— Ты знаешь наш язык, благородный фиранги?

— Пока не достаточно хорошо, чтобы понимать все. А что такое Диван?

— Это здесь. Сын Солнца готов выслушать тебя в присутствии всей своей свиты; после этого он решит, как ему следует вести себя с твоим начальником.

«Комната Совета», — понял Мадек. И удивился: зачем в таком месте такая мягкость, свежесть, великолепие? Эти цветы, фонтаны, клумбы… Мадек полагал, что власть — это строгость и суровость, как на флоте. Крепко запирающиеся кабинеты, занавеси, драпировки, решетки, жалюзи. А здесь красивый двор, огромные окна, открывающиеся навстречу голубому небу; повсюду бархатные балдахины, мелодичные звуки. Если бы не огромное золотое солнце на мраморном пьедестале, он бы подумал, что этот сад принадлежит юной принцессе.

— Меня тоже зовут Диван, — сказал его новый провожатый. — После раджи я здесь первый человек. Серебряный муж, первый слуга царя…

В нескольких шагах от трона провожатый дал Мадеку знак остановиться и поклониться. Прежде чем склониться перед царем, Мадек успел разглядеть Мартина-Льва, расположившегося на шелковом ковре у ног раджи. Вслед за Мадеком ввели Боженьку и Визажа.

Сидевший перед диском солнца молодой мужчина в золоченой одежде улыбнулся. Должно быть, ему лет тридцать. Но какой же он холеный! Есть чему позавидовать!

— Как твое имя? — спросил он. Голос у него приятный, спокойный.

— Мадек.

— Мадек-джи, мне сказали, что ты знаешь наш язык!

Мадек-джи! К его имени добавили слог, который на хинди является признаком уважения. Господин Мадек. Это ему-то, переодетому голодранцу, напялившему дорогое платье и тюрбан. Мадек позабыл все свои страхи. Когда Визаж и Боженька подошли ближе, Мадек взял на себя привычную роль переводчика.

Два часа пролетели незаметно. А между тем они говорили о пушках. Раджа попросил французов сделать для него такие же огненные глотки и обучить его солдат управляться с ними. За это он посулил им огромную сумму денег, показавшуюся четверым мужчинам настоящим богатством.

— Ты уверен, что все правильно понял, Мадек? — растерянно спросил Мартин-Лев. — Он не предлагает нам поступить к нему на службу?

Мадек тоже был разочарован.

— Мы же не можем сами предложить это. Надо подождать.

— Да, но, похоже, он уже сказал все, что хотел.

И действительно, Бхавани поднялся с подушек и стал отдавать слугам приказы. Кругом забегали слуги. Принесли наргиле, чаши с шербетом и вареньями. Французы от души наслаждались новыми ощущениями: вареный лимон, розовый ласси, маленькие плоды манго, поджаренные в прозрачном меду…

— Не ешь левой рукой, — предупредил Мадек. — Это считается дурным знамением.

Раджа ни к чему не притрагивался. Мартин-Лев вдруг подумал, что все эти сладости просто средство задержать их у себя. Солнце клонилось к закату. Он отодвинул от себя наргиле.

— Мадек, а наши люди?

— Да, пора возвращаться, — нехотя согласился тот, вспомнив о драных палатках, о необходимости таскать воду, о комарах и змеях.

Раджа угадал его мысли.

— Знай, Мадек-джи, вы мои гости. Если хотите, можете поселиться во дворце и жить так, как живу я.

— А наши люди?

— Они тоже могут жить здесь, вместе со стражей. Крепость большая, места хватит для всех солдат.

Мадек перевел. По лицу Боженьки сразу стало понятно, как он счастлив. Даже Визаж не удержался от вздоха облегчения. Только Мартин-Лев был озадачен.

— Я не могу принять это предложение, не получив от него залога дружбы!

Бхавани предвидел и это.

— Что мог бы я предложить твоему начальнику в доказательство моей доброй воли? — спросил раджа Мадека.

Мартин-Лев не знал, что ответить; ни он, ни Мадек понятия не имели, что принято делать в таких случаях. Бхавани взял инициативу в свои руки.

— Я дам каждому из вас по две женщины, а твоему начальнику трех. И двух молодых слонов. Вы довольны?

— Мартин-Лев, не соглашайся сразу. Поторгуйся, — посоветовал Визаж.

Через полчаса раджа Годха даровал им еще по трое слуг, Мартин-Лев как начальник получил пятерых. Однако выпросить больше слонов французам так и не удалось.

