— Ну да! Что я, такая же жирная, как Долли? Скажешь тоже!
— Мама! Но он…
— Что?
— Он уродский, — тихо выдавила из себя Аня.
Каренина-старшая отвернулась к стене, потёрла лоб рукой.
— Уродский… Что ж, извини. У меня больше ничего нет, кроме уродского костюма! — Каренина-старшая постепенно повышала голос. — У меня нет возможности одеть тебя!! А знаешь, почему?! Знаешь?!!!
— Знаю, — еле слышно пробормотала Аня, глядя в пол и с трудом сдерживая слёзы.
— Ни хрена ты не знаешь! Потому что я инвалид! Потому что у меня нет ног!! По милости твоего отца у меня нет ног!!! И я не могу выйти на панель, чтобы заработать тебе на тряпки! Не могу, уж прости меня, пожалуйста!!! — из глаз Карениной-старшей брызнули слёзы.
— Мам, ну что ты! Я же ничего не говорю, что ты не можешь… Я хожу в чем есть… — изо всех сил старалась оправдаться Аня.
— Конечно! В чем есть! Чтобы все видели, что мы нищие! Чтобы говорили: а у Карениной дочь-малолетка на панель ходит! Да?! Так, что ли?!
— Да ну, мам, на какую панель?! — Аня уже перестала понимать логику материнской реакции.
— На какую?! Ты посмотри на себя! Шлюха малолетняя! Все сиськи наружу! Волосы как у пугала в разные стороны! Рот до ушей намалёван! Трусы все сзади просвечивают! Ну проститутка ни дать ни взять! Форменная проститутка! Может, ты действительно идешь на трассу деньги зарабатывать, а мне, старой дуре, лапшу на уши вешаешь? — глаза Карениной-старшей сузились. — Аня, запомни, телом мужика надолго увлечь нельзя! Шлюхой быть нельзя! Надо себя уважать! Надо честно, мозгами пробиваться, дело своё заводить! Вот как Мадонна!
Аня почувствовала жгучий стыд, что не оправдывает материнских надежд и не может немедленно открыть собственное дело. Даже представления не имеет, как это делается. Потом в голове мелькнула светлая мысль сказать матери о просмотре в поп-группу. Как Мадонна!
— Мам, я сегодня иду в поп-группу записываться… — тихо сказала она.
— Что?!!! — Каренина сбросила одеяло и повернула к дочери обрубки ног. — Куда ты идёшь?!!!
— На просмотр, — жалобно и еле слышно проговорила Аня, — для новой группы девочек…
— Каких девочек?! Ты в своём уме, дурища?! На просмотр! У тебя что, музыкальное образование есть?
— Но Мадонна… — попыталась робко защищаться Аня.
— Мадонна в танцевальной школе училась! Работала гардеробщицей, ничего не жрала и все деньги отдавала за уроки вокала! Она в группах пела!
— Ну и я…
— Ты в своём уме, Аня? — мать повертела пальцем у виска. — Ты чего с Мадонной-то сравниваешься? Совсем крыша поехала?
Карениной-младшей вдруг со всей ясностью стала очевидна нелепость её затеи. Действительно, да как она могла помыслить, что её, коротышку, выберут из сотен претенденток! Она же нот не знает! Кроме тупого перетаптывания с ноги на ногу, танцевать ничего не умеет! Господи, какая же она всё-таки дура!
— Мама! Мамочка! Родная! Прости! — Аня кинулась перед матерью на колени, покрывая поцелуями её морщинистые руки и сотрясаясь от чудовищных рыданий.
— Какая же ты у меня ещё глупая… — примирительно сказала мать, поглаживая её по голове. — Так, тебе во сколько в кафе надо быть? — вдруг деловито спросила Каренина-старшая, словно только сейчас вспомнив о времени.
— В одиннадцать, — тихо всхлипывая, ответила Аня.
— В одиннадцать?! Так чего ты тут нюни распускаешь?! Давай быстро умывайся, причёсывайся, а я тебе пока одежду нормальную подберу. — Мать энергично пододвинула к себе инвалидное кресло и с удивительной ловкостью перелезла в него с кровати.
Аня поплелась в ванную, с опаской оглядываясь, глаза защипало от раскисшей туши. Внутри грызло какое-то сомнение. Что-то здесь не так, что-то здесь неправильно! А с другой стороны, ну что она им скажет на этом прослушивании? Выйдет дура-дурой и будет стоять! Она ведь даже ни одного стиха наизусть не знает, а там не стихи, там петь надо, танцевать… Тьфу! Как можно было быть такой идиоткой! И у Карениной-младшей по щекам снова потекли слёзы. Смыв с себя всю косметику, которую перед этим так старательно накладывала, Аня тщательно убрала назад волосы, пригладив их водой.
