— Я хотел бы с тобой обвенчаться, — сказал он ей во время последнего разговора.
Она помолчала, а потом ответила:
— Если бы это произошло, я, наверное, была бы… Я даже не знаю, мне никто никогда такого не говорил. Знаешь, Алексей…
Здесь необходимы разъяснения. В первый раз, когда Стива позвонил Елене, он представился Алексеем, почему — неизвестно, а потом уже как-то сложилось, что он — Алексей, и Стива не мог представить себе их разговора, если бы его называли Степаном, а тем более Стивой. В этом случае ему бы сразу представилась Долли. Облонский же хоть и думал, что Елена, скорее всего, далеко не красавица, всё же и помыслить не мог какого-то сходства между ней и собственной женой. Елена виделась ему полной противоположностью Дарьи — чёрной, яркой, с такой смуглой кожей. Пусть она толстая, пусть даже еврейка, пусть хоть на цыганку похожа — только не такая, как овца Долли!
И вот Стива решился. Он пошёл к знакомому, типа «хакеру», у которого был диск с адресно-телефонной базой. Тот по номеру телефона выдал: улица Шкапина, дом 52, квартира 8. Облонский (впервые в жизни!) сразу после этого пошёл в порт, где можно было подработать грузчиком, и честно протаскал две смены мешки! Заработав целую тысячу, полуживой, с больной спиной и трясущимися ногами, он еле-еле приволокся домой и, не обращая внимания на крик Долли, которая при виде мужа окрысилась очень сильно, Облонский прямо в одежде упал на диван и мгновенно уснул.
Утром у него болела поясница, но всё же общее состояние казалось довольно терпимым. Надев праздничный костюм и галстук (!), Стива отправился на поиски своей мечты. Сначала он хотел посмотреть на неё издали, увидеть, какая она — Елена. Купив возле метро букет из пяти огромных роз, Облонский поехал по адресу.
Балтийский вокзал — это, наверное, самый грязный вокзал в городе: бомжи, дачники с телегами, вонь… Улица Шкапина начиналась прямо за вокзалом. Стива прошёл между двумя рядами серых, грозящих вот-вот обвалиться домов, где все первые этажи были заняты дешевыми рюмочными, до дома № 52. Вошёл в арку. Тесный загаженный двор. Остановился у парадной, на синей табличке возле которой значилось, что это квартира № 8. Стоя с розами возле крыльца, Стива ужасно пожалел, что у него нет мобильника. Как же он узнает Елену, даже если она вдруг выйдет оттуда? И вдруг у Облонского словно включился реактивный двигатель — он буквально взлетел на крыльцо и решительно позвонил. Внутри раздался какой-то шорох, и через некоторое время дверь открыла какая-то крашеная женщина лет сорока, жёлтая и болезненно худая. В зубах у неё была зажата сигарета.
— Извините, я, наверное, ошибся… — пробормотал Облонский.
Повернулся, хотел было уйти, потом резко рванулся обратно, успел схватить за ручку закрывающуюся дверь.
— Стойте! Извините, мне нужна женщина, она представляется по телефону Еленой… Она здесь?
— А вы кто? — тётка выпустила дым через нос и недоверчиво покосилась на Стиву и букет.
— Я… Так она здесь?
— Ну, положим. А вы что, это ей принесли?
— Да, — кивнул Стива.
— Ну смотрите, не разочаруйтесь. Ей многие цветы приносят, а как увидят — страшно расстраиваются, — желчно прохрипела курильщица. — Проходите… Ещё один с цветочками для «прекрасной Елены»! — крикнула блондинка в глубь квартиры.
— Кто это? — раздалось оттуда. Странно, но голос показался Стиве знакомым.
— Ты кто? — переадресовала вопрос тётка Облонскому.
— Это Алексей, — крикнул Стива в дверной проём, откуда доносился голос его телефонной возлюбленной, такой знакомой и такой загадочной… Он нерешительно переступил порог и огляделся по сторонам. Квартира была переделана под офис — одно большое помещение, вдоль стен стройными рядами приткнулись стеклянные кабинки. Внутри каждой кабинки сидела женщина в наушниках. Стива хотел было уже уйти…
— Стива?!
Перед ним стояла Долли.
— Долли?!
Облонские таращились друг на друга почти минуту. Дарья на мужа в костюме и с цветами, а Степан на жену — накрашенную, причёсанную, в длинном чёрном платье.
