Когда патрульные подошли к столу, секретарша резко подняла голову. Сначала показались забранные в пучок волосы, выкрашенные, как и плитки пола, в розоватый цвет. Она взглянула на полицейских, а потом на Чалмерса, завернутого в грязное одеяло.

— Что вы привезли мне сегодня, ребятки? — Произнося эти слова, девушка продолжала жевать резинку. Она еще раз окинула взглядом Чалмерса. — Стриптизер?

— Почти, — ответил тот, которого звали Эрни, и улыбнулся секретарше. — Мистер почти совсем оголился в метро, заигрывая с собственным мобильником.

— Понятно. — Секретарша скорчила гримасу отвращения.

Чалмерс, съежившись, прижался к перилам. Руки его тряслись. Он почти физически ощущал направленные ему в спину взгляды дюжины чужих людей. В коридоре висел запах антисептиков и спирта. Проблеск памяти. Встреча в полдень с молодой женщиной по поводу систем анализа данных. Токио.

Где-то в недрах гигантского стола зазвонил телефон. Раздался электронный зуммер, и секретарша ударила по прибору так, словно собиралась прихлопнуть надоедливую муху.

— Десять минут назад, — сказала она, глядя на полицейских, — сюда приперся какой-то парень с фотоаппаратом и сказал, что хочет пофотографировать. Очень нервничал. Представляете? Я сказала этому педику, чтобы он катился отсюда. Это больница, а не какой-нибудь музей. Разве я не права? Кстати, вы привезли какие-нибудь документы?

— Мы за него отвечаем, пока не прибудут данные из полицейского досье и его личные документы, — ответил Мэтт.

Секретарша кивнула. Какая-то медсестра кричала что-то одному из больных, размахивая картонной карточкой.

— Мэри Энн, — вяло, без всяких объяснений произнесла секретарша. — Представляете?

Было непонятно, к кому она, собственно говоря, обращается.

— Они что, думают, у меня три головы? Лейла, ответь по телефону, Лейла, пересчитай больных, Лейла, подбери нужные файлы. Да, кстати, Лейла, твой обеденный перерыв сокращен до получаса. Как будто у меня есть время обедать! Я перегружена до чертиков. Вообще все это проклятое место перегружено до чертиков.

По коридору рысью пробежали двое врачей в голубой хирургической форме. Они жевали бутерброды и одновременно переговаривались между собой. Должно быть, время обеда или просто перерыв, подумал Чалмерс и вспомнил пончик, съеденный им, кажется, сто лет назад.

— Который час? — спросил он.

Секретарша посмотрела на Билла с таким видом, словно ее изумила сама способность этого существа издавать членораздельные звуки. Вытянув вперед розовый ноготь длиной в добрый дюйм, она указала на висящие на стене часы.

— Они всегда врут, — сказала она, — но мне некогда.

Чтобы подчеркнуть свою занятость, она взмахом руки обвела толпу больных, потом наклонила голову и снова исчезла за ограждением.

— Ну что, мы закончили, мистер Мэтт? — спросил Эрни. Облокотившись на перила, он перебирал бланки регистрации. — Я очень хочу есть. Хочется съесть чудное барбекю на Масс-авеню.

— Закончили, — кратко ответил Мэтт.

— Отведите его за двойные двери направо, там его осмотрят, прежде чем показать психиатру, — произнесла из-за ограждения невидимая секретарша. Больничный охранник взял Чалмерса под руку. Один из полицейских снял с него наручники.

— Дас-с-сэр, — с удовольствием растягивая слова, произнес Эрни. — Прощай, голубка. — Он обернулся к Чалмерсу: — Желаю удачи.

Патрульные направились к выходу. Чалмерс рванулся вперед и тронул Мэтта за плечо.

— Они мне помогут? — жалобно спросил он.

— Конечно, помогут, — ответил Мэтт. С этими словами он вслед за напарником вышел из здания через раздвижную дверь.

Кабинет первичного осмотра был немногим больше кабинки платного туалета. Два стула, селектор на стене и стол с электронным аппаратом, на дисплее которого высвечивались показатели жизнедеятельности Чалмерса. Температура, частота пульса, артериальное давление.

— Как мы себя чувствуем? — приветливо спросила медсестра. Ответа она не получила.

