— И-17! — снова выкрикнул с кафедры потный мужчина. — Карточка пятьдесят долларов, выигрыш — до пяти тысяч.
— И-17! — завопил кто-то с задних скамей.
В зале стояла невообразимая духота, Чалмерс истекал потом, горячие соленые капли падали на нетронутую ветчину сандвича. Лопасти вентиляторов перемешивали спертый воздух с дымом сотен сигарет, с балкона хоров гремела мелодия незатейливой песенки: «Я безотказная девочка — не знаю слова „нет“».
Шатаясь, Чалмерс поднялся на ноги и принялся искать глазами выход. Внезапно сквозь дымовую завесу он разглядел хорошо одетого человека, который приветливо махал ему рукой с противоположного конца зала. Заслонившись салфеткой, Чалмерс всмотрелся в лицо человека. Райли Эпплсон. На короткое мгновение к нему вернулось узнавание. Это имя было знакомо ему так же, как имя Джорджа Митракиса. Райли Эпплсон. Откуда он знает Эпплсона? Кажется, он видел этого человека в лифте. Явственно вспомнился запах полированного дерева. Ясно, что Эпплсон тоже узнал его, потому что двинулся навстречу, продолжая приветливо махать. Кто он, этот Эпплсон? Друг? Или, быть может, деловой партнер? Похоже, все-таки деловой партнер, лихорадочно размышлял Чалмерс, глядя, как Эпплсон энергично проталкивается сквозь толпу, неся в руке портфель. Билл пригнулся и перебежал к другой скамье. Что делать? От растерянности у него закружилась голова. Кто знает, может быть, весь этот пропитанный сигаретным дымом зал всего лишь плод больного воображения? Существует ли этот Эпплсон в действительности, или он — призрак? Чалмерса переполняло желание поговорить с ним, получить помощь, вернуть себе память. Но как можно показаться на глаза приличному человеку в идиотских больничных тапочках и огромных штанах? Или тапочки и штаны ему тоже только привиделись? Что делать? Пригибаясь, он огляделся и вдруг осознал, что почти ползком приближается к какому-то парню с одутловатым лицом, одетому, несмотря на духоту, в драный свитер. Парень сидел в полном одиночестве и ни с кем не разговаривал. Пол под его ногами был буквально усеян сигаретными окурками. С амвона выкрикнули следующий номер, и парень принялся внимательно просматривать свои четыре карточки, скользя пальцем по столбцам и строкам. Не найдя нужных цифр, он ожесточенно швырнул себе под ноги следующий окурок и скорчился на скамье так, словно получил удар в солнечное сплетение. Чалмерс уловил страх в его маленьких глазках и пожалел беднягу. Потребность выразить сочувствие была так сильна, что Чалмерс подобрался ближе к парню и заговорил, но тот, подозрительно покосившись на незваного утешителя, на всякий случай отодвинулся в сторону. Билл осторожно приподнял голову и увидел, что Эпплсон по-прежнему идет к нему, огибая ряды скамей, ныряя в проходы и продолжая призывно махать рукой. Однако стоило Эпплсону приблизиться к амвону, как его внимание было немедленно отвлечено смазливой брюнеткой у чаши с шарами. Впрочем, она понравилась не только ему; у алтаря толпились еще с полдюжины мужчин, одобрительно поглядывавших, как девушка, одетая в бахромчатую ковбойскую юбку, обутая в украшенные фальшивыми камнями сапожки и затянутая в низкий корсаж, то и дело наклоняется к чаше, доставая оттуда шары с номерами. Чалмерс ошеломленно уставился на брюнетку, только сейчас оценив потрясающую белизну ее тела.
— Ставки по пятьдесят долларов, выигрыш до пяти тысяч, — проворковала она мужчинам, собравшимся у края амвона и не замечавшим, как рассерженные жены и подруги неистово машут руками, призывая их вернуться на свои места. В церковь влился очередной поток людей, прижимавших к груди подушки, портативные вентиляторы и набитые деньгами бумажники. Эпплсон на время затерялся в толпе.
