Что ж подвиги ясновельможного паньства описаны сочно, без ложной стыдливости – на дворе как никак 16 век. Тогда польские пропагандисты еще, конечно, были далеки от правозащитной «стыдливости» западной информационной машины 21 века и не хотели скрывать того, в чем столь преуспели носители «золотой вольности» – в разорениях ненавистной им Московии.

На протяжении лета шведы опустошали Карелию и ижорскую землю, обстреливали корабельной артиллерией Нарву и Ивангород.

27 сентября шведская армия, под командованием генерала Г. Горна, подходит к Нарве и приступает к ее осаде. Из Пскова на помощь Нарве идут полки кн. Т. Трубецкого и Р. Бутурлина, из Юрьева – войско кн. В. Хилкова и И. Кобякова. После двухнедельной осады и нескольких штурмов, потеряв около 4 тысяч человек, шведы отступают.

«Тое же осени государь посылал изо Пскова воевод князя Василья Дмитреевича Хелкова да Михаила Безнина, да Ивана Фустова в Летовскую землю и в Курланскую, и в Латыгорскую воевати, а с ними 40 000 дворян и тотар, и воевали до Вильна». Сообщение Соловецкого летописца показывает, что и в это время русские не отказываются от наступательных действий.

Возможно в связи с этим глубоким рейдом русских войск Стефан Баторий возвращается в Вильну.

Состоявшийся в начале 1580 г. Земский собор принимает решение о возвращении государству боярских и княжеских вотчин, разными путями попавшими во владение церкви – собравшиеся представители сословий прекрасно понимали, что правительство нуждается в средствах.

Летом 1580 г. Стефан Баторий выступает в новый поход на Русь. Кроме венгерских гайдуков его брата князя седмиградского, в очередном нашествии участвуют массы европейских наемных солдат и даже мобилизованные из королевских имений крестьяне. Всего в польском походе задействовано 50 тысяч войска, из них 21 тысяча наемной пехоты (согласно данным Р. Скрынникова – 48 399 человек). Стефан Баторий обладает первоклассной артиллерией, в том числе 30 крупнокалиберными осадными пушками.

Русские войска на западе опять сильно растянуты на протяженном фронте, от ливонского города Кокенгаузена (Куконас) до Смоленска. Большие русские силы сосредоточены на юге для обороны от крымского хана (в этом году уже состоялся набег крымцев). Русские силы находятся и на южном берегу Финского залива, в Западной и Восточной Карелии – на случай наступления шведов.

Несмотря на горячее желание дойти до Москвы, осторожный Стефан Баторий понимает, что союзников у него там нет, силы феодальной реакции в России разгромлены.

Польский король ставит своей целью овладение Великими Луками в псковской земле, чтобы затруднить сообщение Москвы с Юрьевым и другими ливонскими крепостями, а также прервать коммуникации между Новгородом и югом псковского порубежья.

Польское войско собралось в местах своей боевой славы, на реке Улла, в районе белорусского местечка Часники. Это было сделано, чтобы русская войсковая разведка решила, что враги идут на Смоленск.

Королевская армия двинулась к Великим Лукам в начале августа. А в смоленской земле войско коронного гетмана Я. Замойского 6 августа осадило деревяную крепость Велиж. Семитысячному польскому войску здесь противостоял гарнизон численностью около 1500 человек. После того, как крепость была зажжена калеными ядрами, защитники города сдались.

15 августа небольшая крепость Усвят, в псковской земле, была захвачена войском Христофора Радзивилла, кастеляна троцкого.

Как сообщал участник нашествия пан Зборовский, во второй половине августа черкасский староста, князь Вишневецкий, «соединившись с дикими татарами, зашел в глубь московских земель и угнал больше 3000 пленных и больше 10000 скота». [56]Заметим, что участие «диких татар» в польско-литовском походах на московское государство последовательно замалчивается не только западными, но и нашими псевдориками. Принято говорить только о бесчисленных татарских ордах в составе московского войска.

26 августа польские войска, численностью в 35 тысяч человек, приступили к осаде Великих Лук. Русскими силами командовали воеводы кн. Ф. Лыков, кн. М. Кашин, Ю. Аксаков, В. Бобрищев-Пушкин и В. Измайлов. В роли «представителя ставки» был И. В. Воейков Большой. В районе Торопца стоял отряд под командованием кн. В. Хилкова и И. Кобякова. Ожидая подкреплений, он не мог внести серьезного вклада в борьбу за город и лишь беспокоил коммуникации противника.

