которое и определило дальнейший ход ее жизни.

Один из надзирателей застал Кита, когда он перелезал через запертые ворота, и дал ему по голове так, что глаза застила красная пелена.

– Итак, мистер Таракан соблаговолил явиться домой и на этот раз воспользовался воротами. Ты попался, Кит. Скоро тебя отправят в тюрьму, мой мальчик, или продадут первому, кто согласится тебя купить. Ты уже почти для этого созрел.

Его высекли в тюремном дворе рано утром. Он прикусил язык, чтобы не кричать. Нельзя подавать дурной пример мальчикам помладше, которых тоже пороли в одно с ним время. Как ни глупо это звучит, но мысль об Элдберте и Вайолет помогала отчасти справиться с болью. Ведь он сам внушил им мысль о собственной неуязвимости. Теперь он точно так же должен обмануть себя.

Удары стали сильнее. Он инстинктивно вывернулся, и его потянули за рубашку. Шов порвался на плече. «К чертям. Вайолет и мисс Хиггинс смутились бы. Не думай о них. Прекрати.

Что ж, меня ждет тюрьма. Я мальчишка из работного дома. Грязный, маленький и нищий. Но Господи, дай мне еще один шанс! Я был рожден от греха, и я не знаю почему, но я знаю, что я хороший. Этого не видно, но я знаю… Хотя я все испортил…»