С XVI века, пользуясь своим техническим превосходством, европейские армии будут беспощадно уничтожать своих противников по всему миру, от Южной Америки и Африки до Китая и Индии, где сметались великие цивилизации, обращались в пустоши цветущие земли, уцелевшие превращались в покорных рабов. Типичным для колониальных войн было соотношение потерь один к ста (как, например, при завоевании Индии и в Опиумные войны) или один к тысяче (как при покорении южноамериканских и африканских государств). Противникам Запада не помогали ни личная храбрость, ни способность к самопожертвованию. Если оценивать лишь технические возможности, то у наших предков в противостоянии с Западом было немногим больше шансов, чем у инков в начале XVI века, ирландцев в середине XVII-го, индусов в XVIII веке или китайцев в середине XIX века.

В предстоящих войнах русским предстояло сражаться против стран, превосходящих Россию не только по техническим и финансовым возможностям, но и по численности. При населении России в 1550-х гг. в 6–7 миллионов человек, население Польши и Литвы составляло 7-8 миллионов, Ливонии около 1,5 миллионов, Швеции с Финляндией около 2,5 миллионов, Крыма до полумиллиона.

Ввиду неизбежности войны, царь Иван Васильевич в течение 1550-х гг. выработал мобилизационные механизмы, которые в какой-то степени компенсировали западное техническое превосходство. В частности, поместное войско было доведено до 100 тысяч человек. На стороне России будут и знаменитые качества русского воина, о которых писал английский путешественник Ченслер:

«Я думаю, что нет под солнцем людей, столь привычных к суровой жизни, как русские. Никакой холод их не смущает, хотя им приходится проводить в поле по два месяца, когда стоят морозы и снега выпадает более, чем на ярд… Простой солдат не имеет ни палатки, ни чего-либо иного, чтобы защитить свою голову; наибольшая их защита от непогоды – это войлок, который они выставляют против ветра, а если пойдет снег, то воин отгребает его, разводит огонь и ложится около него… Он живет овсяной мукой, смешанной с холодной водой и пьет воду… Много ли нашлось бы среди наших хвастливых воинов таких, которые могли бы побыть с ними в поле хотя бы месяц?» Середина XVI века, суровое время отсутствия каких-либо удобств в походе и на войне; англичане, шведы, поляки тоже не лыком шиты; однако бывалый путешественник в своем хит-параде выносливости и терпеливости ставит русских на первое место.

Я думаю, что Ченслер пишет не только о физической выносливости русских. В конце концов, англичане по своим физическим кондициям не только не уступали, но и превосходили русских – это отмечали многие наблюдатели, а затем и статистические исследования. Дело в психологической устойчивости, силе духа, в «русской вере».

Провокационный отказ ливонцев от уплаты дани Московской Руси за владением городом Юрьевым и восточной Ливонией (по одной марке с человека) – явно был предпринят под влиянием поляков и литовцев. В сентябре 1554 г. Ливония заключила договор с великим княжеством литовским, направленный против Москвы.

Собственно уже тогда имелся casus belli, однако Иван в отношениях с Ливонией выбрал путь переговоров.

В 1554 г. в Москве появилось ливонское посольство, направленное Орденом, рижским архиепископом и епископом дерптским и стало просить продления на 30 лет истекшего перемирия 1503 года.

Одним из самых главных пунктов в повестке переговоров стал фактический отказ Ливонии от уплаты Юрьевской дани. Псевдорики обычно довольно пренебрежительно оценивают этот факт – дескать, Иван искал повода придраться к Ордену. На самом деле «Юрьевская дань» имела принципиальный характер. Установленная в средневековье, она фиксировала право немцев селиться на землях вдоль Западной Двины, принадлежащих русскому Полоцкому княжеству. Название свое она получила после захвата меченосцами русского города Юрьев (позднее Дорпат). Справедливость русских требований по выплате дани признавалась ливонской стороной в договорах 1474, 1509 и 1550 гг.

