— Он устроил меня и ушел, — перебила девушка.

Пирс невозмутимо продолжал:

— Мы хотим услышать, в каких отношениях вы были с мистером Пенхоллоу, зачем с ним встретились, зачем остались в Бамфорде.

В комнате для допросов стало так тихо, что Маркби слышал тиканье часов на стене и тихое дыхание служащей полиции, сидевшей неподалеку.

Кейт Драго спросила сдавленным голосом:

— Почему были? Что с ним случилось?

— Всему свое время, — ответил Пирс. — Почему не хотите рассказывать о прошлом вечере?

Кейт рывком вскочила, приблизила к инспектору бледное взволнованное лицо, и тот отпрянул.

— Не смейте на меня давить! Ваш сержант дал понять, что с ним что-то произошло, и я вам ничего не скажу, пока не объясните! Он пострадал? В больнице?

Пирс не ответил, и она упала на стул с побелевшим лицом. Серые глаза стали огромными и впервые с ее появления здесь перепуганными.

— Он… он…

Пирс вспыхнул, поправил галстук, передернул плечами, обтянутыми твидовым пиджаком, и объявил, пожалуй, с излишней силой:

— Мистер Пенхоллоу мертв!

Кейт пошатнулась на стуле, служащая полиции вскочила. Видя это, Кейт взяла себя в руки и тихо шепнула:

— Ничего… Все в порядке.

Не похоже, решил Маркби. Отношения с Пенхоллоу явно были очень близкими. Пирс подумал то же самое.

— Выпьете воды, мисс Драго? Похоже, вы сильно расстроены новостью.

— Конечно, расстроена, черт побери! — выпалила Кейт, разрядив криком напряженную атмосферу. Потянулась к столу, тряхнула бронзовыми волосами. — Вы не понимаете! Слушайте… тут какая-то ошибка. Он не мог умереть! Я должна его видеть, должна поговорить… Мы так ничего и не решили, а это очень важно…

Поток слов разом оборвался, будто она потеряла дар речи.

— К несчастью, он мертв, мисс Драго. Теперь вы понимаете, почему нам так важно узнать о каждом его шаге, о том, кто с ним говорил или видел его за последние двадцать четыре часа? Вы должны честно и откровенно все рассказать. Просто опишите, что делали, и, если повезет, нам больше не придется привлекать вас к расследованию. Еще раз спрашиваю: в каких отношениях вы были с мистером Пенхоллоу?

Кейт снова села, пригладила взлохмаченные волосы. Наконец, тихо и четко проговорила:

— Теперь скрывать нечего. Я и раньше никогда не скрывала. Он сам не хотел… Сейчас уже не важно, чего он хотел, правда? И чего я хотела… Смерть все стерла. Любую дурацкую тайну. В конце концов, это значения не имеет.

Она хрипло невесело рассмеялась.

— Действительно, — с оттенком любопытства подтвердил Пирс, — сейчас не время для тайн. Вы были любовниками?

— Что?.. — Девушка с искренним изумлением вытаращила глаза. Потом выпрямилась на стуле, пронзила инспектора возмущенным взглядом и требовательно спросила: — Боже милостивый, вы всегда задаете подобные вопросы?

«В сумке? — В сумке», [11]— вспомнил Маркби. Либо это необыкновенная девушка, либо, как он уже заподозрил, прекрасная актриса. Интересно, знакома ли она с пьесой Уайльда?

Сотрудница полиции усмехнулась и, встретившись взглядом с суперинтендентом, виновато отвела глаза.

— К сожалению, — сказал несчастный Пирс, вновь краснея, — я обязан задавать неприятные и нескромные вопросы. Итак, вы были любовницей Эндрю Пенхоллоу?

— Да вы просто помешаны на всякой мерзости! Разумеется, нет, кретин, я не любовница! — Серые глаза гневно сверкнули. — Я его дочь!..

— Все разошлись?

Карла Пенхоллоу взмахнула рукой, устремив взгляд на силуэт сына в дверях.

— Все. И полиция, и миссис Флак. Мне пришлось буквально выпихнуть ее из дома. По ее мнению, рядом с тобой должна быть женщина для поддержки. Я сказал, сами справимся. — Люк тревожно прищурился на мать, как бы не совсем уверенный в последнем.

Гостиная была по-прежнему освещена одной настольной лампой, как во время посещения Маркби. После его визита миссис Флак позаботилась разжечь огонь в камине, воздух наполнился запахом смолы. Поленья потрескивали.

