Спать ей осенью хотелось хронически. Завела будильник на три часа, легла на кровать и мгновенно уснула.

Через полчаса хлопнула входная дверь. Алкаши пошли в ларёк за пивом. Водка кончилась. Закрыли дверь, а Облонский как спал, положив голову на кухонный стол, так и остался спать. Алкаши сбегали за «беленькой», забыли, в какой квартире гуляют. Стали звонить по всем квартирам, расположенным аналогично Стивиной на всех этажах, правда делали они это в соседней парадной. В последней квартире на них спустили собаку. «Синяки» обиделись и вынесли постановление: никто не имеет права травить их собакой, даже если у него мать померла. Если мать померла — то тем более. Надо стол накрыть, водки налить, помянуть, короче, по-человечески. Мать всё-таки.

На шестой день запоя Дарья обнаружила, что пропали их обручальные кольца. С большим скандалом и слезами выкупила их за стоимость двух бутылок водки в ларьке у остановки, потом распатронила свою заначку, ту, что держала «ну на самый крайняк», (а этот крайняк, безо всякого сомнения, пришёл), и вызвала команду врачей по объявлению «прерывание запоев». Стиве сделали какой-то укол и накачали через зонд раствором марганцовки, с чего Облонского торкнуло так, что он блевал без перерыва около часа. Потом его затрясло, пришлось укрывать всеми одеялами, пальто и куртками, что нашлись. Через час снова сделали укол. Галоперидол, кажется…

Облонский уснул мёртвым сном, проспал почти сутки, а в воскресное утро ничего не помнил. Дарья дала ему выпить таблеток, что оставил врач, но Стива вопреки обещаниям нарколога не заснул.

Через сутки Облонский, весь фиолетово-зелёного цвета, стоял в дверях, глядя на зад Долли.

— Слушай… — Дарья, полоскавшая в ванной бельё, вздрогнула, но не разогнулась, испугалась почему-то. — Даш… У нас деньги есть?

— На что тебе? — продолжая стоять раком, зло огрызнулась Дарья.

— Мне это… Поправиться маленько…

— Поправиться?! Ты что, хрен собачий, ни черта не помнишь, что ли?! — Долли еле разогнулась, потирая поясницу, она злилась, но при одном взгляде на мужа её страх вырос как ядерный гриб. Стеклянные глаза, всклокоченные волосы, щетина, руки, болтающиеся где-то на уровне колен.

— Не ори! Чё ты разоралась? Деньги давай!

— Деньги тебе?! Вот! — Облонская, не успев подумать, сунула мужу под нос мыльный кукиш.

— Ах ты дрянь! — Стива неожиданно для себя самого с размаху съездил жене по морде кулаком.

— А-а-а!!! — Долли закричала, пытаясь закрыться от сыплющихся на неё ударов.

— Где деньги?! Деньги где?!! — орал ничего не соображающий Стива.

— Не дам!! Детям жрать нечего!!! Тане в сад надо пластилин покупать, краски!! — Долли вопила, лёжа на полу и закрывая руками голову, ничего не соображая от ужаса.

— Какой ещё пластилин?! Я сказал — давай деньги!! — Стива ничего не видел, в глазах стоял красный туман.

Он пинал жену ногами. Гришка поднял рёв, Таня с выпученными глазами, белым как мел лицом, залезла на табуретку и пыталась открыть дверь. Ничего не получалось, у девочки тряслись руки, её спина покрылась холодной испариной.

— Вниз тяни! Таня, вниз тяни! Пимпочку чёрную — вниз! — Долли увидела, что дочка пытается убежать.

— Куда?! — Стива обернулся и сквозь застилавший ему глаза туман увидел, что кто-то хочет выбраться из квартиры.

Кто это? Таня? Нет… Таня в детском саду… Значит, это Долли… Она пытается убежать с деньгами… А почему она такая маленькая? Это же Анька! Ничего не видно — в глазах мутно…

— Анька, сука! Мать убила! Задушу! Убью!!! — Облонский схватил на кухне табуретку и рванул на неясный силуэт, замахнувшись со всей силы. Раздался дикий детский крик. Потом яростный женский вой.

— Па-а-а!!!! — всё стихло одновременно.

