Под ее окном, покрытая навесом, стояла длинная скамья, а перед ней стол. Все вместе это образовывало импровизированный кафетерий, в котором в этот утренний час завтракали несколько индейцев. Все они были в одинаковых шляпах и пестрых пончо, и невозможно было определить, кто из них мужчины, а кто женщины. Фабиан ловко соскочил на платформу и бросился на поиски еды. Вскоре я потерял его из виду, но тут мое внимание привлекла коза, которую передали какому-то пассажиру, сидящему на крыше вагона. Тот длинной веревкой привязал ее к лесенке, ведущей наверх, и животное сразу же принялось непринужденно разгуливать по крыше. Новый хозяин козы спустился вниз и как выяснилось позднее, провел остаток путешествия в самом вагоне. Девушка в окне напротив заметила, как я наблюдаю за козой, и улыбнулась. Лицо ее было опухшим и немного помятым от сна. Я подумал, что было бы здорово просыпаться каждое утро в одной с ней постели.

Вскоре вернулся Фабиан. В руках бутылка воды, каравай хлеба и пластиковый пакет, полный сваренных всмятку яиц. От меня не скрылось, что он так и не расстался с ножом, прихваченным вчера ночью в кафе. Фабиан не медля принялся за еду. Делал он это таким образом: срезал верхушку яйца и высасывал сердцевину, не обдирая скорлупу. У меня имелся свой метод: я тщательно снимал всю скорлупу, после этого впивался зубами в нежный упругий белок, дожидаясь следующего сладостного мгновения, когда мой язык добирался до мягкого, восхитительного на вкус желтка. Я был настолько голоден и настолько благодарен за то, что пищу все-таки удалось достать, что не заметил, как юная метиска скрылась в окне. В то мгновение, когда поезд тронулся, я снова бросил взгляд на дом, но балкон уже опустел. Вскоре мы проехали мимо вывески, на которой было сказано следующее:

Солнце постепенно поднималось все выше и выше. Насытившись, мы улеглись на крышу. Вскоре я почувствовал, что мой затылок уже успел обгореть под яркими солнечными лучами. Мое внимание привлек Фабиан – он достал из рюкзака маленькую пластмассовую бутылочку и пачку ваты. Смачивая содержимым бутылочки ватные комочки, он принялся вытирать ими лицо.

– Спирт, – объяснил мой друг, перехватив мой взгляд. – Этому фокусу меня научила Евлалия. Очень удобно стирать с лица грязь, когда нет возможности умыться. Вот, смотри!

Он показал мне тампон, почти черный от грязи и головок угрей.

– Очаровательно. Расскажи мне лучше, ты остался доволен заведением этой Этель?

– Вот уж не думал, что тебе будет интересно, – отозвался Фабиан. – Я угодил в неприятности. Потому утром мне и пришлось на всех парах догонять поезд.

– Расскажи.

– Кажется, ее звали Анна, – ответил мой друг, состроив издевательски-мечтательную физиономию, – Представь себе такую картину: ржавая металлическая кровать, голая лампочка под потолком, загаженная мухами комната на чердаке. И в этом невероятно убогом месте обитает не ведающее о своей потрясающей, ошеломительной красоте создание, самое прекрасное, какое только можно себе представить. И при этом очень недорогое.

– Думаю, мне нет смысла слушать дальше, – произнес я.

– А мне и не нужно рассказывать тебе дальше. Я могу показатьтебе кое-что, а все прочее оставить твоему воображению, – хихикнув, добавил Фабиан. – Девушка была просто фантастическая.

Он вытащил из кармана огромные голубые трусы и развернул их прямо передо мной.

– Что ты на это скажешь? – с улыбкой спросил он. – Она подарила их мне на память.

– Даже не знаю, что и сказать, – промямлил я.

– Что тут у вас такое, парни? – спросил нас Пиф, подвигаясь к нам ближе на крыше вагона. – Понятно, трофеи завоевателя.

– Я стащил эту десятигаллонную шляпу у сутенера, – продолжил Фабиан уже с меньшей самонадеянностью, заметив, что аудитория увеличилась до двух человек. Правда, ему все равно пришлось перекрикивать грохот колес. – Мне не хватило денег, чтобы расплатиться. Оттого-то я и попал в хорошую переделку и был вынужден спасаться бегством.

