1848 год стал для европейских монархий годом неисчислимых бед. В феврале начались волнения в Париже. Народ требовал проведения реформы избирательной системы. Гизо был противником перемен. 21 февраля он запретил большой сбор республиканцев на Елисейских Полях и поднял по тревоге шестьдесят тысяч человек. Демонстрация протеста дошла до площади Звезды и была рассеяна. Полиция с трудом поддерживала порядок, бойцы Национальной гвардии переходили на сторону манифестантов. Париж превратился в поле битвы. 24 февраля Луи Филипп отрекся от престола и с помощью английского консула бежал в Англию под именем мистера Смита. «Война у самого нашего порога. Гизо в тюрьме, республика провозглашена... Короля с королевой все еще носит где-то по волнам, если только не выбросило на какой-нибудь чужой берег: у нас нет никаких вестей от них», — сокрушался Альберт в письме к брату.
Беглому королю позволили поселиться в Клермонте, принадлежащем его зятю Леопольду. Вся его семья присоединилась к нему. Виктория довольно сурово высказалась в их адрес: «Если бы они не спаслись бегством, то наверняка все бы погибли... Но у меня такое впечатление, что бежали они слишком уж быстро».
Из Франции волнения распространились на всю Европу. В Баварии Людвиг I был вынужден отречься от престола после того, как его заставили расстаться с его любовницей Лолой Монтес. В Вене толпа захватила дворец Меттерниха.
Князю, переодетому слугой, удалось бежать, и он нашел приют в Лондоне. Габсбурги укрылись в Инсбруке. Император отрекся от власти в пользу своего племянника, юного Франца Иосифа.
18 марта королева родила своего шестого ребенка — дочь, которую назвали Луизой, это произошло как раз в тот момент, когда вслед за Гамбургом, Бременом и Франкфуртом баррикадами ощетинился Берлин. «Хотя это опять девочка, — делился принц со Штокмаром, — мои радость и благодарность безмерны, поскольку я очень тревожился за Викторию, которой пришлось перенести столько психологических травм в эти последние дни». В Германии барон представлял Кобург во Франкфуртском парламенте [46]и более чем когда-либо ратовал за то, чтобы Пруссия возглавила Германский союз. Сам же Вильгельм Прусский прибыл в Букингемский дворец, где его ждал взволнованный Альберт. Его дети были вынуждены покинуть свои спальни. А Виктория отныне заканчивала все свои молитвы просьбой к Богу помочь им «достойно встретить любую ситуацию, в которой они могут оказаться, будь то возвышение или падение».
В обстановке всеобщей паники Пальмерстон проявил себя еще большим либералом, чем когда-либо. Воспользовавшись бегством Габсбургов, Италия поднялась против австрийской оккупации. Влюбленный в Венецию министр одобрил идею обретения независимости Апеннинским полуостровом. «Я не стану сожалеть по поводу изгнания австрийцев из Италии, — писал он королю Леопольду. — Итальянцы ненавидели их власть, которая держалась исключительно благодаря денежным вливаниям и бряцанию оружием». Он решил заявить австрийцам протест по поводу жестокой расправы, учиненной их солдатами над жителями Кастельнуово. Королева, со страхом ожидавшая новостей о судьбе австрийского императора, потребовала, чтобы Пальмерстон уничтожил свою депешу. Тот не подчинился. Королева вспылила и «не стала скрывать от него, что английская политика в Италии вызывает у нее чувство стыда». Чтобы оправдаться, Пальмерстон написал ей письмо на двенадцати страницах. Но гнева Альберта и Виктории этим не умерил. Изо дня в день королева требовала у лорда Рассела голову одиозного министра: «Так не может больше продолжаться, он ведет себя, словно непослушный ребенок». А принц дотошно собирал на него досье.
Неисправимый Пальмерстон послал новую депешу своему послу в Испании, поручив ему передать королеве Изабелле совет сменить правительство, если она хочет избежать народных волнений. Ответ не заставил себя ждать. 22 мая английского посла выслали из Испании.