Таня хрипела, держась за горло. Отец рухнул у её ног, удар табуреткой пришёлся в дверь, обломки «орудия» валялись вокруг. Долли стояла как истукан, тупо глядя на неподвижное тело мужа и держа в руках горлышко от разбившейся зелёной бутылки. Той самой, из которой они пили шампанское в день смерть Анны Аркадьевны. Тёмные толстые осколки лежали на теле Стивы.

Вытянуть из Тани хотя бы слово было невозможно ни уговорами, ни угрозами. Более того, когда Долли попыталась на неё крикнуть, девочка упала в обморок. Дарья подумала было о разводе, позвонила в агентство, спросила, на что они могут рассчитывать при размене квартиры. Ей сказали, что максимум — это две ужасные комнаты в коммуналках, где соседей человек этак пять-шесть. Облонская сначала разревелась, но потом, как истинно русская баба, приняла решение лечить мужа.

Открыла бесплатную газету на предпоследнем развороте. Всё печатное пространство занимала реклама «лечения алкоголизма, наркомании и ожирения». Долли пробежала глазами по нескольким сотням убористых строчек: «выведение из запоев, прерывание запоев, лечение алкогольной зависимости и т. д.» Облонская вздохнула, и ей почему-то стало спокойнее — раз столько народу этим занимается, значит, всё это очень много кому нужно. Наконец она выбрала строгое объявление в чёрной рамочке, которое гласило, что институт исследования резервных возможностей человеческого организма проводит снятие алкогольной и наркотической зависимости в кратчайшие сроки. Долли вздохнула и набрала номер.

— НИИ резервных возможностей человеческого организма, — ответил на том конце провода милый, если можно так сказать, даже смазливый голос какой-то барышни.

— Здравствуйте, — Дарья заранее напряглась. — Я хотела бы у вас узнать, сколько стоят ваши услуги и какие вы даёте гарантии.

— Простите, а что конкретно вас интересует? — барышня нисколько не смутилась тоном Облонской. Жёны алкоголиков вызывали у секретарши НИИ сочувствие и неизменное ощущение собственного превосходства. Вот её муж — не только не пьёт, но даже и не курит, а если бы начал вдруг пить (курить ещё ладно) — она бы немедленно с ним развелась.

— Ну, у вас тут написано — снятие алкогольной зависимости.

— А… — барышня как будто сама только что вспомнила, чем занимаются в их конторе, и затарахтела: — У нас проводится комплексное лечение больных алкогольной зависимостью, которое включает в себя гипнотическое воздействие, осуществляемое специалистами-психиатрами, врачами, имеющими соответствующее образование, кроме того, в адаптационный период мы подкрепляем воздействие препаратами, вызывающими стойкое отвращение к алкоголю. Кроме того, данное воздействие осуществляется в согласовании с православными канонами, наши действия очень одобряются церковью.

— Да? То есть у вас не какое-то там кодирование? — степень доверия Долли к НИИ сразу повысилась. — У вас нормальные врачи работают?

— Да, у нас работают только врачи, никакого там, как везде, знахарства, — фыркнула барышня. — У нас проводится направленное гипнотическое воздействие на опредёленные участки головного мозга, несущие ответственность за алкогольное привыкание.

— Ну хорошо, — Долли окончательно поверила, что лечение, предлагаемое в НИИ, не кодирование. — Так, а сколько стоит?

— Базовый курс лечения, включающий в себя предварительную диагностическую беседу, сеанс гипноза и курс медикаментов, стоит три тысячи. Вот есть время на два часа.

— Давайте на два, — выдохнула Долли.

— Хорошо, значит, в четверг, в два часа. Всё, я вас записала.

— Девушка! — опомнилась Дарья. — Девушка, а у меня ещё такой вот вопрос. Деньги сразу приносить?

— Нет, предварительная диагностическая беседа у нас бесплатная.

— А побочные эффекты от лечения бывают?

— Ну…

— Что?

— Если это, конечно, можно считать побочным эффектом, — некоторые очень верующими стали, — барышня слегка замялась.

— А, это! Ну, это ладно. Главное, чтобы не пил! А если верующий, так ещё и лучше. — «Может, хоть начнёт вести себя по-человечески!» — подумала Долли. — Ну ладно, значит в четверг, в два?

— В четверг, в два.

— До свиданья.