Роже Вадим сидит на террасе кафе «Стрега-Дзеппа». Я был немного знаком с ним — мы встречались, когда он работал в «Пари Матч». По правде говоря, он проводил больше времени в «Прекрасной оружейнице», с манекенщицами, чем в коридорах журнала. Сейчас он привез в Рим свой фильм «Опасные связи» с Жераром Филипом и Жанной Моро.

Вадим издалека машет мне рукой, я подхожу и присаживаюсь к нему за столик. Он всегда элегантен, причем вид у него чуть рассеянный, как будто мысли его блуждают где-то далеко; невольно вспоминается медленный, отрешенный полет кондора, но горе добыче, когда он камнем упадет на нее! Жизнь идет своим чередом, а проживает он ее на русский манер. Если он без денег, за него платят другие. Если он при деньгах, то угощает всех. Мне рассказали про один его трюк: в первую ночь с девушкой он сперва притворяется импотентом. Девица паникует, винит себя: как же так, она не смогла разжечь этого знаменитого соблазнителя, бывшего мужа Брижит Бардо, мужчину, который создал женщину! И показывает лучшее, на что она способна.

С безразличной миной Вадим следит за окружающими — нет, не за женщинами, а за мужчинами, которые могут его затмить. Мы обмениваемся сведениями, отчасти уже просочившимися в прессу. Растущие котировки: Филипп Леруа-Болье, Ален Делон, Сэми Фрей, Лоран Терзиеф. Стабильные котировки: Филипп Лемер и Жан-Луи Трентиньян.

У Жана-Ноэля Гринда бурный роман с богатой мексиканкой, Сильвией Касабьянкас. Принц Виктор-Эммануил Савойский путешествует с Доминик Клодель, внучкой поэта. В обоих случаях девушки — несовершеннолетние. Свадьба Джин Сиберг и Франсуа Морейля под угрозой. Жак Шарье проходит лечение сном в медонской клинике Бельвю: у него нелады с Брижит, которая играет в фильме Клузо и будто бы затеяла интрижку с Филиппом Леруа-Болье.

Вадим больше ничего не говорит о Брижит, но среди людей, которых он упоминает, есть и те, кто сменил его в постели дивы: Трентиньян, Шарье и — не исключено — Леруа-Болье. А может, и Сэми Фрей? Он сейчас снимается с Брижит. Вероятно, сюда следовало бы добавить и Саша Дистеля, но это еще вопрос.

В свойственной ему манере — небрежно и откровенно, однако не переходя границ приличия, — Вадим рассказывает мне, что его жена Аннетт отдаляется от него. Несколько недель назад он снял дом в Сен-Тропе, неподалеку от пляжа Таити. И теперь Аннетт не хочет уезжать оттуда, отказалась ехать с ним в Рим: ей больше нравится смотреть нимскую корриду. При этом ее часто видят с Саша Дистелем. Вадим подумывает о разводе. Но надо добиться, чтобы у него не отобрали двухлетнюю Натали.

Потом бегло упоминает двух сестер-парижанок, восемнадцати и шестнадцати лет. По его словам, они просто бесподобны. Их фамилия Дорлеак.

Пока он говорит, блондинка за соседним столиком пожирает его глазами. А он не удостаивает ее взглядом. Хотя не мог не заметить: от него ничто не ускользает. В какой-то момент он оборачивается и посылает ей неотразимую улыбку.

Что объединяет Вадима и Саша Дистеля? Оба они — из русских эмигрантов.

А что происходит на праздниках, где я не бываю? В одном старом дворце на пьяцца Латерано был прием. Гости напились. Началась партия в стрип-покер. Под конец несколько женщин разделись до лифчиков, мужчины — до трусов, а одна девушка осталась совсем голая и плакала.

19 часов. Терраса кафе «Канова» на пьяцца дель Пополо. В углу о чем-то спорят Орфео Тамбури и Марио Сольдати. За столиком недалеко от нас сидят американские туристы в ярких цветастых рубашках, коротко стриженные, с «кодаком» на шее. Тина указывает на обелиск, увенчанный крестом. «This Egyptian dick got a hard-on» [14], — говорит она достаточно громко, чтобы соотечественники могли услышать. Они остолбенело смотрят на нее.

