«Желали мы себе самодержца государя такого в своей земле, яко ваша царская вельможность православный християнский царь… В чем заверяем ваше царское величество, если бы была на то воля божья и твоя царская, сейчас, немедля, на панство то наступать, а мы со всем войском Запорожским услужить вашей царской вельможности готовы, которому с нижайшими услугами своими полностью отдаемся…».

Хмельницкий хорошо понимал, что принятие Украины в состав России должно было повлечь за собой войну между Речью Посполитой и Российским государством, поэтому предлагал русскому правительству начать наступление против общего врага — Речи Посполитой, нанести одновременный согласованный удар по врагу с двух сторон, предупредив выступление панов против Украины.

Крепко задумались бояре, выслушав письмо Хмельницкого. Оно было необычным и по форме, и по содержанию. Каждый из воевод следил, чтобы в обращениях к царю не было пропущено ни одного титула. Если же, упаси боже, это правило нарушалось, то принимались соответствующие меры, даже по отношению к другим государствам. А письмо гетмана начиналось совсем необычно. Такое письмо следовало бы отослать назад, не читая, да потребовать ответа за обиду, нанесенную самодержцу. Но содержание письма и то, что написано было автором необычным, заставляло не обращать внимания на форму. Царь ждал совета. Заседаниями думы руководил царский родственник Никита Иванович Романов. Но он смотрел на Якова Куденетовича Черкасского, который теперь стал как бы премьером нового правительства. Но и тот молчал, отводя глаза на сидевших тут же бояр Бориса Петровича Шереметева, поставленного у раздачи денег, Василия Борисовича Шереметева, поставленного во главе Владимирского приказа, М. М. Темкина-Ростовского — во главе Разбойного приказа, М. Н. Пронского — главу Пушкарского и других. А те также молчали.

Давая совет царю, что ответить на письмо гетмана, приходилось учитывать многое. Дело в том, что в апреле сначала от белгородского воеводы Тимофея Федоровича Бутурлина, а потом и от других воевод прибыли в Москву гонцы с вестью, что казачий полковник Богдан Хмельницкий договорился с крымским ханом пойти вместе войною то ли на ляхов, то ли на Московское государство. «И крымский-де царь послал к ним, черкасам, на помочь Тугай-мурзу Ширина, а с ним пошло… татар 6000». Татар и раньше бивали. Но Хмель увлек с собой чернь. Как бы и своя не подняла головы и не затеяла смуты. Поэтому на рубеж с бурлившей Украиной послали полки, чтобы, пока весть о Хмеле до народа не дошла, «от литовского рубежа по всем дорогам и по малым стежкам и по приметным по всем местам учинить… заставы и сторожи крепкие и велеть беречь накрепко, чтоб… никто не проехал и пеш не прошел и не прокрался никаким обычаи».

Порубежные русские воеводы писали правительству, что боятся украинских повстанцев, которые пользуются сочувствием русских крестьян и горожан, и принимают меры для укрепления пограничных городов. «И по тем, государь, вестям, — писал путивльский воевода Никифор Юрьевич Плещеев, — опасаюся я, холоп твой, от тех самовольников всякого дурна, живу в Путивле с великим береженьем, неоплошно, чтоб от тех воров, от литовских людей, от самовольников, городу Путивлю какое дурно не учинилось».

Приходилось думать и о том, что Россия еще не залечила ран, нанесенных польско-шведской интервенцией в начале XVII века и Смоленской войной 1632–1634 годов. Кроме того, Польшу поддержат Франция и другие государства. А как быть с русско-польским договором, заключенным в мае 1634 года об оказании взаимной помощи в случае нападения Крымского ханства? На основании этого договора польское правительство требует выступления России против Украины, считая, что участие татар в Желтоводской и Корсунской битвах не что иное, как их нападение на территорию Речи Посполитой.

Для русского правительства создалось затруднительное положение. Конечно, не в его интересах помогать Речи Посполитой в войне против братского украинского народа. Но обстоятельства требовали осторожности.

