Открытие собственно эсхатологического измерения новозаветных преданий, состоявшееся в XIX‑XX веках, оказало влияние на все области современного богословия. Для большинства современных богословов христианство — не христианство без эсхатологии: без царства Божия, которое одновременно и наступило, и только грядет, без надежды, связанной не с уходом из этого мира, а с новым действием Бога, который преобразит все в новое творение, — процесс, уже начатый воскресением Иисуса. Открытие эсхатологического измерения христианского богословия связано с заметным возрождением учения о Троице среди как католических, так и протестантских богословов. Для богословов Троицы вечность — это не отсутствие времени (как например, у Августина) и не бесконечное время (то есть хронологическое/физическое время); скорее это «сверхвременность» (например, у Барта). Это источник и цель времени, «будущее будущего» (см., например, у Мольтмана), adventusи не только futurum(см., например, у Питерса). Эсхатология предполагает, что Бог, действующий из вечности, дотягивается до времени («пролепсис» Панненберга) и искупляет мир жизнью, служением, смертью и воскресением Иисуса.

Однако эти подходы до сих пор не вступали в диалог с физикой и космологией XX века. Встает вопрос: можно ли полагаться на христианскую эсхатологию и отношения времени и вечности в свете физической космологии и известных нам сценариев будущего вселенной?

Четвертым движением является само растущее поле «богословия и науки». Несмотря на заявления, что открытый конфликт между богословием неизбежен, или что они представляют собой разные миры, в конструктивном диалоге между богословием и наукой наблюдается огромный прогресс.

Прогресс, достигнутый в «богословии и науке» за последние четыре десятилетия, стал возможен благодаря замечательной новой методологии, разработанной в начале этого периода. Укажу на первопроходческие работы Йена Барбура [3], а также Артура Пикока [72] [120], Нэнси Мерфи [63, 64, 65] [121], Филипа Клейтона [12], Джорджа Эллиса [21, 65], Джона Полкинхорна [76] и многих других, каждый из которых внес значительный вклад в наше растущее понимание методологии, обычно называемой «критическим реализмом». Из трех их основных аргументов я приведу здесь два [122].

В современной эпистемологии научные дисциплины образуют иерархию, которая начинается с физики и затем включает в себя разнообразные естественные, социальные и гуманитарные науки, вплоть до этики и богословия. Теории нижних уровней (физика, биология и т. п.) накладывают ограничения на теории верхних уровней, например нейрофизиологию, психологию, богословие (полемика с концепцией «двух миров», полностью изолированных друг от друга). В то же время присутствие на верхних уровнях качественно новых процессов и свойств не позволяет редуцировать их к нижним уровням.

Используя методы аналогии, мы можем сказать, что богословская методология построения теорий и проверки их в парадигмах аналогична научной методологии (хотя и имеет несколько важных отличий).

В результате имеется по меньшей мере пять способов, или «путей», которыми естественные науки могут повлиять на конструктивное богословие (см. рис. 17.1; на пути 6–8 пока не обращаем внимания). Я сосредоточусь на физике и космологии и буду использовать схему «НИП —> БИП», предложенную Джорджем Эллисом для обозначения влияния научно–исследовательских программ (НИП) на богословские исследовательские программы (БИП). Первые четыре пути показывают нам, что теории физики, в том числе используемые ими эмпирические данные, могут являться данными для богословиякак напрямую (пути 1 и 2), так и косвенным путем, через психологический анализ (пути 3 и 4).

Путь 1: теории физики могут прямо влиять на богословие, ограничивая его построения.Например: богословская теория о божественном действии не должна нарушать специальную теорию относительности.

Рис. 17.1.Методика творческого взаимодействия

Путь 2: теории могут прямо влиять на богословие, «объясняясь» богословием или ложась в основу конструктивных богословских аргументов.Интересный пример представляет уравнение t = 0 в теории Большого взрыва (см. далее).

Путь 3: теории физики могут служить данными для богословия косвенным образом, после их философского анализа.Например, индетерминистская интерпретация квантовой механики может действовать в философской антропологии, предоставляя на уровне физики условия для материального воплощения свободной воли.

Путь 4: теории физики могут также влиять на богословие косвенно, будучи инкорпорированы в разработанную систему философии природы (например, как в философии Альфреда Порта Уайтхеда).Наконец,

Путь 5: теории физики могут функционировать в контексте богословских открытий эвристически, предоставляя концептуальное, опытное, практическое/моральное или эстетическое вдохновение. Так, космология Большого взрыва может внушить богослову чувство имманентности Бога в природе.

При помощи этой методологии на протяжении последних четырех десятилетий физика, космология, эволюционная и молекулярная биология, генетика и другие области естественных наук вводились в текущие богословские размышления над учением о Боге и творении, а также в богословскую антропологию. Изначальная сингулярность в стандартной космологии Большого взрыва представляет то, что богословие творения ex nihilo описывает как случайность вселенной [87]. Антропный принцип («тонкая настройка» природных законов и констант) принимается некоторыми как свидетельство божественного космологического замысла на уровне законов природы [21, 65]. Движение к космологии инфляционного Большого взрыва оставляет проблему t = 0 нерешаемой, однако не отменяет случайности возникновения вселенной и, следовательно, философского смысла «творения» как творения из ничего, хотя некоторые ее версии и предлагают против аргумента «точной настройки» стратегию «множества миров». Даже квантовая космология в сочетании с «вечным расширением» оставляет «мегавселенную» случайной и открывает вопрос ее существования для богословского ответа.

В рамках учения о творении можно рассматривать и эволюционную и молекулярную биологию. Основной аргумент: эволюция — это способ, которым Бог творит жизнь. Бог, с одной стороны, трансцендентен творению в целом («из ничего»), но с другой — имманентно присутствует в каждом его процессе как постоянный Творец (creatio continua).Возникновение сложной химической и биологической структуры, жизни и сознания рассматриваются как новые эмерджентные феномены в контексте непрерывных естественных процессов, которые, в свою очередь, приписываются непрерывному действию постоянно творящего Бога.

Такие рассуждения вызвали более сосредоточенное и продолжительное внимание к смыслу божественного действия и законов природы. Унаследованное от классической физики представление о полном детерминизме законов природы приводило многих богословов первой половины XX века к «ложной альтернативе» — выбору между объективным божественным вмешательством и субъективным божественным действием, разделяя их на консерваторов и либералов. Многие исследователи богословия и науки отмечают, что наука XX века изменила наши представления о природе как закрытом механизме, напротив, теперь мы находим в ней открытость (онтологический индетерминизм). Это, в свою очередь, позволяет говорить об объективных действиях Бога, проявляющихся в конкретных событиях, по–новому, не полагаясь на интервенционистские описания таких действий [123]. Плодотворно разрабатываются три подхода к «неинтервенционистским объективным божественным действиям»: подход «сверху вниз», рассматривающий либо действия Бога по отношению к миру в целом на примере космологии Большого взрыва [124], либо действия Бога по отношению к личности на примере нейрофизиологии / когнитологии [125]; поиск онтологического индетерминизма в поведении хаотических систем [126]и подход «снизу вверх», использующий для поддержки индетерминизма квантовую физику [127]. Используемая аргументация включает в себя панэнтеистические, неотомистские [128]и уайтхедианские [129]аргументы.