21 час. Ужин у художника Ренато Гуттузо. Он коммунист, любитель женщин, большой друг Роже Вайяна. И обожает американок. Римские спагетти, хорошее красное вино, спелый, очень сладкий инжир. Гуттузо пытается очаровать Тину и достает из шкафа «Ночь нежна» в итальянском переводе, чтобы показать ей. Он уверяет, будто нашел в этой книге первое по времени (еще до 1937 года) упоминание о «Чинечитта» в американской литературе. И читает вслух: «Автомобиль проехал через Порта Сан-Себастьяно, двинулся по Аппиевой дороге и наконец остановился у макета Форума из папье-маше, размерами раз в десять больше настоящего. Розмэри поручила Дика режиссеру, который повел его к колоссальным колоннадам, триумфальным аркам, ступенчатым амфитеатрам и посыпанным песком аренам».

Час ночи, мы у меня в квартире. Я поставил пластинку Тома Жобима. Тина расстегивает блузку, бросает ее на пол. Начинает танцевать, выстукивает каблуками ритм босановы, выставляет груди, пока еще скрытые белым кружевным лифчиком. Она умеет как-то особенно поводить плечом — зазывно, лукаво, порочно. Люблю смотреть на ее рот, когда она танцует, на полураскрытые губы, на улыбку, в которой — предвкушение удовольствия, ночных игр. Она медленно расстегивает юбку, дает ей соскользнуть вниз, и юбка падает на пол, измятая, еще хранящая тепло ее тела. И это, и все остальное Тина делает с каким-то управляемым безразличием, словно ее тело движется само по себе.

Эйзенхауэр и Хрущев встретились в Париже. Феллини возвращается с Каннского фестиваля с «Золотой пальмовой ветвью» за «Сладкую жизнь». Сделал приятное заявление: «Журналист, работающий на большую прессу, не более чем наблюдатель, внимательный, но безвольный, инертный». Большое спасибо!

Тине надо ехать в Бейрут. Там будет модное дефиле в Казино. Она полетит рейсом ТВА, жить будет в отеле «Сен-Жорж».

Я читаю на работе «Ревность» Роб-Грийе. В этой вещи есть компоненты колониального романа: террасы, бои, банановые деревья, скучающие элегантные дамы, — но все это автор словно увидел через какой-то необычный оптический прибор. Когда А. смотрится в зеркало, автор описывает ее так: «В ней не дрогнет, не шевельнется ни одна черта: ни веки с длинными ресницами, ни даже зрачки в центре зеленой радужной оболочки. Так, застывшая под собственным взглядом, внимательная, спокойная, она вроде бы не ощущает течения времени».

Совсем как Тина, разглядывающая свое отражение в зеркалах кафе «Доуни».

Когда Тина не двигается — например, сидит, скрестив ноги, и слушает собеседника, — ее тело само собой находит правильную позу, словно морская звезда, прицепившаяся лучами к скале. Это рефлекс профессиональной фотомодели. До того как предстать перед объективом, ей нужно посидеть неподвижно, сосредоточиться.

Вчера Тина улетела в Бейрут. Я отвез ее в Чампино. Мне было тревожно. Я боюсь ее потерять.

Я чувствую к ней такую нежность.

Тина все еще в Бейруте.

Резонанс, вызванный премией, которую Феллини получил в Канне, не утихает. Наоборот, он становится все значительнее. Все журналисты, вернувшиеся с фестиваля, рассказывают одно и то же. Американцы устраивали такие представления, что впору было забыть о кино. Все разговоры вертелись вокруг самолета У-2, сбитого над Советским Союзом. Бетси Дориа говорит, что, когда она открывала ставни в своем номере в отеле «Мартинес», ей казалось, будто она попала в Неаполь 1943 года: на рейде стояли корабли американского Шестого флота, в частности авианосец «Франклин Рузвельт». Отель «Эден Рок» осаждали репортеры: там остановились Мел Феррер и Одри Хепберн, которая ждет ребенка. Она почти не показывалась. Грейс Келли произвела фурор, почтив своим присутствием показ «Бен Гура». Очевидно, таким образом она хотела возместить «Метро Голдвин Мейер» ущерб, который понесла студия из-за прерванного ею контракта.