Это крупное дипломатическое поражение заставило русскую дипломатию пойти на уступки. 26 марта 1902 года Россия приняла на себя обязательство эвакуировать войска из Маньчжурии в течение полутора лет. Был разработан и план эвакуации — в три срока, через каждые шесть месяцев.

Министр финансов С. Ю. Витте категорически настаивал на скорейшей эвакуации Маньчжурии. В этом его поддерживал министр иностранных дел граф В. Н. Ламздорф. Военные были против. Особенно усердствовал военный министр генерал-лейтенант А. Н. Куропаткин. Он носился с планом полной аннексии Маньчжурии, для того чтобы обезопасить русский флот в Порт-Артуре, а заодно и весь русский Дальний Восток, от японской агрессии. К милитаристам примкнул и министр внутренних дел В. К. Плеве. При дворе активизировалась так называемая «безобразовская группировка», для изображения которой С. Ю. Витте не жалеет темных красок.

Возникла она в 1898 году. Группа лиц, входивших в ближайшее окружение императора, учредила акционерное общество для эксплуатации естественных богатств Кореи. У Владивостокского купца Бриннера (отца голливудской кинозвезды 50–60-х годов XX века Юла Бриннера) «безобразовцы» приобрели лесную концессию на реке Ялу. С. Ю. Витте пишет в «Воспоминаниях», что великий князь Александр Михайлович и граф И. И. Воронцов-Дашков «…ввели Безобразова к его величеству, вполне поддерживая его идею захвата Кореи по системе паука, посредством фальсифицированных частных обществ, руководимых и поддерживаемых как материально, так и в случае нужды силою авторитета русского правительства» ²⁶³.

Среди акционеров и учредителей общества назывались: шурин царя великий князь Александр Михайлович, граф И. И. Воронцов-Дашков, князь Ф. Ф. Юсупов, камергер М. В. Родзянко, И. П. Балашов, контр-адмирал А. М. Абаза. Главную роль в нем играл отставной ротмистр кавалергардского полка А. М. Безобразов, в молодые годы служивший адъютантом у И. И. Воронцова-Дашкова.

Деятельность «безобразовцев» явно противоречила договору 1898 года России и Японии относительно Кореи.

В литературе, мемуарной и научной, считается, что в разработку лесных богатств на Ялу были вовлечены значительные казенные средства, полученные в Государственном банке безвозвратным образом ²⁶⁴.

Выдающийся советский историк Борис Александрович Романов написал об этом специальное исследование, с приведением точных цифр казенных денег, вложенных в «безобразовское» предприятие и бесследно там сгинувших. Министр финансов С. Ю. Витте, как сообщает историк, всеми силами противившийся корейской авантюре А. М. Безобразова, вынужден был смириться и уступить. В январе 1903 года по его распоряжению был открыт кредит Безобразову в сумме 2 млн руб., как пишет Б. А. Романов, «…с отнесением его частью на 12 миллионный фонд (520800 руб.), частью временно на секретный фонд Русско-Китайского банка (256640 руб.), частью на прибыли иностранного отделения при Особенной канцелярии по кредитной части (1227060 руб.). Кредит был им исчерпан к ноябрю 1903 года без остатка. Сверх того, на канцелярию статс-секретаря, каковым А. М. Безобразов был назначен 6 мая 1903 года, было отпущено еще 200000 руб.» ²⁶⁵.

Военный министр А. Н. Куропаткин вел личный дневник. Под 31 октября 1903 года он поместил запись о своей беседе с Витте по делам Дальнего Востока. С. Ю. Витте показал ему два документа. «В первом из них были изложены основания действий лесного предприятия на реке Ялу, а на обороте государь написал почти всю страницу карандашом. Тут значилось, что барыши с предприятия на Ялу должны поступать в доходы кабинета в соответствии с теми расходами, которые произведены на это предприятие из сумм кабинета. Что потом дальнейшие барыши должны идти на содержание войск на Дальнем Востоке, и наконец, на эти же документы следует развить церковное строительство. Документ, по-видимому, 1900 года. Того же года Витте показал мне собственноручное письмо государя, которое начиналось так: „Любезный Сергей Юльевич, сделайте распоряжение об открытии А. М. Безобразову в Русско-Китайском банке кредита в 2 млн руб.“ Витте прибавил, что эти два миллиона израсходованы без толка, что теперь сам Безобразов признает неудачу своих предприятий; что никакого отчета в этих двух миллионах он никому не дает; что дела ведутся очень темные» ²⁶⁶.

