— Да с чего ты так завёлся? Ну говорит, ну бред несёт! Пропускай всё мимо ушей, думай о деньгах, которые тебе за неё заплатят. Если уж сильно надоедает, представь, как будет пахать потом с ночи до ночи, и всё в порядке.

Константину Левину было трудно возразить. Иногда Алексей с досадой шутил, что все мозги в их семье достались старшему брату.

Работа была болезненной страстью Левина. Девицы бесили его, каждую из них он с огромным удовольствием взял бы и задушил. Но в то же время чем сильнее он их ненавидел, тем больше жаждал сделать их шлюхами. Он вкалывал день и ночь, без праздников и выходных, мотаясь чёрт знает где и имея дело с десятками амбициозных барышень. Мария Николаевна наблюдала за ним своими прекрасными чёрными глазами и где-то очень глубоко и смутно ощущала… страх.

Как за безупречной внешностью этого человека, за прекрасными весёлыми блестящими голубыми глазами, красивым породистым лицом, благородной посадкой головы, идеальной фигурой, широкими свободными движениями, искренним заразительным смехом плюс безупречный вкус и тонкое ювелирное эстетическое чутьё — как за этой блестящей оболочкой может скрываться хитрый, жестокий, циничный, трусливый, склонный к садизму человек? Как всё это может уживаться в одной душе, в одном теле, в одном Алексее Левине? В такие минуты Мария Николаевна благодарила судьбу за то, что уже не так молода, как эти несчастные девицы.

Страсть, которую Левин питал к ней, была постоянным, незаметным, но тем не менее всегда присутствующим источником беспокойства. Именно это ощущение угрозы и заставило её выйти замуж за Николая Левина, среднего брата в этой странной семье, где не было ни отца, ни матери, ни бабушек с дедушками, но зато наличествовали три брата: старший — Константин, средний — Николай, младший — Алексей.

Николай Левин был человеком, не склонным во что-либо вмешиваться. Внутренне он не одобрял подобного «семейного бизнеса», но это не мешало ему наслаждаться жизнью на полученные таким образом деньги и ни в чём себе не отказывать. Его обязанности состояли в оформлении документов — паспорта, визы, улаживание проблем с консульствами и так далее.

— Ты понимаешь, что мы — работорговцы? — изрядно выпив, спросил он как-то у младшего брата.

— И что? — спокойно ответил тот.

— Это грязно, — подняв вверх брови и поглаживая пальцем край рюмки с коньяком, отчётливо проговорил Николай.

— Ты не прав. Мы крадём их из семей? Мы сажаем их на героин? Нет! Они сами ищут нас, сами продаются, сами хотят зарабатывать деньги лёгким и приятным для них способом! Мы всего лишь посредники, сводим сырьё с отделом закупок завода.

— Но это же люди! — Николай втянул носом одну из дорожек, рассыпанных на стеклянном столе.

— Это шлюхи, Николай. Это гнусные, тупые, сварливые шлюхи, — Алексей повернулся и пошёл к двери.

— Тогда почему ты так любишь мою жену?! — заорал ему вслед Николай.

Алексей замер, у него перехватило дыхание. Минуты две он стоял в напряжённой нерешительности, словно собирался сказать брату что-то такое, что опрокинет их жизнь, превратит её в ад, потом молча вышел.

Алексей растопырил напряжённые пальцы рук. Они задрожали. Мария… Мария… Он любил её или так сильно ненавидел, что не мог дышать в её присутствии? Чего ему хочется больше — заняться с ней любовью или же убить?… Мария… Мария! С каким наслаждением он перечеркнул бы её прошлое, настоящее и, может быть, даже и будущее, если оно не принадлежит ему.

Левин в ужасе вскочил. Проспал! Нет… Только половина шестого. Чёрт! Надо бриться, одеваться — он идёт на день рождения к Кити Щербацкой. Алексей вылез из постели, вставил ноги в кожаные мягкие тапочки и побрёл в ванную. Его квартира, пожалуй, слишком велика для одного человека. Утомительно бродить одному по двумстам пятидесяти квадратным метрам… но имидж прежде всего. Алексей часто мечтал о малюсенькой однокомнатной «хрущёвке» с двенадцатиметровой, узкой как кишка комнаткой и семиметровой кухней, где до всего можно дотянуться не вставая. С маленьким коридорчиком, где нельзя нагнуться без того, чтобы не упереться задницей в одну стенку, а лбом в другую. Такая отдельная капсула, нора, где он мог бы практически не шевелясь пить, есть, спать, смотреть телевизор и никого, никого не видеть.

