— Это ужасно. Но почему?

— Развратный отчим. Истеричная мать — бывшая модель, которая никак не может смириться с потерей своей красоты. Ты же знаешь, как это бывает.

Нет, этого я пока не знаю и вообще не знаю, что мне ответить ей на это.

— Это ужасно, — повторяю я.

Но Аннабел, кажется, не собирается развивать эту тему.

— Может, закрыть окно? — предлагаю я, когда несколько зеленых листьев срываются и падают, кружась, ей на колени.

Она улыбается:

— Ты такая заботливая. Неудивительно, что на работе тебя все любят.

— Да никто меня там не любит! Лиллиан рано или поздно узнает про ту заметку в «Наблюдателе» обо мне и Джеймсе и захочет убить меня. Алексе уже не терпится это сделать, а Рэйчел и Нина терпят меня только потому, что им это выгодно.

Аннабел пожимает плечами:

— Новости в Интернете меняются очень быстро. Если Лиллиан этого до сих пор не видела, может быть, тебе удастся избежать неприятностей. А пока она тебя любит. С Алексой, я согласна, непросто, она иногда несносна. А Рэйчел и Нина вообще не в счет. У них нет необходимых качеств.

— Как это? Они богаты, и у них большие связи. Рэйчел умная, Нина красивая и стильная.

— В конце концов, ты это поймешь. Поверь мне, ладно?

— Возможно, им просто не хватает опыта… — Я на время умолкаю. — Черт возьми!

Мы добрались до места.

Двести лет назад это, вероятно, был симпатичный деревянный фермерский домик, распространенный в Новой Англии. Теперь это развалина с выбитыми окнами и разрушенным фундаментом. То, что когда-то было полями, заросло бурьяном и чертополохом, напоминая теперь кружево эпохи королевы Анны. Я выключаю двигатель. Жаркий воздух и гудение насекомых врываются в салон.

— Неужели это именно то, что имела в виду Алекса? — спрашиваю я.

— Бесподобно! — Аннабел выскакивает из машины и бежит к дому, прокладывая тропинку сквозь высокую траву.

Я медленно иду следом, со знанием дела щелкая цифровой фотокамерой. Жара и высокая жесткая трава — настоящий кошмар. Мои голые ноги немедленно начинают гореть, зудеть и чесаться. Это когда-то красивое место сейчас кажется жутким и определенно вызывает страх, если не сказать больше. Но я должна рассматривать его как фон для съемок девушек в роскошных нарядах. Это придаст особый шик гламурным снимкам. А Джада Дилан-Холл славится своей любовью к флористике. Интересно, что бы сказал по этому поводу Шейн…

Ближе к дому земля становится бугристой. Я спотыкаюсь на неровностях, думая о курганах и могильных холмиках.

— Аннабел? — Мой голос звучит испуганно.

Она зашла за дом. Я бросаюсь за ней через заросли травы, царапая свою и без того исколотую кожу.

Она стоит на краю чернеющей в земле дыры, заглядывая вниз.

— Аннабел! — громко кричу я.

Она поднимает на меня глаза и лучезарно улыбается.

— Это похоже на подвал, — говорит она. — Разве это не великолепно? Сфотографируй меня.

— Может, тебе лучше отойти немного от края? — нервно спрашиваю я. — Мне не хочется лезть туда за тобой.

— Кейт! — вскрикивает она. — У тебя кровь!

— Что? — Я смотрю на свои разодранные в кровь ноги.

— О, черт! Знаешь, в жару царапины кровоточат гораздо сильнее.

Аннабел смотрит на меня каким-то странным, остановившимся взглядом. На ее лице выражение нерешительности, будто она колеблется. Потом она, словно очнувшись, говорит:

— Дай мне камеру. Надо спешить, подходящее для съемок светлое время будет упущено.

* * *

Сжатые сроки, в которые я должна была подготовить свою первую колонку «Чистой одежды», были прекрасным оправданием, позволяющим мне покинуть компанию после обеда. Дэн его готовил, мы с ним с удовольствием поели, а Аннабел лишь повозила пищу по тарелке, но так и не съела ни кусочка. И хотя она была чрезвычайно мила и даже поведала мне по секрету бросающую в дрожь историю жизни девочки из богатой семьи, какая-то недосказанность заставляла меня сильно нервничать.