Хорошо поразмыслив, пришли к заключению, что прежде чем дать ответ на письмо, следует хорошо изучить обстановку на Украине и вокруг нее. Уже 22 июня 1648 года по указанию государя порубежным воеводам были направлены грамоты: «…тотчас послать в литовскую сторону, кого пригоже, знающих людей… в разные места… и велети разведать подлинно тайным делом, коими мерами польского Владислава короля не стало, и в котором городе, и кого на его место на королевство чают, брата ль его Казимира королевича, или кого из иного государства берут, и коль скоро. И что у них ныне в Польше и в Литве делается, и в которых местах у них черкасы и татары, сложась, воюют, и много ль их в собранье, и кто к черкасам пристает, и за что у них та ссора с поляками учинилась, и чем ту ссору чают унять. И кто ныне в Польше и в Литве коронные гетманы учинены, и белорусцы к черкасцам не пристают ли… и в которых городах, и есть ли против тех черкас и татар в Польше и и Литве собранья, и в которых местах; да и про всякие вести, что у них делается… разведать всякими мерами подлинно».

И пошли по Украине, Польше, Белоруссии, аж до самого Крыма, «знающие тайные люди», чтобы выведать про все доподлинно и донести своему государю.

«Мы очень жалеем, что хотя и не по нашей вине так много крестьян своей крови пролило и в бусурманскую неволю пошло, — писал Хмельницкий 27 июня 1648 года Киселю. — Дай господи боже, чтобы это больше не повторилось. Но к нам доходят вести, что некоторые паны сенаторы под Луцком войско собирают, чтобы снова против нас воевать, и мы помимо воли вынуждены думать о том, как сохранить свою жизнь. Мы не желаем, чтобы до больших потерь дошло, а потому разослали по всей Украине универсалы о том, что каждый как из нашего Войска Запорожского, так и из других шляхетских подданных под страхом сурового наказания эти бунты и волнения должен прекратить…»

Хмельницкий прекрасно знал, что никакие универсалы не помогут. Не было такой силы, чтобы унять накопившийся в народе гнев против шляхты, чтобы остановить народную месть.

Огонь священного гнева против поработителей разгорался. Народные массы возглавили соратники Богдана. И первым из них был Максим Кривонос. Это он поднял восстания на Брацлавщине и Киевщине, в Подолии и Волыни. А потом перешел на Побужье, освободил Винницу, Брацлав, Райгород, Немиров, другие города. «Этот бесчестный Кривонос поднял на войну неорганизованную толпу и до этого времени по Украине не перестает нарушать наш мир и везде проводит вражеские наступления», — говорится в одном из польских донесений. Испытав жестокости шляхты, он мстил им со страшной ненавистью. И они трепетали при одном имени Максима Кривоноса.

Поляки через Киселя требовали от Хмельницкого, чтобы он унял Кривоноса, а тот делал вид, что ничего о Кривоносе и восстании не знает, что не поддерживает с ним никаких отношений, поскольку строго придерживается условий перемирия.

То же было и с Иваном Ганжой, который поднял восстание в Умани, и с другими соратниками Хмельницкого, возглавившими борьбу в других местах Украины.

Вконец рассерженный на сейм, который не доверил ему командование польским войском, Иеремия Вишневецкий самолично собрал армию и двинулся на Украину. 18 июня 1648 года он был уже в Погребищах и здесь начал жестоко карать всех, кого хотя бы подозревал в участии в восстании.

Из летописи Самоила Величко:«Зрозумевши зась, же на Киев за Днепр, для повставших военных вихоров, не безпечно уже ему простовати, вдался ку Любечу; где Днепр переправивши и Брагиня досягнувшися, княгиню до Вишневца своего сь тяжарами домашними отправил, а самь вдался налево, в промысль военный против казаков ку Погребищамь; где подзорных будто людей, кровь русских до бунтов, а больше невинных на паль тиранско позбивавши, и тим мордерством своим приязнь людскую и власных подданих своих стративши, а на гнев ку себе сердца их запаливши, рушил оттоль к Немирову, своей маетности, такогожь гостинца мордерского, як и Погребищане, сдержали боявшейся».