Стива опомнился первым:
— Долли, слушай, я должен тебе сказать. Извини, что так получилось, но я… Не знаю, сможешь ли ты понять… Ну, в общем, сейчас, как это говорят в таких случаях… Ну, короче, сейчас настал, типа, «момент истины». Да, я пришёл к Елене, но между нами пока ничего не было. Я принёс ей эти цветы, потому что я её люблю… Дарья, прости, но раз уж так получилось… Я хочу развестись с тобой, я хочу… Я хочу обвенчаться с Еленой… Это любовь, понимаешь? Это любовь… Я никогда не думал, что со мной может такое произойти…
— Во дела! — блондинка перестала курить и села на табуретку, неизвестно зачем поставленную у входа. — Дарья, это что — муж твой, что ли?
Долли с открытым ртом смотрела на Облонского огромными стеклянными глазами и еле-еле кивнула.
— Во дают! Бабы! Чё тока на свете не бывает! — хрипло прокричала блондинка. — Этот Алексей, ухажёр Елены, представляете — муж Дарьи!!
Из стеклянных кабинок высыпало человек пять тёток. Все они очумело воззрились на остолбеневшую от удивления парочку. Облонский жадно сканировал глазами их лица — кто же из них Елена? Может, эта — сухощавая армянка маленького роста… Нет, слишком забитая… А эта — высокая, здоровая бабища в спортивном костюме? Нет! Может быть, эта невзрачная девица? Не, слишком молодая… Четвёртая — наоборот, слишком старая… Кто же?…
— Стива! — Долли вдруг разразилась рыданиями и кинулась на шею к мужу. — Любимый мой! Господи! Да как же это! Боже мой! Вот когда в судьбу-то уверуешь! А я даже и во сне не думала! В голову не могло прийти! Господи! Так это ты, значит, деньги по телефону прозванивал, скотина ты?! Да бог с ними, с деньгами! Плевать на деньги! Любимый мой! Подумать только, а я из-за тебя хотела уже с мужем-козлом, то есть с тобой, разводиться! Хотела тебя искать… на край света была готова пойти! Ой, боженьки, что творится!..
Дарья висела на шее у совершенно обалдевшего Степана, превратившегося в истукана, осыпала его поцелуями, называла всеми ласковыми словами, какие знала, и обильно орошала слезами его грудь.
— Долли? Ты что, так разводу рада? — единственное, что он мог выдавить из себя.
— Во даёт! — вторично обалдела блондинка. — Вот твоя Елена, сразу к тебе вышла! — она обеими руками показала на Дарью, остальные тётки тоже утвердительно закивали.
— Елена? — Стива вытаращился на Долли.
— У нас тут все себе имена берут другие, — быстро затараторила та, — вот Ира у нас Инга, Света — Снежана, Наташа — Жанна, Вера — Эльмира, Люба — Ангелина, а я — Елена. А ты Алексей! — Дарья закрылась руками, засмеялась, потом снова обхватила окаменевшего Стиву и поцеловала.
— Это тебе, — Облонский поднял руку с букетом, который всё это время почти касался пола.
— Ой! — Дарья взяла цветы и закружилась с ними перед Стивой. — Я уже всё, сейчас соберусь, и пойдём. Стивочка, то есть Лёшенька, — господи, как мне звать-то тебя теперь? — Долли споткнулась, забыв на секунду, как надо ходить.
[+++]
Через несколько минут они вышли из квартиры. Облонский постоянно оглядывался на Долли и не мог поверить, что «та женщина», Елена, — и есть его, Стивы, жена! Вместо застиранного халата — чёрное трикотажное платье с воротничком-стойкой, вместо бесформенного пучка волос на затылке — мелкие завитки, уложенные в причёску, вместо одутловатого бледного лица — гладкое, нарумяненное, свежее личико. И нет ни одной похожей на неё женщины среди прохожих! И не такая уж она толстая! Боже! А что она ему по телефону говорила — это же обкончаться немедленно, без предварительных ласк!
— Долли! Я тебя хочу, прямо сейчас, немедленно! — Стива остановился и прижал к себе жену.
— Ой! — она только закрылась руками, в изумлении таращила на него глаза.
— Здесь гостиница должна быть, рядом с вокзалом всегда гостиница есть! «Советская»! Поехали!
— Ой! Ты что, дорого же!
— У меня деньги есть.
— Откуда? — Долли остановилась, лицо её вдруг стало хмурым. — Значит, для жены тебе было жалко, а для шлюхи телефонной нет?!