– Но ты ведь не стал искать такую правильную фразу, верно? Ты взял да и прижег мне руку, черт тебя возьми.

Фабиан снова зажег самокрутку и сделал затяжку.

– И слово было Бог, – произнес он, вытянув губы трубочкой и выпуская кольцо дыма. – Как ты думаешь, это настоящая травка? Я что-то не чувствую никакой разницы.

Я расхохотался так, что свалился с камня.

Пришло время подумать о ночлеге, и мы уже собрались уходить с пляжа, когда за спиной у нас со стороны моря донесся какой-то звук – не то глухой удар, не то взрыв в отдалении от берега.

– Это еще что такое? – удивился Фабиан.

– Наверно, что-то связанное с войной, – предположил я. – Может, где-то рядом идут военно-морские учения?

С этими словами я устремил взгляд в сторону линии горизонта, надеясь увидеть там что-нибудь примечательное.

– Круто! – произнес Фабиан. – Может, мы с тобой станем свидетелями потопления корабля или другого исторического события.

Бум!

– Черт, что же это такое? Кажется, стреляют из какого-то мощного оружия.

– Наверно, взрываются мины.

– Или торпеды. Похоже, перуанцы выследили одну из наших подводных лодок.

– А разве у нас есть подводные лодки?

– Не знаю.

Бум.

– Где-то идет бой.

– Точно. Черт побери, дело серьезное.

– Что там, черт возьми, происходит?

– Это пеликаны, – неожиданно раздался чей-то голос.

Мы с Фабианом мгновенно обернулись. Позади нас стояла девочка лет десяти. Кожа нежного оливкового оттенка: Легкое летнее платьице желто-красной расцветки. Дужка пластмассовых очков сломана и заново склеена при помощи изоленты.

– Что? – переспросил я.

– Пеликаны, – повторила девочка. Она говорила по-английски с легким американским акцентом, но мне показалось, что этот язык ей не родной. – Это бурые пеликаны. Они охотятся на рыб. С высоты ныряют за ними в море. Падают вниз камнем. Оттого и шум. Вы голые под полотенцами?

Фабиан вцепился в обмотанное вокруг талии полотенце.

– Нет, – быстро ответил он.

– Что ты имеешь в виду? Какие еще пеликаны? – спросил я.

– Какие еще пеликаны? – передразнила девочка. – Те, какие здесь водятся.

– Пеликаны? – спросил Фабиан. – Чушь собачья. Хрень кошачья.

– Нельзя говорить так грубо. Мой папа считает, что с незнакомыми людьми нельзя говорить грубо.

– Понятно. Где же сейчас твой папа?

– Тут недалеко. Это наши домики. Вы же хотите остановиться у нас и пожить здесь?

– Наверное, хотим, – сказал я, поднимая с песка рюкзак. – Как тебя зовут?

– Сол, – коротко ответила она, изящно поклонившись.

Девочка повела нас с пляжа мимо гостевых домиков по направлению к бару под навесом из пальмовых листьев. В разгар туристического сезона здесь, видимо, собирались любители серфинга, однако в данный момент в заведении было пусто, если не считать немолодого хиппи с грязными седыми волосами. Он стоял к нам спиной, так низко согнувшись над жаровней, что казалось, будто он метет бородою пол. На хиппи были парусиновые шорты и белая футболка с обрезанными по плечи рукавами. Руки покрыты следами солнечных ожогов. Мне он показался чем-то похожим на обезумевшего от постоянного голода и одиночества отшельника. Он словно ожидал момента, когда ему наконец удастся проглотить последний кусочек пищи, который имел несчастье оказаться на его жаровне. Когда же мы подошли ближе, оказалось, что хиппи выкладывает на решетку полоски говядины, нанизанные на тонкие деревянные шпажки. С одной стороны мясо успело слегка подгореть и с шипением пускало сок, с другой все еще оставалось непрожаренным, кроваво-красным. Услышав наши шаги, незнакомец поднял голову и посмотрел в нашу сторону.

– Привет, малышка! – произнес он, обращаясь к нашей новой знакомой. – Кого ты мне привела?

Судя по выговору, перед нами был уроженец Калифорнии.

– Привет, папа, – ответила та. – Это новые постояльцы.

– Нужна комната, парни? Не желаете отведать мяска?

– Нам, пожалуйста, и то и другое, – ответил Фабиан, бросая рюкзак на песок.