Боженьке поручили вернуться в отряд и приказать сворачивать лагерь. Все уладилось.

— Пройдемте в Диван-и-Хас! — пригласил Бхавани и в сопровождении своей лани, не отходившей от него в течение переговоров, повел их во второй двор. Мрамор. Сады, фонтаны, распахнутые окна, коридор, потом еще один двор и галереи с колоннами. Каждый новый сад внутреннего двора казался красивее предыдущего. Водопады, пирамидки, изящные купола, плиты из разноцветного мрамора: то невиданный фасад, то невероятное украшение.

Наступал вечер, за окнами сгущались сумерки. Мадек шел вперед как зачарованный. Ему казалось, что феи перенесли его в одну из старых матросских сказок. Он весь превратился в зрение. Потолки, с встроенными в них маленькими зеркалами, стены, выложенные китайским фарфором. Наконец-то он добрался до внутренней Индии. Он видел чудеса не во сне, а наяву. Об этом свидетельствовали и зыбкие тени наступающего вечера, и следы полива на цветах, и отпечатки ног на песчаных дорожках, и церемонный павлин, подбирающий брошенные ему крошки, и вздрагивающая лань.

Бхавани остановился у входа в последний дворик и обернулся:

— Вот это Диван-и-Хас.

— Я думаю, это место, где раджа принимает гостей, — объяснил Мадек.

Дворик оказался более скромным, чем предыдущий, но при этом более изящным.

— Райская Река, — раджа указал на небольшой канал с кристально чистой водой.

Полудрагоценные камни в мраморных стенах, парчовые балдахины, ковры, мозаики из золота и серебра, — все это создавало ощущение легкости; тело казалось здесь невесомым, но не утратило чувств, и какие оно переживало ощущения!..

Раджа уселся на бархатное покрывало с бахромой, указав гостям на подушки. Слуги опять принесли наргиле и шербет. Опять воскурили сандал, зажгли светильники. Зазвучала приятная музыка. Сидящая в уголке женщина играла на инструменте, напоминающем мандолину. Ритм стал ускоряться, звуки становились громче. Мадек почувствовал, как сильно он устал, и отложил наргиле.

Услышав голос раджи, он машинально перевел, тихо, будто для самого себя:

— Радуга.

Из-за невидимой дверцы появился невысокий стройный силуэт. Сначала было видно лишь великолепное голубое сари, расшитое золотой нитью. Это была танцовщица. Ее руки порхали на фоне вечернего неба, указывая на фантастических животных, на звезды, а может быть, на какого-то бога. Ее босые ноги, украшенные браслетами с колокольчиками, отбивали ритм, задаваемый музыкантшей.

Глядя на ее покачивающиеся бедра и толстую косу, змеей извивающуюся по спине, Мадек с ужасом понял, что его благостное настроение улетучивается. У него началось головокружение.

Танцовщица вошла в круг света факелов, и раджа с нежностью произнес:

— Сарасвати…

Это была какая-то дьявольщина. В неровном свете потрескивающих светильников Мадек увидел лицо красавицы. Оно показалось ему знакомым. Где же он видел эти чистые черты, эти улыбающиеся миндалевидные глаза, эти чувственные губы, которые дразнят и обещают столько радости?

Обещают? Он сошел с ума. Эта женщина принадлежит радже. Головокружение. Танец, покачивание бедер, обнаженная грудь под голубым чоли. Наргиле, сандал. Головокружение, головокружение…

Он потерял сознание.

Мадек приподнял голову и улыбнулся; он узнал голос Мартина-Льва, который звал его из такой же, как у него самого, лодки. Гребцы слаженно орудовали веслами, сделанными в форме лепестков лотоса. Это был божественный час: зимнее утро, в котором чувствуется приближение лета. В воде озера отражалось синее небо. Мадек опять откинулся на подушки. Он полностью отдался неизведанной им прежде радости: жить, жить с удовольствием, думая только об удовольствиях. Каждое мгновение приносило новые услады. Сегодня это будет охота. Лодка раджи и лодка царицы, отплывшие первыми, уже достигли берега, где ожидал кортеж со слонами. Мартин-Лев опять позвал его. Мадек не ответил. Ему было слишком хорошо. Платье и штаны индийского покроя больше не стесняли его, он научился изящно носить тюрбан. Правда, где-то в глубине души затаилась тревога. Но нет, неправда. Просто он был слишком счастлив.