Правящие круги страны никак не соглашались на требование об уважении территориальной целостности своего дальневосточного соседа и друга. Даже когда дело уже шло к разрыву, царь, глава внешнеполитического ведомства и военный министр твердо стояли на своем. 12 января 1904 года А. Н. Куропаткин совещался с В. Н. Ламздорфом по поводу последних требований Японии. «Ламздорф полагает, что по отношению к Корее ему легче… настоять, чтобы Япония не занимала со стратегическими целями никаких пунктов во всей Корее. Относительно Маньчжурии он надеется какой-либо общей фразой избавиться от требования Японии, дабы мы обязались уважать территориальную неприкосновенность Китая в Маньчжурии» ²⁸⁵.

15 января состоялось еще одно совещание, на сей раз у великого князя Алексея Александровича, для составления ответа на контрпредложения Японии. Военного министра особенно беспокоил вопрос о территориальной неприкосновенности Китая, и он отстаивал свою точку зрения — пункт об уважении территориальных прав Китая в Маньчжурии Россия принять не может. «Я говорил, что если бы мы такую статью дали, то скоро вынуждены были бы ее нарушить. Гр. Ламздорф обещался и не допускать обсуждения этой статьи, выработав такую редакцию, в которой о территориальных правах Китая в Маньчжурии ничего не говорилось бы» ²⁸⁶.

Под 25 января 1904 года А. Н. Куропаткин оставил интересную дневниковую запись, разъясняющую позицию русской дипломатии по маньчжурскому вопросу — Россия надеялась выдержать военно-морское противоборство с Японией. Адмирал Авелан считал, что силы у русских достаточно, чтобы атаковать японский флот. «Броненосных кораблей у них столько же, но есть и старого типа. Крейсеров малых больше, но малые плохи и будут привязаны к берегам. Минный флот у них сильный. Мы технически и по составу сильнее, но Авелан выразил сомнение в способности адмирала Старка вести самостоятельно такую огромную морскую операцию» ²⁸⁷.

Расчеты политиков и военно-морских стратегов вовсе не были построены на песке. Первая эскадра, направленная на Дальний Восток, состояла почти целиком из кораблей новейшей постройки. На Балтике остались суда преимущественно устаревших типов. По расчетам военно-морского ведомства России, 6 японским и 5 английским эскадренным броненосцам на Тихом океане должны были противостоять 10 российских ²⁸⁸.

25 января 1904 года японская дипломатическая миссия покинула Петербург, а на следующий день у царя заседали министры иностранных дел, военный и морской. В дневнике последнего российского самодержца осталась запись (под 26 января 1904 года): «Утром у меня состоялось совещание по японскому вопросу; решено не начинать самим» ²⁸⁹.

На усиление русской Тихоокеанской эскадры с Балтики был направлен еще один отряд боевых кораблей в составе 1 броненосца, 2 крейсеров и 7 миноносцев под командованием контр-адмирала Вирениуса. Однако ему не суждено было добраться к месту назначения. Японцы не стали ждать, пока русские станут еще сильнее, и первыми открыли боевые действия нападением на корабли, стоявшие на внешнем рейде Порт-Артура. Произошло это в ночь на 27 января 1904 года.

После захвата Квантунской области в 1904 году японцы ее совершенно преобразили. Всюду были проложены добротные шоссейные дороги. Голые, скалистые сопки покрылись густым хвойным лесом, посаженным японской администрацией. Украсить сопки лесом собирались и русские, но дальше совещаний и комиссий дело так и не сдвинулось ²⁹⁰.

Комитет министров был учрежден в 1802 году как совещательное собрание представителей высшей исполнительной власти. В него входили министры, главноуправляющие отдельными частями государственного хозяйства, председатели департаментов Государственного совета и государственный секретарь — всего 24 человека по состоянию на 1903 год. Комитет министров никакой исполнительной властью не располагал, никакие его заключения не могли быть приведены в действие без санкции монарха ¹. Председатель Комитета назначался царем бессрочно. Ему, в отличие от других министров, регулярного всеподданнейшего доклада не полагалось.

Заседал Комитет министров в Мариинском дворце. Еще со времен графа M. M. Сперанского он был тем «присутственным местом», где разбирались дела важные и не очень. На его рассмотрение поступали текущие вопросы, за которые министры не могли или не желали брать на себя единоличную ответственность. Но у Комитета был и постоянный круг занятий. Главное место в нем принадлежало железнодорожным делам (учреждение новых железнодорожных обществ, выкуп частных линий в казенное управление и т. п.), Комитет министров разбирал их совместно с Департаментом экономии Государственного совета.

Затем шли дела по акционерному учредительству. До 1917 года в России порядок открытия и последующей деятельности акционерных обществ определялся законом 6 декабря 1836 года («О товариществах по участкам и компаниям на акциях») и уставами. Каждый устав акционерной компании или паевого товарищества представлял собой сепаратный законодательный акт, утвержденный верховной властью. Законодательство Российской империи официально не располагало нормальным (иначе говоря, типовым) акционерным уставом. Но практикой он был выработан, и все различия между уставами многочисленных акционерных предприятий заключались лишь в тех статьях, где излагались цели их деятельности. Во всем остальном они были совершенно одинаковы.

В канцелярии Комитета министров все вновь поступающие на рассмотрение уставы считывались, то есть сверялись с предыдущими, уже утвержденными. Если обнаруживались какие-либо отклонения, то о них докладывалось Комитету. На заседаниях Комитета министров споры вскипали вокруг статей с политическим содержанием. Императорское российское законодательство ограничивало лиц «иудейского вероисповедания» и иностранцев в операциях с земельным имуществом. Заправилы акционерных компаний такие ограничения разными способами старались обойти. На этой почве шла многолетняя напряженная борьба между двумя ведомствами — Министерством финансов и Министерством внутренних дел. Первое стремилось пойти навстречу учредителям, второе отстаивало действующий порядок. Вырабатывались различные компромиссные варианты.

В те годы, когда С. Ю. Витте был министром финансов, за одно заседание Комитета проходило до 12 акционерных уставов. В 1894 году разрешение Комитета на открытие действий получили 63 акционерных общества, в 1895 году — 95, в 1896-м — 133, 1897-м — 138, 1898-м — 196, 1899-м — 318 ².

Комитет министров рассматривал дела по всеподданнейшим прошениям, если просители ходатайствовали о допущении в свою пользу изъятий из действующих законов. Однажды Министерство внутренних дел выступило с ходатайством о том, чтобы капитал, образовавшийся путем отчислений из сборов за представления оперы А. П. Бородина «Князь Игорь», из собственности Военно-медицинской академии, профессором которой состоял покойный композитор, был передан в собственность Санкт-Петербургского отделения Императорского русского музыкального общества. Всесторонне обсудив важную проблему, Комитет постановил: признать допустимым, чтобы капитал был передан в Санкт-Петербургское отделение Императорского русского музыкального общества, «…обратив оный на помощь лицам, посвятившим себя музыкальному искусству, столь близкому покойному композитору… В суждениях по сему делу было обращено внимание на то, что означенное имущество по свойствам своим никакого отношения к службе Бородина при академии иметь не может, так как заключается исключительно в музыкальном произведении умершего композитора, состоявшего притом, помимо службы в академии, одним из директоров Императорского русского музыкального общества». Мнение Комитета министров было высочайше утверждено 17 декабря 1899 года ³.