«При сильных переживаниях необходимо тепло, — объявила она. — Ничто так не успокаивает, как живой огонь».

Из камина шло не только тепло, но и свет. В его сиянии комната стала уютной, на стенах и потолке плясали искаженные тени. Поленья словно шептались в пламени, время от времени издавая долгое шипение, словно сообщали какую-то тайну.

Карла сидела в кресле перед топкой с пустой кофейной кружкой под ногами. Наклонившись вперед, пристально смотрела в огонь, как ребенок, видящий там картины. Придвинулась так близко, что Люк опасался, как бы мать не опалила лицо. Несмотря на пылавший камин, она надела старый кардиган его отца поверх свитера, туго подпоясавшись, спрятав руки в широкие рукава на манер китайского мандарина.

Он прошел в комнату, высокий, шести с лишним футов, могучего сложения. Огонь в камине придал розоватый оттенок его обветренному и загорелому добродушному лицу. В этом старом доме его можно было принять за сквайра восемнадцатого века, только что вернувшегося с верховой прогулки.

— Как теперь себя чувствуешь, мам?

Карла ответила вопросом на вопрос:

— О чем вы говорили? Я слышала — спорили.

Люк нахмурился.

— Ни о чем. Немного полицейской бюрократии. Не беспокойся.

Мать с подозрением на него посмотрела, поэтому пришлось добавить:

— Полицейские хотели забрать папино оружие. То есть забрали, я не смог помешать. Сначала заставили меня вытащить все из шкафа, хотя дверцы заперты — какой смысл? Потом собрались увезти, и я довольно резко спросил зачем. У папы законно оформленная лицензия. Оружие хранится в металлическом контейнере, привинченном к стене, и из него сто лет не стреляли. Любой подтвердит. А они говорят, что теперь… что лицензия выдана папе, и, если мы его хотим сохранить, надо переписать на твое имя или на мое, значит, заново подавать прошение. Ссылались на законы, давали советы. Не пойму полицейских. Столько времени тратить…

Он умолк, недовольно поморщившись.

Карла, удовлетворив любопытство, вновь уставилась на поленья, которые выбрасывали оранжевые искры.

Люк присел рядом, поднял с пола пустую кружку, покрутил в ладонях.

— Мам, тебе в самом деле надо поесть. Айрин Флак говорит, целый день не ела. Давай, я чего-нибудь принесу.

Карла горестно улыбнулась, протянула тонкую руку, взъерошила сыну волосы.

— Ничего не хочу, милый.

— Надо! — настаивал он.

— Ну, стаканчик виски пойдет, — согласилась она.

— Только под закуску. Слушай, я омлет приготовлю, честно. И заодно пару тостов.

— Ох, Люк! — Карла сдавленно рассмеялась. — Какой ты заботливый… Все перевернулось вверх дном. Это я должна вокруг тебя суетиться после такого, не говоря уже о долгой дороге и спорах с полицией… Я никуда не годная мать.

— Эй! — возразил он. — Ты самая лучшая. Знаешь, я не ребенок.

— Знаю. Кажется, только недавно разъезжал по саду на трехколесном велосипеде, маленький мальчишка… Ладно. Не буду тебе досаждать воспоминаниями о детстве. Хотя никто не слышит… — Она закрыла лицо руками и глухо повторила: — Никто…

Люк поднялся, присел на ручку ее кресла, обнял загорелой рукой худенькие плечи.

— Я слышу.

Посидели в молчании, потом Карла спокойно сказала:

— Согласна на омлет. Мы с тобой оба должны поесть. Только сначала виски.

Он рассмеялся, хлопнул ее по плечу.

— Договорились.

После еды Люк составил посуду в раковину до утреннего прихода миссис Флак, налил матери еще выпить.

— Ничего, — сказал он. — Не стану тебя спаивать. Это вместо снотворного. Хлопни и спать ложись.

Карла поднесла стакан к свету, и виски засветилось расплавленной бронзой.

— Хлопнуть? Милый мальчик, это драгоценный отцовский восемнадцатилетний «Маколлан». К нему надо относиться с почтением.

Люк усмехнулся и сел рядом с ней. Поленья почернели, превратились в хрупкие скелеты, окаймленные белым пеплом, которые с легким вздохом рассыпались на угли. Карла покачивала стакан, наблюдая за колыхавшейся жидкостью.