– Вот история так история, – прокомментировал Пиф, беря трусы из рук Фабиана – Но меня удивляет другое, как тебе вообще удалось вырваться от нее. Ба, да этими трусами можно при желании весь поезд зачехлить!

Услышав его слова, несколько человек, сидевших неподалеку от нас, рассмеялись. Я тоже не смог удержаться от улыбки.

– Не уверен, что твоя шляпа – десятигаллонная, – продолжил наш новый знакомый. – Боюсь, это трехгаллонная шляпа, не больше. Зато трусы легко могли бы вместить дополнительно галлонов десять.

– Кто этот парень? – шепотом поинтересовался Фабиан.

– Твоему другу серьезно повезло прошлой ночью, – сказал, обращаясь ко мне, Пиф. – Он здорово рисковал, ведь его в два счета могли навсегда оставить в этом борделе. Но что мы будем делать вот с этим? Соорудим из них оболочку для воздушного шара?

– Я рад, что твои шуточки хотя бы веселят тебя самого, – заметил Фабиан. – Ничего не поделаешь, зависть – ужасная вещь.

– Да я не завидую, приятель, – отозвался Пиф, с видимым отвращением бросая трусы Фабиану. – Во-первых, они еще ненадеванные, это видно по неразглаженным складкам, а во-вторых, ты забыл оторвать от них бирку с ценником. Скажи честно, ты ведь купил их сегодня утром на рынке, верно?

– Да пошел ты! – огрызнулся Фабиан, и я заметил, что его пальцы ощупывают ткань трусов, явно в поисках ценника.

– Ничего страшного. Я все понял, – ответил Пиф. – Ты торопился и не проверил размер. Но запомни на будущее, если хочешь стать виртуозом лжи, не пренебрегай даже самыми незначительными деталями.

Фабиан засунул трофеи обратно в рюкзак. Натянул на глаза шляпу (которую, как я понял, должно быть, тоже купил на рынке) и сделал вид, будто собрался поспать. Пиф покачал головой, затем сел и достал фотоаппарат. Поезд продолжал двигаться вперед. Проносившийся мимо нас пейзаж оставался довольно неприглядным, лишь изредка радуя глаз кактусами, клочками травы да одинокой глинобитной хижиной, на пороге которой иногда стоял ребенок и махал нам вслед. Рядом с ним его родители или вывешивали на просушку только что выстиранное белье, или грузили на мула поклажу.

Какое-то время спустя мы остановились.

– Ага, это Нос Дьявола, – сообщил Пиф.

Фабиан сдвинул шляпу на макушку и принял сидячее положение.

Подобно автобусу вчерашней ночью, поезд теперь преодолевал спуск, двигаясь рывками, делая остановки, перемещаясь зигзагами – то вперед, то назад, сползая вниз по горному склону. Спуск был предательски коварен и вполне оправдывал свое название, Nariz del Diablo.Мне удалось разглядеть далеко внизу небольшую железнодорожную станцию и разводные стрелки на путях. С трудом верилось, что нам удастся туда добраться. Локомотив с рывком остановился Стало тихо, и до моего слуха донеслось пение птиц. Спуск предстоит нелегкий, объяснил Пиф. Машинист то и дело будет звонить по телефону, чтобы убедиться, что все стрелки переведены правильно. В противном случае поезду просто не преодолеть путь вниз. Пиф добавил, что выудил эти подробности из туристического справочника.

– Долбаные туристы, – нарочито громко произнес Фабиан, но Пиф сделал вид, будто не услышал его.

Наша бутылка с водой была почти пуста. Пить хотелось все сильнее и сильнее. Солнце уже палило вовсю, и металлическая крыша разогрелась как сковородка.

– Куда вы оба держите путь? – поинтересовался Пиф.

– В городок под названием Педраскада, – ответил я.

– Знаю такой. Прекрасный пляж для тех, кто занимается серфингом. Там круто. В прошлом году я там провел пару недель.

– Ты был в Педраскаде? – насторожился Фабиан.

– Разумеется. Что в этом такого?

– Может, ты поможешь нам кое в чем. Ты случайно не слышал о тамошней клинике для страдающих амнезией?