Эпплсон. Эпплсон. Возможно, что самосознание Чалмерса, сама его жизнь находятся на расстоянии всего пятидесяти футов. «Надо ли мне подойти к Эпплсону? Что он мне обо мне расскажет? Что я за человек? Может быть, я — мошенник. Или президент банка. Может быть, просто бездельник. Могу я быть бездельником? Кто я? Кто я?» Чалмерс уставился на свои белые, как фарфор, почти женские руки. Неуверенно взглянув в том направлении, где должен был находиться Эпплсон, он вдруг услышал за спиной странные голоса. Обернувшись, увидел двух женщин средних лет, молитвенно сложивших руки на груди. Обе дамы были одеты в неброские, украшенные цветочным орнаментом платья и умопомрачительные шляпы. Хотя женщины нисколько его не заинтересовали, Чалмерс заставил себя прислушаться, так как ему показалось, что женщины говорят о нем. Прошло несколько секунд, и одна из женщин знаком предложила Биллу присоединиться к их обществу. В ответ он отрицательно покачал головой. Вторая женщина, улыбаясь, повторила приглашающий жест и многозначительно показала на потолок. Чалмерс запрокинул голову, но не увидел ничего необычного — только расписной купол и каменные контрфорсы.
— Подойдите сюда, — беззвучно, одними губами снова позвала вторая женщина, бросив на него призывный взгляд.
Женщины выглядели дружелюбными и безобидными; кто знает, не смогут ли они помочь ему. Пробираясь к ним, Чалмерс услышал хрипловатое бормотание:
Благословен Бог и Отец Господа нашего Иисуса Христа,
Отец милосердия и Бог всякого утешения,
Утешающий нас во всякой скорби нашей,
Чтоб и мы могли утешать находящихся во всякой скорби
Тем утешением, которым Иисус утешает нас самих!
— Бог утешает нас самих! — поправила одна из женщин свою компаньонку.
— Именно так я и сказала.
— Нет, ты сказала: «Иисус утешает нас самих!»
— Ты говоришь «Бог утешает», а я говорю: «Иисус утешает». Я знаю послание к Коринфянам уже сто лет.
— Ты выживаешь из ума, Бланш.
— Не говори мне, что я выживаю из ума. Мой ум остер, как кошачьи когти.
Женщины скорчили друг другу недовольные гримасы и снова принялись за молитву.
Ибо по мере, как умножаются в нас страдания Христовы,
Умножается Христом и утешение наше.
— Очень любезно с вашей стороны, что вы пришли помолиться вместе с нами, — сказала одна из женщин Чалмерсу и внимательно оглядела его штаны и обувь. — Меня зовут Бланш, а это Марсия.
Женщины потеснились на скамье, освободив ему место рядом.
— Я пришел не для того, чтобы молиться с вами. — Чалмерс устало вздохнул.
— О, в таком случае мы приносим свои извинения за то, что потревожили вас, — вежливо произнесла Марсия. — Пожалуйста, простите. Никогда не следует принуждать людей к молитве. Это сугубо личное дело каждого. — Слова ее были прерваны криками и веселым гамом — с амвона объявили новый номер. — Мы просто подумали, что вы хотите присоединиться к нам, ведь вы так внимательно на нас смотрели.
— Простите, я не осознавал, что смотрю на вас, — промямлил в ответ Чалмерс.
— Да, вы этого не осознавали, — сказала Бланш, промокнув потное лицо розовым носовым платком. — Но ничего страшного. Вам не обязательно оставаться с нами. Можете вернуться к той женщине, с которой вы были.
Она снисходительно похлопала Чалмерса по плечу. Он не почувствовал прикосновения и понял, что левая рука полностью онемела. По правой тоже начали ползать мурашки.
— В церкви не следует продавать алкоголь, — сказала Марсия Чалмерсу. — Как вы думаете? Надеюсь, что всем этим пьяницам станет тошно от выпитого.
— Здесь разрешают продавать спиртное, потому что церковь имеет пятнадцать процентов дохода, — пояснила Бланш. — Пить не разрешают в Храме Новой Веры.
— Я не собираюсь посещать пресвитерианскую церковь, — произнесла Марсия, — мне там неуютно. — Она повернулась к Чалмерсу: — А какую веру исповедуете вы?
Он судорожно пожал плечами. Он не мог вспомнить, какого вероисповедания придерживается и верит ли он вообще в Бога.
— Вы не возражаете, если я немного посижу с вами? — спросил он вместо ответа. Колени его тряслись, он едва держался на ногах. — Я не буду молиться, просто посижу.