Овладев городом, повстанцы начали осаду замка, в котором засел гарнизонный отряд во главе с Павлом Потоцким. Гарнизон упорно защищался, но и здесь вмешались сочувствующие восстанию мещане, которые открыли ворота замка и спустили мосты.

В Баре были взяты богатые трофеи — орудия, военное снаряжение, боеприпасы. Все это Кривонос приказал грузить на возы и отправлять в Чигирин. А через несколько дней двинулся к новой крепости — к городу Каменец-Подольскому. Крепость и город расположились на полуострове, созданном крутым поворотом речки Смотрич, которая протекает в глубоком скальном каньоне. Сама крепость возвышалась на отвесных скалах и была почти неприступной. Это Кривоноса не остановило, и он начал тщательную подготовку к ее штурму.

Однако через несколько дней осаду Каменец-Подольского пришлось прекратить. Гонец от Хмельницкого привез приказ гетмана немедленно возвращаться к главной армии.

В середине июня 1648 года Богдан Хмельницкий возвратился в Чигирин.

Он давно стремился в этот город, с которым столько связано в его жизни. Еще не так давно он вырвался из него оскорбленный и униженный, спасаясь от преследований коварных недругов. А теперь возвращался победителем.

Не забыть ему того времени, когда, казалось, не уйти от лютой злобы Конецпольского и Чаплинского. Помогли ему тогда добрые товарищи скрыться. И немало способствовала этому жена Чаплинского — Елена. Забывать добро не в его натуре. А затем родилось и другое чувство. И заполнило оно казака, и не отпускало ни на минуту. Не так стар он еще, чтобы не поддаться ему.

Была у него Анна, родная, близкая. Она подарила ему пятерых детей. Когда ее не стало, словно оторвалась у него частица сердца. И казалось, зачерствело оно навеки. Осталась в нем только боль за семью. Но, видно, мало ему было этого. Призывные глаза Елены, ее ласковые руки хотя и не притушили в нем боль, но поселили радость, желание жизни, ощущение в себе той внутренней силы и уверенности, которые влекут человека к действию, к борьбе.

И не мог он, возвратившись в Чигирин, не встретиться с ней. Ему казалось, что и она хотела этой встречи. Может, потому и не бежала с мужем, не побоялась остаться в самом центре восставшей Украины.

После встречи с Еленой он забрал ее к себе, несмотря на осуждающее молчание семьи и товарищей, а их согласие сейчас очень нужно было Хмельницкому. Но его порой не было. Многих испугало нарастающее движение масс, направленное не только против польских панов, но и против своих богатеев, которые часто в жестокости не уступали шляхте. Некоторые из казацких старшин, окружавших Хмельницкого, готовы были прекратить борьбу и договориться с польским правительством об уступках. Не раз об этом заговаривал генеральный писарь Выговский. Недавно казаки перехватили киевского митрополита Косова, пытавшегося отправиться на тайное совещание с представителями польского правительства.

Пришлось твердой рукой осадить легковерных. Да и кто мог сейчас остановить народ, поднявшийся в праведном гневе во весь свой гигантский рост?

Беспокоило гетмана отсутствие вестей от послов из Варшавы и то, что на западных окраинах начала сосредоточиваться польская армия, неясность отношений с русским царем. Вот-вот должна разгореться новая война с поляками. А его люди приводят одного за другим московских посланцев с письмами не к нему, а к тому же Адаму Киселю, через которого шли все сношения польского двора с Московским Кремлем. Что затевают за его спиною?

Вот, например, письмо Адаму Киселю от хотмышского воеводы князя Волховского, которое перехватили казаки. В нем говорится, что порубежные московские воеводы готовы оказать помощь полякам против неприятелей Речи Посполитой. Каких неприятелей? Татар? Царь заверил его через воевод, что он может быть спокоен в отношении России. Как тогда понимать это письмо?

