— Что мне надеть? — воскликнула Мелисса, когда Билл позвонил ей в тот субботний день. — Марбополис, — не веря своим ушам, повторила она. — Мне надо купить одежду.

— Твой шкаф набит одеждой, — сказал Билл, прижимая к уху телефонную трубку и тупо глядя на экран компьютера. С самого утра он читал, не особенно понимая смысл, журнальные статьи, которые Петров прислал ему по Интернету. Дюжина служебных документов Билла ждала своей очереди, томясь где-то в просторах киберпространства.

— У меня нет летних платьев, — сказала Мелисса. — Одни только зимние. Там будут люди из Нью-Йорка, и на них-то обязательно будут летние платья.

— Где ты находишься? Я слышу гудки автомобилей. Похоже, что ты в машине.

— Я только что выехала из Лексингтона и собралась к Вирджинии. Но сейчас я позвоню ей и скажу, что не смогу приехать. Мне надо заехать в парикмахерскую. Надо сделать стрижку, а потом я поеду в город и куплю себе платье, а тебе, между прочим, нужен новый костюм.

— У меня нет времени ездить за костюмами, — отрезал Билл и отпил небольшой глоток имбирного эля, которым спасался от периодически возникавшей тошноты, преследовавшей его с тех пор, как он начал принимать прозак. Крошки крекеров — его единственной еды — усеяли пол.

— Ты хочешь отключиться, да? — спросила Мелисса. — Пожалуйста, не отключайся. Я хочу поговорить. Я сейчас на шоссе № 2 и могу говорить.

«Почему они пригласили нас?» — спросила она. Она может побиться об заклад, что Эдвард Марблуорт одним нажатием на клавишу компьютера пригласил в свой дом всех сотрудников «Плимута». Но какое это имеет значение? Их пригласили! Много лет она мечтала хотя бы одним глазом заглянуть в дом Марблуорта, и вот ее мечта сбылась. Но как она будет выглядеть на фоне всех этих блистательных дам? Они тратят тысячи на горничных, лифтинг и наряды от Версаче. Они подумают, что она тупая и невежественная южанка. Может быть, им с Биллом лучше остаться дома, сославшись на его болезнь?

— Как мы можем не пойти? — спросил Билл, наклонившись к следующей странице текста, только что появившейся на экране. — Там соберутся все важные птицы.

И все люди из «Плимута». Они сразу обратят внимание, если его не будет. Джордж и Харви станут перешептываться и считать очки. Тик, одно для Дайаны. Тик, одно для Нэйта.

— Ты всегда слишком озабочен тем, что подумают о тебе другие, — с упреком произнесла Мелисса. — Ты не должен допускать, чтобы они жили твоей жизнью.

— Ты права, — согласился Билл, — они не могут жить моей жизнью. Да и почему, собственно, я должен разрешать им это делать? Кто они такие, чтобы распоряжаться мной?

Он встал из-за стола и принялся кружить по маленькому кабинету на первом этаже, держа телефон возле уха. Деревянные половицы поскрипывали под ногами. Внезапно туча закрыла солнце, мгновенно высосав из помещения свет. Темные стены стали почти невидимыми, но еще больше ограничили и без того тесное пространство. У Билла возникло такое ощущение, что его посадили в темный чулан.

— Доктор Крипке сказал, что мне надо найти объект, на который я мог бы разрядить свой гнев. — Он помолчал, вспоминая подробности своей неоднозначной встречи с психиатром. — Я схлестнусь с ними, с Джорджем и Харвом, схлестнусь на вечере в Марблуорте. Там они будут не в своей стихии.

Определенно, он злится, но точно не знает, на кого именно.

— Ох, — вздохнула Мелисса. — Что ты подразумеваешь под словом «схлестнуться»? Тебе лучше поостеречься.

В трубке слышались гудки клаксонов и рев двигателей.

— Я тебя не слышу! — закричал Билл. — Что ты сказала? Говори громче.

— Ты должен поостеречься! — прокричала в ответ Мелисса.

— Я и так все время остерегаюсь. В офисе я ни разу не сказал им ни одного слова поперек.

Уже много недель, подумал Билл, он, как только может, избегает общества коллег. Он был почти уверен, что его состояние известно, но не знал, кому известно и что. Никто не говорил ни слова, но президент и вице-президент определенно что-то пронюхали. Штумм уже уколол Билла замечанием о его отставании, а секретари, которые всегда держат нос по ветру и четко угадывают приливы и отливы, кажется, начали обходить его стороной.

— Думаю, что мне надо разрядить свой гнев, — громко произнес он. — Человек обязан уважать себя.

Он прижал телефон к уху, ожидая, что скажет в ответ Мелисса, но услышал только рев машин.

В тот вечер, когда должен был состояться прием, Билл оделся и сразу спустился вниз; написанная на его лице тревожность нервировала Мелиссу, что задержало их отъезд. Меряя вестибюль шагами и поминутно глядя на часы, Билл наконец подошел к зеркалу, взглянул на свое отражение и вздрогнул. Взятый напрокат костюм сидел на нем так, как он хотел, делая более стройным. Но даже самый дорогой в мире костюм не мог бы скрыть тошнотворного состояния Билла Чалмерса. Лицо — бледное, осунувшееся, с нездоровым зеленоватым оттенком. Билл знал, что никогда не был красавцем, но сейчас он выглядел просто развалиной. От расстройства он топнул ногой и пошатнулся, когда накатила новая волна тошноты. Больше всего на свете он ненавидел пустую трату времени, а сегодня — он был уверен — он, несомненно, упускает великолепную возможность. Сегодня, присутствуя на этом собрании богатых и могущественных, он мог бы произвести впечатление и возвыситься над остальным миром. Но при таком разлитии желчи, которое отразилось на лице, смотревшем на него из зеркала, это было решительно невозможно. Но у него оставался его гнев. Гнев послужит другой цели. Будет его тошнить или нет, но он схлестнется с Джорджем Митракисом или с кем бы то ни было. Может быть, завтра он решится и поговорит с доктором Петровым или пошлет врача вместе с его импотентным лечением ко всем чертям за его бестолковые исследования и послания, в которых не было даже временного предварительного диагноза. А что сказать об этом Крипке, который после последней встречи не придумал ничего лучше, чем увеличить дозу прозака с двадцати миллиграммов до тридцати? От Крипке тоже нет никакого толка. Билл снова топнул ногой. Гнев придавал ему сил, улучшал самочувствие. Поправив черный шелковый пояс, который, как ему казалось, он чувствовал, несмотря на омертвевшие пальцы, Билл отвернулся от зеркала.