Посла Хмельницкого встречали и принимали в Москве очень торжественно. Сразу же по прибытии ему было выдано государево жалованье и пропитание.

В тот же день 5 июня он был принят царем как особенно уважаемый гость «с большим чином» в Золотой палате. «А государь был в царском платье. А рынды были при государе: князь Иван да князь Офанасей Репнины, князь Ондрей, да князь Лаврентий, княж Михайловы дети Мещерские». Одновременно с Вишняком царь принимал и других важных иноземных послов. Очевидно, это было сделано для того, чтобы показать перед ними свое благожелательное отношение к гетманскому послу. И хотя добрым и уважительным отношением все и ограничилось в этот приезд и 13 июня Федор Вишняк был отпущен с царским письмом из Москвы на Украину, но уже сама торжественная встреча, переговоры с царем объективно сыграли положительную роль в наметившихся отношениях. Переговоры эти приобрели международное звучание. Об укреплении связей Украины с Россией серьезно заговорили в мире.

Такое поведение русского правительства немало насторожило польскую шляхту. И она решила потребовать от России порвать связи с Украиной. Вскоре после отъезда на родину Федора Вишняка Польша отправила в Москву свое посольство в составе Добеслава Чеплинского, Петра Вяжевича и Петра Галинского. Оно имело два важнейших задания — добиться от русского правительства продолжения выполнения Поляновского мирного договора, заключенного в 1634 году, добыть сведения о содержании переговоров с Богданом Хмельницким.

Но в Москве быстро раскрыли намерения Чеплинского и установили за ним и его спутниками строгий надзор. О всех их действиях сразу становилось известно царю. А действия эти отмечались наглостью, развязностью, в доме послов не прекращались попойки. Даже среди польской шляхты говорили, что члены посольства, «будучи у великого государя, у его царского величества, вечново докончания не подкрепили дуростью своею, пьянством и табачною и винною торговлею».

Посольству было заявлено, что русское правительство отказывается от выполнения в дальнейшем условий Поляновского договора.

Это был решительный шаг Москвы в отношениях с Речью Посполитой. Он значительно продвигал вперед решения вопроса о воссоединении Украины с Россией.

Было начало мая 1649 года. Природа проявилась во всем своем великолепии. Земля покрылась буйным цветом, свежим зеленым ковром трав. Хмельницкий, как никогда, радовался весне. Он был полон энергии, желания действовать. Начатое им дело росло, набирало силы. Он видел, что народ поддерживает его. А это было главное.

Завтра он снова оставит родной Чигирин. Что принесет на этот раз будущее?

Гетман мерил комнату широкими шагами, думая уже в который раз, все ли он сделал, чтобы обеспечить успех похода. С начала года он был в постоянном напряжении и заботах. И первая из них — укрепить отношения с Москвой и решить вопрос о воссоединении Украины с Россией. Он понимал, что и прием в Москве русским правительством Мужиловского, и прибытие к нему царских гонцов Михайлова и Унковского были очень важным актом. Это было открытое признание его, Хмельницкого, как выразителя чаяний своего народа.

Из Варшавы он получил хорошую весть о том, что шляхетство Польши не на шутку обеспокоено ясно обозначившейся возможностью вмешательства России в войну на стороне Украины. Радостным было и сообщение из Москвы, что русский царь не будет препятствовать участию донских казаков в освободительной войне на Украине. И многие из них уже пришли к нему. Русское правительство сдержало свое обещание и в оказании ему помощи вооружением и боеприпасами. Уже начали прибывать в Чигирин русские пушки, гаковницы [82], повозки с порохом. Он направлял их под Белую Церковь, место сбора войска для нового похода.

Все это радовало Хмельницкого и утверждало в мысли, что его политика в отношении польских послов была правильной. И когда прибывшие в феврале послы от Семиградского князя Юрия II Ракоци пытались найти у него поддержку в стремлении посадить на польский престол брата Юрия II Сигизмунда Ракоци, Хмельницкий направил свое посольство с доброжелательными заверениями и планом совместного похода против Польши, выражая надежду, что «наияснейшие князья до конца будут гореть желанием и горячо будут желать выполнить этот план». Но князья отказались взять какие-либо конкретные обязательства по отношению к Украине. Хмельницкий иного и не ожидал, и переговоры с Ракоци вел скорее для того, чтобы показать полякам, что в случае войны не исключена возможность его совместных выступлений с Семиградским княжеством.