Не придав этому никакого значения, Пальмерстон сохранил тот же командный тон и в отношениях с Португалией. «Доведите до сведения королевы и португальского правительства, что если из-за своей политики они окажутся в трудном положении, то пусть не рассчитывают ни на какую поддержку Англии, ни на какую!» — писал он своему послу. Виктория резко осудила его действия, которые сочла «оскорбительными для лорда Джона Рассела, правительства, государства и для нее лично». На сей раз премьер-министр принял сторону королевской четы и заявил, что послы Англии за рубежом должны избегать каких-либо контактов с политическими партиями, выступающими против власти своих монархов: «Подобное поведение должно рассматриваться как недружественное и несправедливое по отношению к иностранному государю, а также как недальновидное и наносящее ущерб нашим интересам». Пальмерстон согласился переписать депешу, но задержал ее отправку на целых две недели. В очередной раз Альберт был вне себя от негодования.
А в Лондоне вновь подняли голову чартисты. Они требовали мест в палате общин для представителей рабочего класса. Фридрих Энгельс уезжал из Манчестера в полной уверенности, что там вот-вот вспыхнет революция, которая из Англии перекинется на Европу, сметет буржуазию, установит бесклассовое общество и уничтожит частную собственность. «Союз коммунистов» пока еще не вышел из подполья. Энгельс и Маркс только что закончили работу над его «Манифестом». Между тем этот текст уже начал ходить по рукам. В марте Карл Маркс переехал в Париж, где вместе с женой Дженни, тремя детьми и их нянькой поселился в маленькой гостинице на улице Грамон. Там же в ту пору проживал и Герцен, приехавший из России. С надеждой следили они за революционными выступлениями в Германии и все учащавшимися демонстрациями чартистов в Лондоне.
6 марта многочисленная толпа собралась на Трафальгарской площади. На следующий день в Глазго вышли на улицы безработные, скандировавшие: «Хлеб или революция!» Войска открыли по ним огонь. Были убитые. Тогда чартисты объявили о массовой демонстрации 10 апреля, назначив сбор в южной части Лондона. Оттуда колонна демонстрантов двинется к парламенту, чтобы передать депутатам свою петицию.
И в правительстве, и в Букингемском дворце нарастало беспокойство. Альберт объявил Виктории, едва пришедшей в себя после рождения дочери, что министры советуют королевской семье в целях безопасности уехать из Лондона и укрыться в Осборне. Если толпа ворвется во дворец, они будут вынуждены спасаться бегством. Они не должны позволить бунтовщикам захватить себя, как это случилось с другими монархами. Виктория плакала, опасалась за новорожденную, но согласилась на все при условии, что Альберт постоянно будет находиться рядом с ней. Она боялась, что ее сыновей может постичь судьба ее двоюродных брата и сестры Саксен-Кобургских, состоящих в браке с детьми Луи Филиппа.
6 апреля демонстрация чартистов была объявлена незаконной и преступной, по городу расклеили плакаты, в категорической форме рекомендовавшие жителям не только не принимать в ней участия, но даже не появляться в месте ее проведения. 7 апреля правительство передало в парламент Закон об обеспечении общественной безопасности. Престарелому герцогу Веллингтону было поручено организовать защиту правопорядка в столице. На помощь полиции мобилизовали сто семьдесят тысяч добровольцев. Среди них был и Луи Наполеон Бонапарт, будущий Наполеон III. 8 апреля, под дождем, королевская семья покинула Лондон. Все еще неважно чувствовавшая себя королева путешествовала лежа. Войска сосредоточились у мостов, ведущих в Вестминстер.
Сколько же демонстрантов, развернувших транспаранты и знамена, собралось 10 апреля в районе Кеннингтон Коммон? Пятнадцать тысяч, утверждал лорд Рассел. Пятьсот тысяч, утверждал их лидер О’Коннор, который, не боясь преувеличений, заявлял также, что под его петицией было собрано пять миллионов семьсот шесть тысяч подписей. На самом же деле манифестантов оказалось двадцать три тысячи, и к двум часам дня их колонна была рассеяна без особого сопротивления с их стороны.