Осада города велась и во время переговоров, которые вел король Стефан Баторий с посланцами царя.

Для защиты от зажигательных снарядов защитники города обложили деревянные стены слоем земли и дерна. Но эта защита была разнесена мощной вражеской артиллерией.

Осажденные совершали отчаянные вылазки, по время одной из них даже захватили королевское знамя. Только за второе сентября враг потерял около 200 человек. Защитники гасили огонь на стенах, оборачиваясь мокрыми шкурами. Открытые пожары удавалось тушить, но деревяные конструкции стен продолжали тлеть.

Пятого сентября пожар охватил большую часть города и воеводы согласились на капитуляцию.

Однако венгры, а за ними поляки, после входа в город, начали резню пленных и местного населения.

Как свидетельствует пан Л. Дзялынский: «Наши учинили позорное и великое убийство, желая отомстить за своих павших товарищей… Они не обращали ни на кого внимания и убивали как старых так и молодых, женщин и детей… Все заняты были убийствами и грабежом, так что никто не тушил пожар. Огонь охватил всю крепость и спасать более было нечего. Когда огонь дошел до пороха, то наших погибло разом 200 человек; 36 пушек сгорело и несколько сот гаковниц, несколько тысяч ружей и других ценных вещей; денег, серебра и шуб весьма много, так что нашим мало досталось, кроме разве платья и денег, взятых с убитых. Приехавши в лагерь, гетман приказал ударить в барабан, чтобы сходились к нему ротмистры с товарищами; когда они явились, гетман, принесши благодарение сперва Господу Богу, благодарил потом всех за то, что исполнили свой долг, постарались о том, что свойственно хорошим мужам и воинам, обещал милости и награды от короля, а они поздравляли гетмана с победой, затем пропели Те Deum, а после слушали обедню». [57]Поляки пели, наверное, хорошо, как и подобает образцовым католикам, ничего, что стояли при этом на трупах русских женщин и детей.

Польское воинство столь увлеклось резней и грабежом, что пропустило момент, когда огонь добрался до арсенала – пороховой запас взорвался, уничтожив сотни грабителей.

Поляками был изрублен даже пленный воевода Иван Воейков, причем, по лукавым словам Гейденштейна, потому что испугался, что враги начнут пытать его также, как это делают московиты.

Лицемерие польского писателя порой поражает – человек обвиняет Московию в применении пыток, в то время как в современной ему Европе один только перечень пыточных орудий и видов пыток занимает нескольких десятков страниц. Менее искушенные в пропаганде паны Л. Дзялынский и С. Пиотровский свидетельствует о постоянном применении пыток по отношению к пленным русским во время походов Стефана Батория.

И гарнизон, и население Великих Лук были уничтожены полностью – около 10 тысяч человек.

Мы, по широте своей душевной, по нежной любви к «цивилизующему» нас Западу, забыли великолукскую резню. Большинство российских историков, живописующих на десятках страниц репрессии Ивана Грозного, не уделяют ей ни строчки, в лучшем случае – одно короткое предложение. К примеру, видный грозновед Р. Скрынников в своем широко известном труде «Иван Грозный», в издании 1975 года, еще скупо сообщает: «Королевские наемники учинили резню среди пленных», а вот в издании 2006 года выкидывает и это предложение. Вряд ли таково было требование издательства, просто научная совесть российских историков обладает сильной парусностью, а ветер с Запада у нас давно уже довлеет над собственно российским ветром. Вот и Н. Карамзин, отец-основатель российской истории, написал о заключительном этапе ливонской войны: «Никогда еще война не велась с большей умеренностью и гуманностью по отношению к земледельцам и мирным гражданам». Имеются ввиду, конечно, гуманность польско-литовско-венгерско-немецких ратей. Даже тянущийся к объективности историк С. Цветков пускает слезу над Стефаном Баторием, якобы пускающим слезу при виде горы великолукских трупов. Комментарии, в принципе, излишни. Любим мы поляков, любим шведов, любим Запад безответной любовью, не хотим их огорчать. Но, будьте уверены, что поляки никогда бы не простили деяние в духе великолукской резни, если бы мы его совершили на польской территории. И до сего дня снимали бы душещипательные фильмы, и писали бы трогательные книги на тему невинных женщин и детей, замученных восточными варварами…