Дэн, с выражением легкого упрека на лице по поводу моего скверного настроения, отправился к своему другу Филу скоротать вечерок за покером. Я пыталась работать, в то время как Аннабел, плюхнувшись на диван в нашей берлоге, читала журнал конкурентов, поглядывая на зеркальную поверхность корпуса телевизора. Наконец она махнула рукой на спокойный домашний вечер и начала слать эсэмэски нашим сослуживцам.

— Они в «Смерть и K°». — Я знаю, что это модный ночной клуб Манхэттена. — Они интересуются, чем мы тут занимаемся. Что мне им ответить?

— Напиши — работаем.

— Не-а, — отвечает она. — Это скучно. Я напишу, что мы собираемся просмотреть твои туалеты.

— Ладно, — рассеянно отвечаю я.

Только что пришло электронное письмо от Сильвии, содержащее целый перечень отличительных черт вампиров. Она занялась безумным исследованием, с тех пор как я рассказала ей то, что узнала от Беверли.

Занятный список:

1. Ведут ночной образ жизни, не выносят солнечный свет, спят в ящиках или гробах или вообще не спят.

2. Всегда холодные (буквально), пьют свежую кровь.

3. Бессмертны.

4. Боятся чеснока и святой воды.

5. Погибают от серебряной пули, осинового кола в сердце, обезглавливания и сжигания.

6. Едят только в случае крайней необходимости.

7. Обладают сверхчеловеческой силой, экстрасенсорными способностями, могут принимать облик летучих мышей или собак.

8. Вполне материальны, шикарно выглядят, хорошо одеваются.

За исключением пункта о превращении в летучую мышь или собаку, все остальное сильно напоминает моих коллег по работе. А чеснок, по свидетельству Рико, — табу в кафетерии «Олдем». Десять минут спустя Аннабел предлагает:

— Эй, а давай и в самом деле посмотрим на твой гардеробчик!

И я оставляю попытки хоть какой-то работы сегодня вечером. В любом случае мне не удается сосредоточиться.

Когда мы уже собираемся ложиться спать — после извлечения и примеривания каждой вещицы моей отлично сохранившейся коллекции «Эва фор Эва», я слышу писк мобильника в своей сумке.

— Кто это? — спрашивает Аннабел.

Номер на дисплее кажется мне знакомым, но я не могу вспомнить его, пока не открываю текст сообщения. Оно гласит:

« Кто-то желает достичь оргазма… и скоро снова нанесет удар — Кто следующий? Надеюсь, что не ты, киска Кэт. — Н.»

Я захлопываю крышку телефона. Мои руки дрожат.

Что за черт? Это тот же самый человек, что раньше называл меня малышкой Мак и утверждал, что я становлюсь знаменитой. До сегодняшнего вечера я была уверена что Н. — это «Наблюдатель». Н…ох, нет!

— Это была моя лучшая подруга Сильвия из Лос-Анджелеса.

— Что ей нужно?

Возможно, это мне только показалось, но в голосе Аннабел слышится подозрительность.

— Она на классной вечеринке.

Аннабел извлекла из глубин своей большой дорожной сумки «Гуччи» длинную белую хлопчатобумажную ночную сорочку. В Викторианскую эпоху она выглядела бы вполне уместно. В ней Аннабел похожа на привидение.

— Позапрошлый век? Раритет? — шучу я, пытаясь сменить тему.

— Всего лишь подражание. — Она отвечает мне жутким оскалом, показывая свои клыки.

Я ныряю в свою двуспальную кровать и быстро натягиваю одеяло до подбородка.

Она ложится с другой стороны кровати и выключает свет.

Неудивительно, что я не могу сразу заснуть. «Малышка Мак». «Киска Кэт». Эти дурацкие послания от «Наблюдателя». А ведь он/она/оно знает мое настоящее имя. Не могу представить Рико, подсылающего Джеймса ко всем сотрудникам в «Олдем» или отправляющего мне анонимные угрожающие сообщения, если только я не недооценила его. Но все равно это должен быть кто-то, кто знает меня и с кем мы связаны по работе.

Исключение составляет лишь Аннабел, поскольку она лежит рядом. Ужасно тревожит содержание сообщения. Кто собирается достичь оргазма? На моей новой работе так много психов, что это мог бы быть любой из них. Лиллиан. Алекса. Беверли Грант.