Николай Дмитрии в последний раз хрипло вскрикнул, а затем его голова неестественно завалилась назад

Левин закричал и бросился вперед, чтобы закрыть собою Кити; священник расплакался и шепотом принялся молиться в бороду. Татьяна стремительно выпрыгнула из-за портьеры, за которой они таились вместе с Сократом, и приземлилась на одного из Солдатиков.

— Ох, помогите! — закричал Солдатик, когда робот, сменив свой привычный розовый цвет на интенсивный оранжевый, вцепился ему в лицо своими длинными ухоженными ногтями из грозниума. — На помощь!

Но напарник не мог помочь ему: на глазах у застывших от ужаса посетителей комнаты неземное существо издало высокий воинственный крик, прыгнуло с кровати, согнув свои гигантские пальцы-когти, и приземлилось на втором Солдатике, который только-только собрал волю в кулак, чтобы поднять испепелитель и прицелиться. Прежде чем он успел выстрелить, монстр захлопнул клюв, поглотив голову человека, словно капкан, сомкнувший свои челюсти на жертве. Чудовище попятилось назад с безвольно свисающим телом солдата в пасти, ударило толстым, как ствол дерева, хвостом о стену и с грохотом вышло через сломанную дверь.

Татьяна продолжала сидеть верхом на первом Солдатике, механически избивая его сжатыми кулаками, на жертву сыпались десятки ударов в секунду; в конце концов жертва затихла. Гибкий робот долго сидел, свернувшись спиралью на теле Солдатика, частые вспышки в ее глазах постепенно сменились миганием привычной интенсивности. На протяжении всего этого времени Левин растерянно смотрел на постель, в которой еще совсем недавно лежал брат — теперь там остались только пропитанные кровью и слизью простыни, усыпанные ошметками мяса нездорового цвета и маленькими серыми клочками осыпавшейся кожи. Сократ осторожно помог Татьяне подняться на ноги, а затем наклонился, чтобы осмотреть разбитое тело Солдатика, доставая из связки инструментов в бороде увеличительное стекло.

Кити смотрела на своего робота-компаньона со смущением, обожанием и страхом.

— Я… я не могу выразить словами мою благодарность за то, что ты подвергла себя такому риску, чтобы защитить нас и себя. Но… но Тат… — она замолчала, и Левин вынужден был договорить за нее:

— Татьяна, ты нарушила Железные Законы. Роботам запрещено бить людей! Как твоя программа позволила тебе сделать это?

—  Я не уверена, — медленно произнесла Татьяна, нервно оглаживая пачку дрожащим манипулятором.

—  Я все объясню, — сказал Сократ. — Это не тело человека. Это грозниум. Солдатики были роботами.

После слезного прощания со смелыми роботами-компаньонами Левины отправились обратно в Покровское; в дороге Константин Дмитрич размышлял о двух мистических происшествиях: первое было ужасная смерть брата, ставшая результатом того, что Николай каким-то образом превратился в живой кокон и одновременно пищу для отвратительного инопланетного существа; второе заключалось в неожиданном откровении — новые кадры, набранные Министерством для того только, чтобы изымать по всей стране роботов III класса, оказались вовсе не людьми, а самыми настоящими роботами-андроидами. Мысли эти возобновили в душе Левина то чувство ужаса пред неразрешимой загадкой и близостью, неизбежностью смерти, которое охватило его в тот осенний вечер, когда он лег спать в той же комнате, что и брат.

Чувство это теперь было еще сильнее, чем прежде; еще менее, чем прежде, он чувствовал себя способным понять смысл смерти, и еще ужаснее представлялась ему ее неизбежность; но теперь, благодаря близости жены, чувство это не приводило его в отчаяние: он, несмотря на смерть, чувствовал необходимость жить и любить. Он чувствовал, что любовь спасала его от отчаяния и что любовь эта под угрозой отчаяния становилась еще сильнее и чище.

Не успела на его глазах совершиться одна тайна смерти, оставшаяся неразгаданной, как возникла другая, столь же неразгаданная, вызывавшая к любви и жизни. Доктор подтвердил свои предположения насчет Кити. Нездоровье ее была беременность.