Один лишь министр финансов сохранил голову в обстановке безграничного национального самохвальства и опаснейшего самодовольства, господствовавшего при дворе Николая II. С шапкозакидательскими заявлениями выступали даже такие несомненно способные военные, как А. Н. Куропаткин и П. С. Ванновский. Громадным своим умом, большим жизненным опытом, наконец, политическим инстинктом, развитым у него более чем у кого бы то ни было в окружении Николая II, С. Ю. Витте понимал, что Россия не может, не должна воевать ни в коем случае. «Именно тут и проявлялась интуиция, так могущественно развитая в Витте: он мог там и сям обронить хвастливое, шовинистическое словцо, но всем нутром своим он понимал страшную опасность новых войн для всего бытия основанной Петром I петербургской империи», — справедливо замечает Е. В. Тарле, автор лучшей, пожалуй, биографической работы о С. Ю. Витте во всей отечественной литературе ²⁶⁷.

В цитированном выше всеподданнейшем докладе по итогам поездки на Дальний Восток С. Ю. Витте без обиняков предупреждал императора: «По-моему мнению, вооруженная борьба с Японией в ближайшие годы была бы для нас большим бедствием. Я не сомневаюсь, что из этой борьбы Россия вышла бы победительницей (sic! — С. И.), но победа при настоящем положении досталась бы ей ценою больших жертв и тяжело отразилась бы на ее экономическом положении». Япония, полагал министр, вовсе не слабый противник. До вооруженного столкновения с нею желательно выполнить следующую программу действий: окончательно оборудовать КВЖД и полностью ввести ее в строй, усилить Среднесибирскую дорогу и достроить кругобайкальский участок; закончить оборудование Порт-Артура, рассчитанное на 10 лет, и улучшить «…в военном отношении Владивосток, так как в противном случае наш флот будет лишен одного из важнейших условий успеха в морской войне — возможности быстрой починки поврежденных судов» ²⁶⁸. В настоящее же время следует эвакуировать Маньчжурию и уступить Японии во всех ее требованиях, касающихся Корейского полуострова: «…Пока мы хотя бы на время не откажемся определенно от притязаний на Корейский полуостров, Япония из чувства самосохранения будет неизменно противником всех наших начинаний не только в Корее, но и вообще на Дальнем Востоке» ²⁶⁹.

Борьба против опаснейших безумств царского окружения очень тяжело далась С. Ю. Витте. В июне 1903 года А. Ф. Кони повстречал его на Сестрорецком курорте. «Он приехал верхом и ходил, то ускоряя, то замедляя шаг, по длинной крытой галерее близ морского берега, досадливо и с явным невниманием слушая какие-то объяснения старшего врача курорта. Я, — пишет А. Ф. Кони, — едва узнал в этом согнувшемся, мешковатом, с потухшим взором и тревожным лицом, человеке самоуверенную и энергичную фигуру министра финансов. Он любезно пошел мне навстречу, задержал мою руку в своей и стал меня расспрашивать о том, как мне живется на курорте. Я видел, что это лишь машинальные фразы, что он даже не слушает моих ответов и что он, „оглушенный шумом внутренней тревоги“, среди злобного торжества многочисленных врагов, радуется встрече с человеком, который не учинил ему никакой неприятности» ²⁷⁰.

15 августа 1903 года С. Ю. Витте во время своего всеподданнейшего доклада у императора неожиданно узнал, что он отставлен с поста министра финансов. На его место был назначен управляющий Государственным банком Э. Д. Плеске. Отставка была преподнесена как повышение. 16 августа С. Ю. Витте получил назначение председателем Комитета министров, а на следующий день — еще и членом Государственного совета. В награду за многолетнее успешное управление государственными финансами он получил от царя крупную сумму денег — 400 тыс. руб. Жалованье его было увеличено и составляло теперь 26 тыс. руб. в год ²⁷¹. С. Ю. Витте наконец-то стал обеспеченным материально человеком. Он смог дать за дочерью хорошее приданое и обзавестись собственным комфортабельным жилищем. Его двухэтажный особняк на Каменноостровском проспекте в Петербурге, уютный и изящный, был выстроен в виде белого загородного коттеджа.