Из перечисленных вариантов эмиссионного закона российское правительство выбрало, возможно, не самый лучший. Оно совершенно отказалось от обеспечения эмиссии вексельным материалом и связало выпуск в обращение кредиток исключительно с золотым запасом Государственного банка. Аргументируя свой проект банкнотной эмиссии, С. Ю. Витте говорил: «…Принятие минимальной нормы, вполне соответствующей западноевропейским образцам, было бы вряд ли осторожно. Сообразуясь с ходом торгово-промышленной жизни в России, привыкшей к кредиту более долгосрочному, Государственный банк вынужден учитывать векселя на 6 и даже до 12 месяцев. Средняя продолжительность векселя в Государственном банке определяется 180 днями, векселей трехмесячных и короче в Государственном банке находится 13 %, между тем в банках французских и германских средняя продолжительность векселя не более 24 дней в первом и 30–60 дней во втором; векселей же трехмесячных эти банки вовсе не имеют права учитывать. Это обстоятельство, в связи со значительной суммой вкладов в Государственном банке, побуждает к особой осторожности при определении той доли билетного обращения, которая могла бы остаться не покрытой металлом» ¹⁵⁵.

С. Ю. Витте предложил следующее: «Определив известную минимальную наличность золота в отношении к обращающимся билетам, установить в то же время наибольшую абсолютную сумму билетов, которая может остаться непокрытой» ¹⁵⁶. Сумма не покрытых золотом кредитных билетов по проекту Министерства финансов не могла превышать 500 млн руб. Все кредитки, выпущенные сверх того, надлежало обеспечивать золотом рубль за рубль ¹⁵⁷.

Проект дал материал для публичной полемики вокруг намерений финансовой администрации. Споры кипели в «Обществе для содействия русской промышленности и торговле», в «Петербургском собрании сельских хозяев» и других местах. Но главная дискуссия о правительственном проекте денежной реформы развернулась в Вольном экономическом обществе.

Репортер газеты «Новое время» передал обстановку первого дня дискуссии: «Большой зал в два света. Ряд столов, сдвинутых в виде сплющенной подковы и покрытых традиционным зеленым сукном. По стенам — большие и малые портреты, с которых глядят и екатерининские вельможи в напудренных париках, и деятели позднейших эпох. В центре наружной стены ютится возвышение с пюпитрами старинного фасона, — это кафедра; влево от нее, так же по стене, стол журналистов. Две массивные хрустальные люстры, спускающиеся посредине зала, свидетельствуют, что этот обширный зал может принять очень торжественный вид. На сей же раз он скромно освещен только свечами, расставленными по столам, и в этом скромном освещении не без труда разглядываются лица многочисленной публики, плотно облепившей не только все столы, но и все простенки и наполняющей все свободное пространство между столами и стенами. Кого тут нет? Вот группа военных с штабными аксельбантами — генералы и офицеры. Вот убеленные сединами почтенные сановники и кандидаты в сановники. Вот солидные деятели и дельцы разных поприщ и профессий, которых вы не раз встречали на общественных собраниях. Кое-где мелькают знакомые лица ученых и журналистов; достаточно число чиновников разных ведомств; порядочная группа студентов — университетских, медиков, правоведов и лицеистов. Всего меньше дам, среди которых две-три типические фигуры студенток. Добрая половина публики вынуждена стоять, несмотря на то, что усердные сторожа обшарили, по-видимому, все соседние покои, чтобы добыть стулья для посетителей. Кругом говор: вон сенатор такой-то, а такой-то член Государственного совета сегодня отсутствует… А зал все наполняется и наполняется. На лицах публики ожидание. Но вот — маленькое движение, посредине подкововидного возвышения поднимается пожилой человек, легкое бренчание колокольчика — и заседание открыто» ¹⁵⁸.

Дебаты продолжалась целых пять дней: 16, 19 и 30 марта, 2 и 5 апреля 1896 года. Правительственный проект защищали чиновники Министерства финансов: А. Н. Гурьев и В. И. Касперов. Они ушли неудовлетворенными. В заключительном слове А. Н. Гурьев посетовал: «Все, что говорилось, было известно составителям проекта и ранее, тогда как от почтенных профессоров, при желании их поработать над проектом, Министерство финансов могло бы выслушать много для себя поучительного» ¹⁵⁹. Ему не виделось в реформе такого содержания, которое могло бы внушить большие опасения. «В сущности, все уже сделано и остается только „отвердить“ фактически существующее положение вещей» ¹⁶⁰.

