Кубинцы просили оружия, а также тракторы, электрогенераторы и другую технику. Тито сказал, что проблем в этом не видит. Че Гевара извинился, что у Кубы пока нет в Югославии посольства. По его словам, Югославию, как социалистическую страну, немного боялись. «Лучше сказать — как коммунистическую страну!» — уточнил Тито [629].
Че Гевара пробыл в Югославии еще несколько дней, его очень заинтересовала система самоуправления. «Это совсем новое для нас явление», — признался он, пообещав обо всем рассказать на Кубе.
Однако, несмотря на теплый прием, Че, как оказалось, не особо проникся не только югославским, но и советским опытом. Гораздо ближе ему казалась китайская революция. С кубинским лидером Фиделем Кастро у Тито в дальнейшем сложились теплые, но противоречивые отношения. Тито поддержал кубинцев во время американской блокады и Карибского кризиса 1962 года. Куба стала одним из основных членов Движения неприсоединения, но, поскольку Кастро ориентировался на Москву, Тито считал Кубу «проводником советского влияния» в Движении.
В 1960 году Тито продолжил свой «марафон встреч и переговоров». В июле Тито встретился с сэром Уинстоном Черчиллем. Черчилль приплыл в Сплит со своей женой Сарой на яхте знаменитого миллиардера Аристотеля Онассиса.
Яхта пришвартовалась к небольшому причалу у виллы «Далмация». Знаменитому политику, а теперь и лауреату Нобелевской премии в области литературы 1953 года (выигравшему тогда у самого Хемингуэя) было уже 86 лет, и он с трудом передвигался, опираясь на толстую трость. Встречавший Черчилля Тито поддерживал его под руку, сзади шли их жены.
Потом Черчилль пригласил Тито и Йованку на яхту. Их там встретил сам Онассис. Началась беседа, принесли напитки. Черчиллю плеснули на дно бокала немного виски. «Почему Вы налили себе так мало виски? — спросил Тито. — Вы же учили меня, что виски надо пить большими порциями!» — «Ну, это было тогда, когда мы оба были у власти, — ответил Черчилль. — Теперь же у меня ее нет, а Вы держите ее по-прежнему!» [630]
Это был третье и последнее свидание Тито и Черчилля. После смерти бывшего британского премьера в начале 1965 года Тито говорил в интервью французскому журналу «Пари матч»: «У меня о нем хорошее мнение как о государственном деятеле, если, конечно, не учитывать то, что он сделал против рабочего движения и особенно против молодой Советской республики во время интервенции. Однако, оценивая его деятельность через призму того, что он сделал во время прошлой войны, могу сказать, что считаю его одним из самых крупных политиков новейшего времени. И долго еще придется ждать, пока появится новая личность такого масштаба» [631].
Тито часто спрашивали, как он оценивает того или иного политика, с которым ему приходилось встречаться. Однажды он сказал, что очень ценит генерала де Голля, который сумел завершить войну в Алжире и вообще много сделал для Франции. «Я вижу, что он очень смелый человек, — сказал Тито. — Я люблю смелых людей, которые не боятся экспериментов» [632].
Но отношения с де Голлем у него не складывались. Де Голль ни разу не был в Югославии. Он, во-первых, не простил Тито расстрела Дражи Михайловича, с которым вместе учился во французской Военной академии и дружил. Время от времени де Голль, как будто назло Тито, публично называл Югославию Сербией, давая понять, что это государство он считает искусственным образованием. «Кажется, де Голль что-то имеет против меня, — удивленно говорил Тито. — Он упрямый человек!» [633]
Де Голль обвинял Тито и во вмешательстве в алжирские дела. Югославия поддерживала алжирских партизан, сражавшихся за независимость своей страны от Франции. Им передавались крупные партии оружия, алжирцы учились в югославских военных училищах, а раненые бойцы лечились в югославских госпиталях. Уже в конце политической карьеры де Голля возникла еще одна точка раздора: в 1967 году Тито поддержал арабов во время «шестидневной войны» с Израилем и разорвал с Тель-Авивом дипломатические отношения.
