Под конец своей обличительной речи Суарес категорично заявил, что непременно поехал бы вместе с нашей школой на эту экскурсию и не сомневается, что лично ему она очень понравилась бы. Более того, когда мы вернемся, он ожидает от нас обоих полного отчета о поездке плюс выводов о полезности подобных мероприятий. Затем поинтересовался датой отъезда.

– В эту среду, а вернемся в воскресенье ночью, – ответил Фабиан, с трудом пытаясь скрыть улыбку. Он был доволен тем, что его уловка удалась. Дядюшка клюнул на наживку. Что касается меня, то надо было не подать виду, что я трушу. Разве мог я предполагать, какой непредсказуемый оборот примет моя затея с газетной вырезкой.

– Я вас умоляю, будьте мужчинами и не смотрите на меня с таким несчастным видом, – сказал Суарес. – Вы прекрасно проведете время.

– Ну, если ты так считаешь, – отозвался Фабиан, – то мы постараемся.

Я мог бы легко оправдать свое малодушное молчание, хотя именно оно привело в конечном итоге к непоправимым последствиям.

Я мог бы сказать, что просто не верил, что мы с Фабианом на самом деле отправимся в Педраскаду.

Я мог бы сказать, будто пребывал в полной уверенности, что Фабиан воспринимал газетную вырезку как очередной прикол и потому не возражал, если бы мы действительно туда отправились и он узнал, что никакой клиники доктора Меносмаля в природе не существует.

Я мог бы сказать, что мой друг вновь производил впечатление счастливого человека, и мне этого было достаточно.

Я мог бы даже сказать, что в некотором роде следовал совету Суареса, который он дал мне в тот вечер, когда мы с Фабианом напились в библиотеке.

Любое из этих заявлений правдиво лишь до известной степени. Ни одно из них нельзя назвать истинной причиной, почему я тогда ничего не сказал. Истина же состоит в том, что я завидовал Фабиану, сотвори вшему свой собственный мир, в котором его видение во время пасхальной процессии соседствовало с трагической корридой в далекой горной деревушке. Это был мой последний шанс отправиться в путешествие в его иллюзорный мир. Мне хотелось проникнуть в него и, покуда существовала такая возможность, которой я скоро навсегда лишусь, занять в нем свое место.

Я был настолько напуган, что тело отказывалось повиноваться мне.

Чем старше я становлюсь, тем большую важность приобретают для меня имена. Возьмем, например, мореходный район Финистерре, который ныне не существует. Его название образовано латинским словами finis terrae – древние мореходы назвали это место так потому, что были уверены: они достигли края земли.Автобусная станция в Старом Кито называлась Терминал Террестре, что сейчас, по прошествии лет, навевает любопытные ассоциации с Финистерре. Уже само название наводит на мысль о том, что вы достигли конечного пункта назначения. Однако когда мы с Фабианом в среду после уроков оказались там и я в первый раз увидел эту автобусную станцию, то ни на мгновение не усомнился в том, что мы достигли края света, ибо это было очевидно. Молодые женщины-индианки не то с детьми, не то со своими братьями и сестрами сидели в углах зала в ожидании подаяния – денег или пиши. Прокаженные махали культями изъеденных болезнью конечностей. Туристы и предприниматели не обращали на них никакого внимания, словно нищие были чем-то вроде рисунков на стенах. Как будто в ответ на их безразличие какая-то девочка примерно моих лет села, прислоняясь спиной к стене и, расстелив перед собой свою бирюзового цвета юбку, энергично постукивала монет кой о грязную металлическую коробочку, которая лежал нее на коленях. Трудно сказать, на что была рассчитана эта пусть малая, но все-таки решительная акция: то ли девчонка вознамерилась тем самым привлечь внимание потенциальных филантропов, то ли напомнить самой себе, что она все еще жива. Но может, у нее вообще ничего такого не было в мыслях, может, ей просто хотелось чем-то заняться, чтобы скоротать время. Правда, вскоре я понял, что лично мне не до умозаключений, отчего пребывание в столь опасном месте еще сильнее щекотало нервы. Мы были готовы к прыжку в неизвестность.