Он призвал к себе московского посланца Тимофея Милкова, который вез это письмо, и бывших с ним товарищей, беседовал с ними и узнал многое. Тогда, подумав немного, он решил отписать Волховскому письмо от себя. Получилось оно горьким:

«Вельможный князь Семион Микитович, воевода Волховский… Не надеялся я от его царского величества великого царя и князя Алексея Михайловича и от вас самих, православных христиан, чтобы наступали на веру пашу христианскую, одинаковую с вашей, а против нас ляхами помогали… Если бы другим разом захотели с нами воевать, хочете ль нам быть приятелями, тогда нам на помощь прибывайте, а мы с вами также, когда в чем случиться тоже, должны будемо тем же способом на услугу вашу с каждым часом заделовать и отслуживать. При этом отдаемся в ласку и приязнь вашу. Дан из Чигирина, дня 20 июня 1648 г.».

Вручив письмо Милкову, Хмельницкий приказал немедля доставить его воеводе и передать, что казаки такого от единоверцев не ожидали. Черев три дня 23 июня Тимофей Милков уже докладывал воеводе о подозрениях гетмана в отношении совместных действий против него поляков и московских ратных людей. Воевода спешно отослал Милкова с письмом Хмельницкого в Москву.

События на Украине серьезно заинтересовали царя. Заботясь о том, чтобы воеводы на местах не сделали какой-нибудь промашки, он велел немедленно отсылать все гетманские письма в Москву в Посольский приказ и лишь затем в Разрядный. Без его, царя, указа гетману отвечать не разрешалось. А спустя некоторое время царь повелел воеводам прекратить переписку с Адамом Киселем.

Все это были приметы перемен к лучшему в отношении русского царя к восстанию на Украине. А вскоре к Хмельницкому стали приходить утешительные вести. В ответ на обращение гетмана о принятии Украины в подданство и оказании военной помощи против Речи Посполитой русское правительство решило отказаться от выполнения военного договора с Польшей. Это был смелый шаг, неминуемо влекущий за собой обострение русско-польских отношений и сближение Речи Посполитой с Крымом. Но Россия пошла на это. Несмотря на настоятельные требования польского правительства послать войска на Украину, ему в этом было отказано. Русское правительство посоветовало польскому, чтобы оно с «войском Запорожским войны не держало и крови христианской не проливало», и предлагало удовлетворить требования Украины.

Помощь русского народа восставшим оказывалась и в других формах. Так, с начала освободительной войны, особенно после подавления восстаний в Москве и других городах, из России на Украину пришло много беглых людей, которые приняли самое активное участие в освободительной борьбе украинского народа. Вяземские воеводы М. Прозоровский и И. Загряжский в июне 1648 года доносили государю в Москву, что в восстании на Украине участвуют и «твои государевы русские люди».

В этом же 1648 году Украину постиг неурожай. Саранча уничтожила хлеб, а то, что осталось, убирать было некому — все ушли на войну. На помощь борющейся Украине пришел русский народ. Украинцам разрешено было приезжать в Россию и покупать здесь без всяких пошлин хлеб, соль и всякие товары. Вольновский воевода сообщал в связи с этим в Москву в марте 1649 года, что ежедневно через город Вольный проезжали с Украины на Курск, Белгород, Оскол и другие города два-три больших обоза. Русские люди везли на Украину возы с хлебом, солью, медом и прочими продуктами. Такая поддержка помогала восставшим не только выжить, но и успешно вести войну со шляхетскими угнетателями.

Поляки стянули свои войска и пошли на Волынь в «посполитом рушении», как саранча, опустошая украинскую землю. Проклятия и стоны неслись им вослед. Медлить дальше было нельзя.

27 июня в Чигирин снова прибыл от Киселя ксендз Петроний Ласка. Лебезил, вынюхивал, убеждал не выступать с войском. Но Хмельницкий был хмур и насторожен. Выслушав заверения Ласки, Хмельницкий показал перехваченное письмо Киселя к московскому двору, в котором говорилось, что казаки ведут войну «из страсти к грабежам и беспорядкам», что «этот мятеж будет опасен и для Московского государства» и ему следует объединиться с Речью Посполитой и «не допустить буйному народу усилиться для бедствия обеих держав».