В феврале 1962 года Тито отправился в очередной «путь мира». На этот раз — на «пылающий континент», как тогда называли Африку. В феврале 1961 года «Галеб» взял курс на Гану. После Ганы Тито посетил Того, Либерию, Гвинею, Мали, Марокко, Тунис и закончил свое путешествие по традиции у друга Насера в Объединенной Арабской Республике. Поездка по Африке длилась 76 дней, и за это время Тито в очередной раз открывал неизвестный до сих пор для себя мир.
Тито и президент Насер решили обратиться к главам государств третьего мира с предложением провести конференцию представителей стран, не входящих в военные блоки. Она должна была пройти в Белграде.
1 сентября первая конференция глав государств и правительств неприсоединившихся стран действительно начала свою работу в столице Югославии. В ней принимали участие 25 участников и три наблюдателя — Боливия, Бразилия и Эквадор. Этот день считается датой основания движения неприсоединения. «Эта встреча, — заявил Тито на открытии конференции, — должна донести до великих держав мысль, что судьба мира не может быть только в их руках» [634].
Конференция продолжалась шесть дней. Среди документов, которые она приняла, были письма к Хрущеву и Кеннеди с призывом начать переговоры о самых острых проблемах в мире.
Таким образом, в результате усилий Тито и его единомышленников на свет появилась, пожалуй, одна из самых необычных международных политических организаций, которая когда-либо существовала в истории. Движение неприсоединения объединяло не только государства с различными социальными системами, но и вообще страны, которые, казалось бы, существовали в разных измерениях — абсолютные средневековые монархии и социалистические республики. Рядом с коммунистами заседали те, кто их с наслаждением пытал и убивал, рядом с королями и шейхами — настоящие людоеды. Некоторые из участников движения испытывали друг к другу чуть ли не физическое отвращение. Но Тито, Неру, Насер и Сукарно сумели объединить и сплотить их всех.
Югославия была единственной европейской неприсоединившейся страной. Во многом и политика «неприсоединения» строилась по югославскому образцу — «ни Запад, ни Восток, но мирное сосуществование со всеми странами».
Со временем в движение неприсоединения вошли страны, в которых проживало 55 процентов населения Земли. На мировой арене и в ООН оно превратилось во внушительную силу, а Югославия, благодаря своему лидерству в движении, могла почти на равных разговаривать с сверхдержавами. Несмотря на скромный дипломатический опыт, Тито стал одним из крупнейших и успешных дипломатов XX века — пока он был жив, его детище развивалось и крепло. В октябре 1964 года в работе второй конференции в Каире участвовали уже 47 стран и 10 наблюдателей. В работе следующей, в столице Замбии Лусаке, — 54 страны; в 1973 году в Алжире — 75 государств, в столице Шри-Ланки Коломбо в 1976 году — 86 участников, а в Гаване в 1979 году — 95 стран, не считая наблюдателей и гостей.
Югославские строители, инженеры, врачи, учителя и военные были теперь разбросаны по всему миру. В Эфиопии они строили ГЭС, в столице Габона Либревиле — здание Организации африканских государств, в Центрально-Африканской Империи — дворцовый комплекс императора Бокасса, который потом оказался людоедом, и т. д. В то же время на судоверфях в Сплите строились корабли для Индии, на заводе имени Раде Кончара в Загребе производили генераторы для Танзании и Кубы, на оружейных заводах Крагуевца — югославские версии автоматов Калашникова для Алжира и партизан Мозамбика.
Со временем Тито настолько полюбил свое детище в лице движения неприсоединения, что стал уделять ему чуть ли не большую часть своего времени. До восьмидесяти, а то и до девяноста процентов дипломатической активности Югославии уходило на связи со странами Азии и Африки [635].