Однако существующее в его собственности «футбольное поле», сделанное по индивидуальному проекту, было, без всякого сомнения, далеко от воображаемого идеала. Тридцатиметровая спальня, посреди которой возвышается неприличных размеров кровать. К ней ведут три ступеньки, вокруг разбросаны подушки, десятки подушек. Бамбуковый паркет, леопардовые шкуры, декоративное холодное оружие на стенах, два гигантских арочных окна. Ужас!

Полупрозрачная стеклянная дверь в углу спальни ведёт в ванную. Семнадцатиметровый санузел. Посередине душевая кабина. Эксклюзивный дизайн: круглое основание, из которого поднимаются наверх четыре тонкие хромированные трубки, по двум из них подаётся горячая вода, по двум другим — холодная; трубки соединяются наверху круглым, таким же хромированным диском с дырочками, откуда эта вода льётся вниз; всё сооружение в стеклянной «колбе» с отодвигающейся дверью-купе. Мозаичная кладка, в полу устроены небольшие углубления, где из ракушек, камешков и кораллов сложены морские композиции, прикрытые сверху толстым стеклом, так что пол остаётся идеально ровным. Двухместная гидромассажная ванна, закрытая со всех сторон на манер бассейна, полупрозрачная раковина из голубого стекла… Левин устал от всего этого. С тоской оглядев окружающее великолепие, он представил себе, как можно было бы взять кирку и разнести всё на хрен. Трёхметровая ванная, отделанная простым белым кафелем с самой обычной сантехникой, — это его мечта, его неосуществимая мечта. Никто из его знакомых не поймёт и не примет такой ванной.

Алексей принял душ, проверил свою лёгкую небритость, завернулся в полотенце и так же нехотя, заставляя себя переставлять ноги, поплёлся в гардеробную. Гардеробная — это глухая без окон комната рядом со спальней, где вдоль трёх стен висит огромное количество одежды, внизу на специальных полках огромное количество обуви, наверху в корзинах и антресолях лежит… Левин уже не помнил, что именно там лежит.

Он вытащил первый попавшийся светлый костюм, оглядел, отрезал бирку химчистки и отнёс в спальню. Дальше пришлось заниматься тем, что Алексей ненавидел сильнее всего на свете, — подбор одежды. Майка, ремень, носки, ботинки… По ходу этого процесса ненависть Левина к Щербацкой росла как снежная лавина. И вообще в её случае он действовал по принципу «от обратного». Никакого конкретного заказа на Кити не было.

Левин познакомился с ней случайно после какого-то показа. Он сразу обратил внимание на её физиономию. Ключевая эмоция — претензия. Весь мир ей что-то должен, потому что она — такая! Алексея взбесили её претензии, то, что она ведёт себя так, будто ей все должны, будто она какая-то особенная! Её надо поставить на место! Левин сказал себе это, когда впервые увидел, как эта тупая самоуверенная кривляка корчит капризные рожи в ответ на приглашение какого-то симпатичного, но простого (в смысле — не богатого и не знаменитого) парня пойти с ним куда-то. Алексей наблюдал за этой сценой несколько минут, с трудом сохраняя видимость спокойствия. Эта сволочь, стерва, глупая дрянь вела себя так, словно она, блин, принцесса Уэльсская, Мисс Мира и Кандализа Райс в одном лице!

— Ну а куда мы пойдём? — переплюнула она через губу, уставившись на мальчишку исподлобья, лицо её выражало отвратительную смесь упрямства, презрения и кокетства.

Тот замялся, назвал какое-то кафе, видимо, не очень дорогое. Щербацкая переглянулась с двумя такими же дурами и мерзко прыснула в ладошку. Левин увидел, как юноша покраснел, пробормотал что-то и, пятясь задом, стал прощаться. Потом резко обернулся и зашагал прочь. По его лицу прыгали красные пятна, он кусал губы.

«Сейчас ещё заплачет, придурок…» — подумал Алексей, прищурив свои горящие глаза, и уставился на Кити. Судьба Щербацкой в этот момент была предрешена, Левин поклялся себе сделать её грязной затасканной шлюхой.