В поношенном синем больничном халате и белых тапочках, Чалмерс чувствовал себя совершенно растерянным и подавленным. Он понимал, что обращаются с ним из рук вон плохо. Но сейчас страх и чувство унижения превратились в гнев. Ему никто не помогает. Надо вернуться в офис, где бы он ни находился. Он вдруг явственно представил себе факс, из которого выползает листок бумаги, беспомощно падающий на пол. Где телефон? Он лихорадочно обвел взглядом помещение. Селектор был не похож на настоящий телефон.

— Как вас зовут? — спросил он наконец.

— Сестра Хайли. — Ответив, она склонилась над картой. Чалмерс подумал, что ей немногим больше двадцати. Волосы спадали на изящные тонкие плечи.

— Вы не будете добры сказать мне, который час?

— Четверть второго.

Как ни странно, но, получив эти скудные сведения, Чалмерс немного успокоился, почувствовал некоторое облегчение. По крайней мере теперь он знал что-то вполне определенное. Время тринадцать пятнадцать. Он с тоской посмотрел на белую полоску на левой руке, туда, где когда-то были его часы.

— Не позавидуешь вашей работе, — сказал он заполняющей карту сестре.

— Что?

— Не позавидуешь вашей работе — опрашивать каждого Тома, Дика и Гарри с улицы.

— К этому привыкаешь, — ответила она, не поднимая головы. — Работа как работа. Не так уж она и плоха.

Она переписала в карту показания прибора.

— Все думают, что я сумасшедший, правда? Вы тоже думаете, что я сумасшедший?

— Нет, — ответила сестра. — Не более сумасшедший, чем всякий другой.

Она отложила ручку и улыбнулась:

— Мы почти закончили.

Она легко провела пальцами по его щекам и пощупала лимфоузлы на шее. Чалмерс вдруг схватил медсестру за запястья и крепко поцеловал в губы. Этот поступок ошеломил его не меньше, чем сестру Хайли, которая, издав короткий вскрик, попятилась к двери.

— Ради бога, простите меня, — заикаясь, промямлил Чалмерс. — Я и сам не знаю, зачем я это сделал. Раньше я никогда не делал ничего подобного.

Сестра не двигаясь застыла у двери.

— Зачем я все это делаю? — произнесла она. На лице ее вдруг проступила страшная усталость. — Я могу вызвать санитара.

— Не вызывайте санитара, — попросил Чалмерс. — Обещаю, что больше не прикоснусь к вам. Я и сам не понимаю, что на меня нашло. Прошу вас, простите меня.

Сестра Хайли, с лица которой смыло наигранную бодрость, медленно подошла к стулу, на котором сидел Чалмерс. Взяв со стола маленький фонарик, она направила пучок света поочередно в оба глаза Билла.

— О, — проговорила она, внимательно осмотрев его зрачки, и сделала шаг назад. Потом снова подошла к Чалмерсу и опять принялась рассматривать его глаза. На этот раз осмотр оказался более долгим. Поджав губы, она положила фонарик на стол.

— Что вы увидели? — спросил Чалмерс.

— Не знаю пока, — ответила сестра. — Может быть, и ничего. Диагнозы у нас ставят врачи. Сейчас я позову доктора Бартелми, пусть он взглянет.

Она вышла из кабинета и через несколько минут вернулась с врачом.

— Как наши дела? — сонно спросил доктор Бартелми. Он был молод и сухощав, как марафонский бегун. Было такое впечатление, что он никак не может проснуться, отработав без отдыха двадцатичетырехчасовую смену. — Я только быстренько загляну вам в глаза.

Сестра Хайли закрыла дверь. В ту же секунду постучалась другая сестра, которая, едва приоткрыв дверь, шепнула доктору Бартелми, что его срочно ждет на консультацию доктор Чейз.

Бартелми вздохнул, откинув со лба жидкие льняные волосы.

— Скажите доктору Чейзу, что я уже иду, — сказал он и закрыл дверь.

Он внимательно осмотрел зрачки Чалмерса, потом нахмурился и сгорбился, словно у него не осталось сил на выражение каких бы то ни было эмоций.

— Как вы себя чувствуете? — спросил он Чалмерса.

— Прекрасно, — опасливо ответил тот.

— У вас не бывает головной боли или головокружений?

Чалмерс отрицательно покачал головой.