Ну и название, Терминал Террестре. В принципе оно могло означать нечто большее, чем край земли. Он могло означать и «конец всего сущего». В этом названии ощущается жизнь и надежда. Здесь центр событий, схождение нитей в одной точке, решение, которое еще только предстоит принять. Тут даже воздух кажется густо насыщенным надеждой, а не только запахами жарящейся пищи, грязных тел и громкими голосами.

Немало хороших названий имеется и внутри самого здания. Автобусные компании «Флота Имбабура» и «Макучи» – в звучании этих слов слышится клекот кондоров и рокочущее извержение вулканов – продавали пассажирам билеты из бетонных киосков, тянувшихся чередой вдоль внутренних стен. По главному вестибюлю вокзала бродили зазывалы с логотипами фирм на рубашках и выкрикивали названия маршрутов, будто пребывая в уверенности, что чем громче выкрикивать название маршрута, тем больше желающих будет туда поехать. Чего стоят одни названия – Тулкан, Риобамба, Гуаякиль!

Фабиан отправился за билетами. Я остался в вестибюле, все еще не веря, что мы отправляемся в путешествие. И хотя я слегка волновался, настроение мое было отнюдь не паническим. Если завтра, пройдя половину пути, мы решим отказаться от нашего замысла, нам ничего не стоит вернуться домой. Для этого достаточно лишь сформулировать более или менее удовлетворительное объяснение отказу от поездки в Педраскаду. Мои родители без каких-либо расспросов восприняли историю о том, что мы всей школой отправляемся на экскурсию; оставалось лишь обезопасить тылы, чтобы в школе не забили тревогу по поводу того, что мы не появились на занятиях в четверг и пятницу. Фабиан сфабриковал липовую записку о болезни, которую пообещала доставить в школу Верена. Я же сослался на то, что вместе с родителями на несколько дней уезжаю из Кито. Если память мне не изменяет, я промямлил что-то про день рождения английской королевы, и это не вызвало ни у кого удивления. Даже не верится, как такое хлипкое объяснение сошло мне с рук. Как бы то ни было, но до понедельника у нас имелось прикрытие, и мы могли ехать куда угодно.

Мне ничто не мешало попросить у родителей для поездки портплед или чемодан, однако по какой-то причине, видимо, не желая выдать себя, я решил взять с собой школьный холщовый рюкзак, в который запихнул несколько смен белья и одежды. Фабиан, напротив, утром появился в школе с настоящим туристическим рюкзаком. Я с опаской ожидал, что его станут расспрашивать о том, куда он собрался. Было нечто волнующее в этом первом путешествии со столь малым багажом. Теперь, по прошествии лет, я почти маниакально стремлюсь брать с собой минимум вещей и путешествую налегке.

Я заметил, что ко мне, слегка сгорбясь под тяжестью ребенка, которого она несла на спине в ярко-зеленой шали, приближается какая-то индианка. Лицо ее было грязным и обветренным. Я принялся шарить в карманах в поисках мелочи, чтобы подать ей, и до меня не сразу дошло, что она не просила милостыню, а лишь поинтересовалась, который нынче час. Тем не менее я высыпал ей в ладонь пригоршню мелочи, а сам отправился выпить чашку кофе. На пути к кафетерию мне попался продавец билетов с веером разноцветных карточек в руке.

– Аааааа Ибарра ибарраибарраибарраибарраааа! – не то пропел, не то прорычал он, яростно пытаясь перехватить мой взгляд, как будто мне были не ясны его намерения.

–  No voy a Ibarra, – не останавливаясь, ответил я по-испански и смущенно улыбнулся, как будто испытывал неловкость от того, что мне не нужно в Ибарру.

Потерпев неудачу со мной, он не менее яростно принялся предлагать тот же маршрут другим потенциальным пассажирам. Я же направился к стойке кафетерия. Кофе оказался растворимым и горьковатым, но, к счастью, горячим. Я снова вышел в вестибюль и увидел там Фабиана – он пробирался ко мне через толпу. Он возвышался над головами остальных людей внутри автобусной станции, как будто предвкушение путешествия, которое все-таки состоится, добавило ему роста. Мой друг слишком давно ожидал этого момента, и вот он настал.