Выгодный договор удалось заключить с Турцией. В феврале в Переяслав прибыл турецкий посланник Осман-ага. Хмельницкому было хорошо известно о том, что Оттоманская Порта перешивает глубокий кризис. Об этом ему сообщил из Стамбула полковник Филон Джеджелий, которого он посылал туда еще в сентябре 1648 года из-под Пилявец. Возвратившись вместе с Осман-агой, полковник подробно рассказал, как в июле 1648 года произошел дворцовый переворот и вместо убитого султана Ибрагима на трон был посажен малолетний Мухамед IV. Борьба за власть и война с Венецией усложнили положение в стране. Турецкие правители боялись, чтобы в это тяжелое время польский король, который был дружен с Венецией, не бросил казаков на Турцию.

Осман-ага привез богатые подарки и вел себя очень предупредительно, а когда увидел, чем закончились переговоры Хмельницкого с польскими послами, и вовсе подобрел. Условия выработали довольно быстро. Турция обязывалась разрешить казакам свободно плавать по Черному морю и в Архипелаге, предоставляла им право беспошлинной торговли в турецких владениях на протяжении целых ста лет. В Турции в Константинополе должен был находиться постоянный гетманский резидент. По требованию казаков и старшин гетман продиктовал и такие условия: султан не может использовать казацких галер для собственных целей, имущество умерших в Турции казаков должно возвращаться их родственникам, обе стороны могут выкупать невольников.

У Хмельницкого просили лишь одного: чтобы он препятствовал нападениям донских и запорожских казаков на турецкие владения. Соглашение обеспечивало Украине большие выгоды, но главное, оно давало возможность воздействовать на Крымское ханство. И хан это почувствовал. Когда Хмельницкий обратился к нему за помощью, тот сразу же согласился и двинулся на Украину. Соединившись с ордой Ислам-Гирея, он должен был пойти на Речь Посполитую.

Однако Хмельницкий хорошо знал непостоянство хана, который все время колебался между Украиной и Польшей, и потому послал гонцов с письмами в Буджакскую орду к Тимер-бею, к татарскому старшине Антимер-бею, к перекопскому старшине Пери-аги с просьбой прийти на помощь Запорожскому войску. Вынужденно шел он на это, потому что знал: там, где пройдут татары по Украине, все будет разорено и разграблено. Вот почему просил в письмах, чтобы орду свою вели дорогами, которые он указал. Там Украина была меньше заселена и меньше горя принесет орда.

Да и политика Ислам-Гирея ему ясна: делать все, чтобы не было мира между Польшей и Украиной. А когда перебьют друг друга, он тогда останется единственным владетелем этих государств. Но выхода не было.

Армия собралась многочисленная. Такого количества воинов еще не было со времени начала борьбы. Только под началом Хмельницкого было почти 360-тысячное войско.

Из летописи Самовидца [83]: «Сейчас же весною Хмельницкий отменил приязнь и соглашение с королем польским и притянул самого хана с большими силами татарскими и с неисчислимыми своими войсками казацкими, которых полков было: полк Чигиринский, полк Корсунский, полк Каневский, полк Лисянский, полк Белоцерковский, полк Паволоцкий, полк Уманский, полк Калницкий, полк Могилевский, полк Животовский… В Овруче особый полковник был, к которому все Полесье принадлежало. Снова за Днепром полки, которые к гетману Хмельницкому пришли: полк Переяславский, полк Нежинский, полк Прилуцкий, полк Ичанский; полк Лубенский, полк Ирклиенский, полк Миргородский, полк Полтавский, полк Зинковский. Те все полки были при гетмане Хмельницком, в которых несчислимое войско было, потому что некоторые полки имели казачества тысяч больше двадцати, потому что село, то сотник, а иная сотня имела люду тысячу. Так все, что было живым, поднялось в казачество, так что едва можно было найти в каком селе такого человека, который не должен был сам или сын в войско идти… а иные, сколько их было, все шли со двора, только одного оставляли… даже где в городах были и права магдебургские, присяжные бургомистры и райцы свою службу покидали и бороды брили и в то войско шли…»