Когда она вернулась в комнату, то застыла на пороге, остолбенев от увиденного. Мать с сияющим лицом сидела в своём инвалидном кресле возле Аниной кровати, на которой был заботливо разложен тёмно-коричневый в белый цветочек костюм из тонкого трикотажа, застиранного до обильных катышков. Костюм представлял из себя бесформенный пиджак дизайна времён царя Гороха с рукавами «летучая мышь», расширяющийся в талии наподобие мужской ветровки, внизу на широкой резинке и с двумя большими накладными карманами где-то под грудью. Длинная юбка с разрезом спереди венчала сию картину одёжного абсурда. Рядом Каренина-старшая положила затёртую сатиновую блузку на кнопках, где на уровне груди отчётливо выделялись две нашитые широкие полосы из плащёвки — красная и синяя.
— Мам, мне это все велико, — чуть слышно выдохнула Аня.
Представив, что вот в этом ей сейчас надо будет выйти на улицу, перейти через двор школы, где, несмотря на каникулы, вечно толкутся одноклассники или кто-то из параллельных классов, и войти в новое, чистое, сверкающее стеклом и хромом кафе, Каренина-младшая заледенела. У неё отнялись руки и ноги, а на язык как будто кусок сухого льда положили.
— А мы пояс наденем! — с живым непобедимым оптимизмом заявила Каренина-старшая, извлекая из недр шкафа широкий ремень из ярко-красного лакированного кожзаменителя с огромной пластмассовой пряжкой.
Аня, впав в состояние шока, покорно позволила матери одевать себя, поднимая и опуская руки, влезая в юбку.
— Да шевелись ты! Как неживая! Опоздаешь ведь! — суетилась вокруг мать.
Аня молча глядела перед собой стеклянными невидящими глазами. В голове навязчиво вертелось, что лучше умереть, чем сейчас в таком виде выйти на улицу.
— Ну вот, совсем другое дело! — радостно сообщила Каренина-старшая, разворачивая к Ане зеркало шкафа. — Сразу видно, приличная девочка, а не какая-нибудь прошмондовка!
Каренина-младшая подняла глаза и перестала дышать вовсе. Юбка костюма, перехваченная в талии ярко-красным широченным кушаком, смотрелась на ней как расклешенная, но почему-то с разрезом спереди. Пиджак с закатанными рукавами был велик до такой степени, что линия плечиков находилась где-то в области Аниных локтей, а полы пиджака доходили до середины бёдер. Белая сатиновая блузка торчала колом, синяя полоска под грудью на коричневом фоне костюма невозможно лезла в глаза. Аня непроизвольно закрыла лицо руками.
— Не нравится? — голос матери прозвучал искренне огорченно.
— Немного длинновато, кажется, — отчаянно покраснев, пробормотала Аня.
— Так ещё бы! Мать у тебя высокая была, статная! Родись я лет на тридцать позже да слушай родителей в молодости, была бы сейчас модель, круче, чем твоя Щербацкая! — не без гордости заявила Каренина-старшая, весело постукав друг об друга обрубками ног. — Конечно, тебе немного длинновато… Ты ведь… Ты ростом в отца! — мать вынесла дочери приговор, но постаралась быстро сгладить свою неловкость. — Но выглядит совсем неплохо! На мне была бы французская длина — это ровно до середины колена, а на тебе… На тебе нормальное макси.
— О-о-очень… хорошо, мам, — с трудом выдавила Аня, заикаясь и сдерживая подкатившие к горлу слёзы.
— Вот и умница!
Каренина-младшая, ступая как в бреду, взяла рюкзак и вышла в коридор.
— Давай! Покажи им всем! — крикнула мамаша вслед веселым бодрым голосом.
— Пока, мам, — машинально пролепетала Аня.
Тут открылась дверь комнаты Стивы и Долли. Брат, в одних семейных трусах, стоял на пороге, с усилием протирая глаза. Увидев сестру, икнул, некоторое время остолбенело на неё смотрел, а потом изрёк:
— Анька, ты чего так вырядилась? Милостыню в метро собираешься просить? «Люди добрые, сами мы не местные…» — издевательски заблеял Стива, тряся головой и протягивая скрюченную руку.
— Заткнись, болван! — прикрикнула на него мать, выкатившись из своей комнаты. — Она не мужиков идёт снимать, а на работу устраиваться!