Выполняя указания царя, думный дворянин А. Адашев и дьяк Михайлов потребовали причитающейся Москве дани, включая уплату недоимок за истекшие годы. Ливонцам предъявили договор, заключенный Москвой с магистром Плеттенбергом в начале XVI века, причем московские переговорщики истолковали его, как признание Ливонией ее вассалитета от Москвы.

Адашев дал послам следующую историческую справку: «Удивительно, как это вы не хотите знать, что ваши предки пришли в Ливонию из-за моря, вторгнулись в отчину великих князей русских, за что много крови проливалось; не желая видеть разлития крови христианской, предки государевы позволили немцам жить в занятой вами стране, но с тем условием, чтобы они платили великим князьям; они обещание свое нарушили, дани не платили, так теперь должны заплатить все недоимки».

Ливонские дипломаты согласились с необходимостью выплаты задолженности по дани, обязались не вступать в союз с Польшей, Литвой и Швецией, благодаря чему перемирие было продлено. Но Ливония так и не приступила к выплате дани. Оставались невыполненными и другие требования Москвы, зафиксированные в соглашении – по восстановлению разоренных немцами русских концов (кварталов) в Риге, Ревеле, Дерпте (Юрьеве), Нарве, по воссозданию русских церквей, разрушенных протестантами, по обеспечению свободной торговли для русских купцов.

Не смотря на укоризненные слова Адашева в адрес ливонцев, часть русского правительства, относящаяся к так называемой «Избранной раде», делала ставку на оттягивание начала военных действий против Ордена. Позднее царь в переписке с Курбским сообщает, что бояре слишком долго удерживали его от военных действий, что и привело к множеству ненужных жертв. По мнению Ивана Васильевича, в случае более раннего выступления Москвы, можно было предупредить раздел орденских земель между Польшей и Швецией и успеть захватить наиболее важные приморские города, Ригу и Ревель.

В 1557 г. Польша вмешалась в конфликт между Орденом и архиепископом рижским Вильгельмом, который являлся родственником польского короля, и резко выступал против русско-ливонских соглашений. Когда территория рижского архиепископства была занята орденскими силами, на Ливонию двинулась большая литовская армия, возглавляемая Николаем Радзивиллом Черным. Ливонцы испугались и 15 сентября в городе Позволе было заключено соглашение магистра Фюрстенберга с королем Сигизмундом, направленное против русских и устанавливающее вассальную зависимость Ордена от Польши. До окончательного перехода Ливонии под власть польского короля оставалось совсем немного.

11 января 1558 г. боярин П. П. Заболоцкий, связанный с группой Сильвестра-Адашева («Избранной Радой»), предупреждает магистра Ливонского ордена о скором начале русского наступления.

17 января 1558, сорокатысячное московское войско, состоящее из русской и татарской конницы, возглавляемое касимовским ханом Шиг-Алеем и дядей царя М. В. Глинским, нанесло удар по Ливонии. (А уже 21 января крымцы вышли в зимний поход на Русь, и, хотя основная их масса была отражена, несколько тысяч всадников прорвались к Туле и Пронску.) Русско-татарская конница, разорив окрестности некоторых ливонских замков, прошла по Рижскому и Ревельскому направлениям и поспешно вернулась в Псков.

Фактически рейд Шиг-Алея и Глинского был не началом войны, а принуждением к выгодному для Москвы миру. В ходе рейда русские военачальники посылали магистру Фюрстенбергу грамоты с предложение возобновить переговоры. Историк И. Я. Фроянов полагает, что кратковременность действий московских войск определялась тем, что Глинский и Шиг-Алей руководствовались решениями «Избранной Рады», которая не была настроена на решительные военные действия.

После русского рейда ливонцы согласились было на начало переговоров и даже передачу Москве нарвского порта. Однако вскоре в руководстве ордена возобладала военная партия.

Прямо во время переговоров, нарвский фогт Э. фон Шленненберг начал обстрел русской крепости Ивангород. Летопись сообщает: «Писали с Ивангорода воеводы, что из Ругодива беспрестанно стреляют на Ивангород и людей убивают многих».