Некоторое противодействие своим планам денежной реформы С. Ю. Витте встретил в Государственном совете в апреле 1896 года. «Противодействие это, конечно, не заключалось в том, чтобы прямо сказать „нет“, но в том, чтобы замедлить это дело и поставить такие препятствия, при которых дело было бы провалено» ¹⁶¹. Ход обсуждений реформы в департаментах высшего законосовещательного органа империи убедил министра финансов, что через него денежную реформу не провести. Тогда он совершил обходной маневр.

Судьба реформы решилась 2 января 1897 года на расширенном заседании Финансового комитета, составленном из единомышленников С. Ю. Витте, под личным председательством императора Николая II. Высочайшим манифестом 3 января 1897 года («О чеканке и выпуске в обращение золотых монет») русской серебряной валюте был нанесен окончательный удар: монетной единицей был объявлен золотой рубль, равный 17,424 доли чистого золота ¹⁶². Манифест предписал чеканить золотую монету с измененным номиналом, но без изменения в отношении содержания чистого золота, пробы веса и размера: империал — 15 руб., полуимпериал — 7 руб. 50 коп. ¹⁶³Золотой рубль являлся идеальной денежной единицей и не чеканился.

Новый рубль был слишком дорог для внутреннего рынка России, наполненного малоценными товарами. Даже Е. И. Ламанский — безусловный сторонник твердой валюты и золотого рубля — и тот не скрывал скептического настроя: «Ходячая монета в 7 руб. 50 коп. может быть удобна только для половины России, если не меньше — для богатых людей, которые тратят в день больше этой суммы. Русский мужик, живущий на семь с полтиной чуть ли не целый месяц, конечно, не может брать подобную монету. Таким образом, при введении золотой валюты в России крестьяне окажутся поставленными в необходимость искать другую, более мелкую монету. Значит, им придется предпочитать или бумажные деньги или понизившиеся во внутренней цене серебряные» ¹⁶⁴.

«Безденежье и неустойчивость валюты равно опасные болезни: трудно даже сказать, какая из них опаснее… Неправильная денежная и банковая политика, вообще односторонняя экономическая политика с резким преобладанием фискализма может привести к безденежью при любом монетном режиме», — резонно заметил П. X. Шванебах ¹⁶⁵. О сохранении и даже усилении безденежья в стране много говорилось в собраниях Вольного экономического общества. «По деревням, в районе 25 верст, нельзя разменять четвертного билета. На мельнице в мае и июне месяцах не достанешь двугривенного…» — свидетельствовал С. Ф. Шарапов, эксперт «диких помещиков» по финансово-экономическим вопросам ¹⁶⁶. Вольное экономическое общество инициировало еще одну дискуссию о денежном обращении. Застрельщиком ее стал куда более одиозный, чем С. Ф. Шарапов, защитник интересов поместного дворянства — Г. В. Бутми.

Он представил на обсуждение чрезвычайного общего собрания доклад под названием «Золотой монометаллизм и его значение для России» ¹⁶⁷. Прения по докладу Г. В. Бутми длились два дня — 7 и 30 апреля 1897 года. В дискуссии приняли участие 11 человек, разделившиеся на сторонников и противников биметаллизма. «Реформа завершит разорение нашего земледелия, нашей промышленности, реформа прямо пагубна для России», — заявил Г. В. Бутми. Выход ему виделся в том, чтобы двинуться вспять — к паритету на серебряную валюту: «Только возвращение к законному серебряному паритету освободит нас от кризиса, подобно тому, как от него защищены все другие страны с серебряной валютой» ¹⁶⁸. Во всем мире, внушал докладчик доверчивой публике, усилилось движение в сторону биметаллизма: «Торговые палаты: Нидерландская, Ливерпульская, Манчестерская, Марсельская, настойчиво требуют возвращения к биметаллизму, как к единственному средству освободить торговлю, промышленность и земледелие от тяжкого кризиса» ¹⁶⁹.