С той минуты, как Алексей Александрович понял из объяснений со Степаном Аркадьичем, что от него требовалось только то, чтоб он оставил свою жену в покое, не утруждая ее своим присутствием, и что сама жена его желала этого, он почувствовал, что сходит с ума, и безумие, словно лихорадка, поднималось обжигающим жаром в голове его, распаляясь все сильнее и сильнее; это было именно то состояние, которого так жаждало Лицо. Чтобы Каренин ослаб… чтобы он одарил преступников своим прощением… чтобы эта женщина и этот усатый разбойник-совратитель остались живы и получили долгожданную свободу… Лицо знало, что со временем их беззаботное существование начнет, словно крапива, жалить измученную душу Каренина, и он к тому моменту перейдет границу разумного, и уже не будет возврата.

Алексей Александрович не знал, чего теперь желал. Только когда Анна уже уехала из его дома и II/Лакей/7е62 спросил его, должно ли накрывать стол на двоих, хотя он и собирался обедать в одиночестве, он в первый раз понял ясно свое положение и ужаснулся ему. Труднее всего в этом положении было то, что он никак не мог соединить и примирить своего прошедшего с тем, что теперь было. Не то прошедшее, когда он счастливо жил с женой, смущало его. Переход от того прошедшего к знанию о неверности жены он страдальчески пережил уже; состояние это было тяжело, но было понятно ему. Если бы жена тогда, объявив о своей неверности, ушла от него, он был бы огорчен, несчастлив, но он не был бы в том для самого себя безвыходном непонятном положении, в каком он чувствовал себя теперь. Он не мог теперь никак примирить свое недавнее прощение, свое умиление, свою любовь к больной жене и чужому ребенку с тем, что теперь было, то есть с тем, что, как бы в награду за все это, он теперь очутился один.

ОПОЗОРЕННЫЙ. ОСМЕЯННЫЙ. НИКОМУ НЕ НУЖНЫЙ И ВСЕМИ ПРЕЗИРАЕМЫЙ.

— Да, именно так, — согласился Каренин, обходя опустевшие комнаты в собственном доме.

НО ТОЛЬКО НЕ МНОЙ.

НИКОГДА ТЕБЯ НЕ ОСТАВЛЮ.

Душевные силы Каренина поддерживались энергичными увещеваниями Лица, так что Алексей Александрович сумел сохранить вид спокойный и даже равнодушный. Отвечая на вопросы о том, как распорядиться с вещами и комнатами Анны Аркадьевны, он делал величайшие усилия над собой, чтобы иметь вид человека, для которого случившееся событие не было непредвиденным и не имеет в себе ничего выходящего из ряда обыкновенных событий, и он достигал своей цели: никто не мог заметить в нем признаков отчаяния.

На второй день после отъезда в дом явился приказчик из модного магазина, которому прежде Каренин отослал записку, что все неоплаченные счета жены должны отныне отсылаться к ней напрямую.

— Извините, ваше превосходительство, что осмеливаюсь беспокоить вас. Но ее превосходительство сейчас на Луне, откуда крайне затруднительно бывает получить денежные средства.

Алексей Александрович в своей холодной сдержанной манере начал было объяснять, что какую бы планету или планетоид ни выбрала его жена для проживания, его это мало касается. Но тут он остановился на середине предложения и слегка наклонил голову набок, прислушиваясь к наставлениям, звучавшим в голове его.

ДА КАК ОН СМЕЕТ?

«Да, точно, — подумал Каренин, — кто ему позволил так говорить со мной?»

— Вы пришли ко мне за деньгами. Деньгами, которые задолжала вам моя жена. Вы пришли и разговариваете со мной так, словно бы не знаете положения семьи нашей.

— Я, конечно же, осведомлен, — вымолвил приказчик, запинаясь, — я знаю, о чем вы говорите.

— Так, — начал Алексей Александрович, и человеческая часть лица его искривилась в усмешке, а в изменившемся голосе появились металлические нотки, — НО ЗНАЕТЕ ЛИ ВЫ, КТО Я?

— Я… я… конечно, ваше превосходительство, — растерянно ответил приказчик, пятясь назад, — и, безусловно, в обычной ситуации я бы сначала прислал своего робота III класса, прежде чем беспокоить вас лично. Маленького забавного робота по прозвищу Тотальная-Распродажа. Но, как вы знаете, он был отправлен на корректировку.