Отец Сол представился нам – Рей. В свою очередь, мы назвали ему свои имена, и он несколько раз их повторил. Такое ощущение, будто они были для него в новинку, и он словно попробовал их на язык. Например, имя «Фабиан» он произнес почему-то как «фейбл». Внешность у Рея была слегка пугающая. Его борода настолько затмевала собой остальные черты лица, что возникало ощущение, что те лишь боязливо выглядывают из могучих непроходимых зарослей. В обрамлении столь густой бороды зубы Рея смотрелись довольно зловеще, словно у людоеда, однако когда мы с Фабианом немного привыкли к нему, Рей стал нам даже чем-то нравиться.

Рей был хозяином гостевых домиков, однако весь этот, с позволения сказать, гостиничный бизнес в Педраскаде раньше назывался «Заведением Хуана». Хуаном звали местного рыбака, который в конце семидесятых годов, уйдя на покой, решил построить несколько пляжных домиков. Рей был первым его постояльцем и поселился на берегу, еще когда не все бунгало были достроены до конца, а город еще не являлся пристанищем серфингистов – так, крошечная рыбацкая деревушка. Рей сразу влюбился и в домики Хуана, и в его девятнадцатилетнюю дочь и поспешил признаться в своей двойной любви. Теперь этот «гостиничный комплекс» по идее следовало бы именовать «Заведением Рея», но Рей не видел смысла в изменении названия. Ему нравилось продолжать дело, начатое покойным тестем, да и в коммерческом отношении неразумно называть заведение именем какого-то гринго, тем более вывешивать такую вывеску над входом.

Гостевые домики располагались вокруг центрального двухэтажного строения, где обитал сам хозяин и находился главный бар. Неподалеку приютился сарайчик, который служил импровизированной уборной с засыпанной опилками выгребной ямой, и душевой, устроенной из старой цистерны. Сливное отверстие было накрыто бамбуковой решеткой, а для подачи воды нужно было дергать за цепочку, открывавшую в цистерне отверстие. На всем пространстве вокруг бара стоял сильный запах дыма от жаровни и сока лайма. Сквозь постоянное жужжание облака насекомых доносилось журчание какого-то подземного источника.

Обычно, сообщил нам Рей, здесь бывает уйма туристов, однако на данный момент мы с Фабианом – единственные его постояльцы. Хотя он, по его собственному признанию, был «бездельником», Рею удалось скопить прилично деньжат – своего рода компенсация за те убытки, которые Хуан нес практически все время. Подобно многим калифорнийцам, Рей был бездельником с неплохим доходом.

– С какой стати мне возвращаться в Штаты? – заявил он. – У меня здесь есть все, что только душа пожелает. Разве можно найти работу лучше, чем подсказывать людям, как им приятно проводить время?

В тот вечер мы разожгли на берегу костер и, усевшись вокруг, ели жаренное на гриле мясо, запивая его холодным пивом. Я попытался представить себе, что прожил на этом пляже двадцать лет, как Рей. Просто невероятно – как можно привязать себя к человеку или месту на такой огромный срок.

Жену Рея звали Кристина. Она рассказала нам, что никогда в жизни не стригла волос, и теперь они – от корней с легкой проседью до посеченных концов – струились темной волной почти до колен. Кристина носила свободную одежду синих или розовых тонов. Ее спокойная уверенность и приятное лицо удивительно контрастировали с внешностью и манерами мужа. Несмотря на крупное телосложение, Кристина двигалась с поразительным изяществом и грацией, чем-то напоминая мудрую гориллу, выбравшую себе в супруги чокнутого павиана.

Сол уснула еще до наступления темноты, уткнувшись носом в песок. Мать осторожно взяла ее на руки и отнесла в дом. Вернувшись, Кристина приступила к действию, которое, очевидно, давно стало для нее привычным ритуалом. Вокруг костра были выложены массивные плоские камни. После того как камень нагревался от огня, но его еще можно было взять в руки, он передавался по кругу, чтобы люди могли немного согреться. Рей тем временем занимался мясом, насаживая его на деревянные шпажки, предварительно обмакнув ломтики в сок лайма и выкладывая на решетку гриля. Мы по кругу передавали камни и поджаренное мясо, и нас нежно обволакивала ночь. Облака, пронизанные лунным светом, напоминали исполинские серебристые грибы ядерных взрывов. Я до сих пор помню: в те минуты мне казалось, что сочные куски мяса, пропахшие дымком костра, запиваемые пльзенским пивом из литровых бутылок, – самое вкусное, что только может быть на свете. Я посмотрел на Фабиана. Прожевав очередной кусок, он принялся засовывать деревянную шпажку под слой гипса на сломанной руке.