До замужества Виктория любила прогулки верхом, когда она гарцевала на своей лошади между лордом Мельбурном и лордом Пальмерстоном. Но ни придирчивый Штокмар, ни Альберт не одобряли методов министра иностранных дел, который, защищая интересы Англии, не боялся ни беспорядков, ни кризисов, ни угрозы войны.
А англичане обожали лорда Пальмерстона. Никто другой не нес британское знамя так высоко, как он. Сейчас ему было шестьдесят два года, а начинал он свою карьеру в славные времена Ватерлоо, когда был назначен военным министром. Из консерватора он превратился в вига, но его идеи о главенствующей роли Англии никогда не претерпевали изменений. Взбалмошный и не знающий, что такое усталость, он, в отличие от Альберта, обладал всеми теми достоинствами, что так ценились британской аристократией. Он любил псовую охоту, голубые рединготы и красивых женщин. У него была репутация Дон Жуана, свои позиции в свете этот «Купидон» упрочил благодаря женитьбе на сестре лорда Мельбурна, состоявшейся 11 декабря 1839 года. Леди Пальмерстон была хозяйкой одного из модных виговских салонов, и, возвращаясь вечером домой из своего министерства, Пальмерстон мог упражняться там в красноречии. «Англия, — любил повторять он при каждом удобном случае, — достаточно сильна, чтобы не бояться никаких последствий», что вызывало улыбки на лицах гостей. Ибо они прекрасно знали, что политика «горячего Пэма» всегда была чревата последствиями.
Ярый поборник либерализма, министр был свято убежден в том, что конституционная монархия в той форме, в какой она существовала в Англии — элегантной и лояльной, — должна была стать образцом для всех цивилизованных народов. Едва заняв свой пост министра иностранных дел, он сделал безапелляционное заявление, в котором обвинил греческого премьер-министра Колетти в том, что тот правит своей страной путем «коррупции, беззакония, разбазаривания государственных средств, антиконституционных действий и тирании». Его высокомерие выводило из себя иностранцев. Париж клеймил позором этого «ужасного милорда Пальмерстона». А немцы сложили о нем песенку, из которой следовало, что если у дьявола есть сын, то это не кто иной, как лорд Пальмерстон.
Но английский министр иностранных дел не обращал на это никакого внимания. Равно как и на просьбы Альберта представлять королеве на согласование все подготовленные им депеши. Принц требовал даже, чтобы «красный ящик» доставляли во дворец заблаговременно, чтобы королева имела возможность при необходимости вносить в депеши свои коррективы. Но у Пальмерстона всегда были наготове удобные отговорки, чтобы не показывать им эти послания, которые он, словно зажигательные бомбы, метал на международную арену. «Это было слишком срочно!» «В министерстве было слишком много дел!» — оправдывался он постфактум перед разъяренной королевской четой. Недовольство Альберта нимало не трогало его. Да как этот мальчишка из-за Рейна, не имеющий ничего общего с джентльменами, мог претендовать на управление королевством? Что до Виктории, то ведь он сам научил ее всему, что она знает о дипломатии. И именно он надоумил ее перед поездкой в Германию полистать Готский альманах, дабы не путаться в именах и титулах всех ее монарших собеседников.
На обратном пути из Кобурга Виктория и Альберт вновь остановились в принадлежащем Луи Филиппу замке д’Э, где провели один день. Между объятиями и поцелуями они, как и при каждой встрече, заговорили о кандидате в мужья для юной королевы Изабеллы Испанской. Французский король давно вынашивал мысль соединить брачными узами своего сына, герцога де Монпансье, с этой шестнадцатилетней наследницей престола, про которую говорили, что она обладает необузданным темпераментом. Но англичане никогда не согласились бы на подобный альянс. Дядюшка Леопольд хотел бы видеть на испанском престоле еще одного Кобурга. Но, по мнению Луи Филиппа, такой брак мог бы нарушить равновесие сил в Европе. Они в очередной раз договорились, что королева Изабелла не достанется ни Кобургскому дому, ни Орлеанскому. Герцог де Монпансье, если хочет, может жениться на младшей сестре Изабеллы, инфанте Фернанде, но только после того, как королева произведет на свет наследника. Соглашение было достигнуто в присутствии двух министров: Гизо и лорда Абердина.
Вновь обосновавшись в министерстве иностранных дел, Пальмерстон в одной из депеш своему послу в Испании опять заговорил о саксен-кобургском кандидате в женихи королевы и резко раскритиковал тиранию и некомпетентность испанской монархии. Письмо попало в руки Гизо. Обрадованный Луи Филипп счел себя свободным от всех обязательств и отправил в Испанию депешу королеве-матери. Он умолял ее оградить себя от враждебно настроенных англичан, выдав Изабеллу замуж за ее двоюродного брата герцога Кадисского, а Фернанду — за герцога де Монпансье. Юной испанской королеве не нравился этот ее кузен. Поговаривали, что тот импотент. Так что хитрый французский король уже видел испанскую корону на голове своего внука. Спустя всего несколько недель в один день сыграли обе свадьбы.
Виктория пришла в ярость, и больше всего ее возмутило то, что Луи Филипп даже не потрудился поставить ее в известность о предстоящем бракосочетании. Не он, а его супруга сообщила Виктории эту новость, причем так, словно речь шла о рядовом домашнем событии, «которое должно еще больше укрепить наше семейное счастье, а это первостепенная вещь на свете, которую вы, мадам, так умеете ценить». Она ответила весьма едко, напомнив о взятых обеими сторонами в замке д‘Э обязательствах и подчеркнув, что сама она всегда вела себя «искренне». Французский король, дабы оправдаться, отправил длинное письмо своей дочери Луизе. Но Альберт никогда не простит ему этого предательства. «Испанский брак обернулся тем, чем и предполагалось. Король находится под влиянием какой-то странной монашенки, оплачиваемой Парижем. У королевы множество любовников, и муж держит ее взаперти в своем замке. Луи Филиппу предстоит за все это ответить перед Богом», — писал он своему брату. «Таймс» запустила целую серию статей о «французском вероломстве». Пальмерстон виртуозно разрушил едва установившееся «добросердечное согласие» между двумя странами.
Принц привил жене культ семьи. Для королевской четы инициативы Пальмерстона были приемлемы лишь в том случае, если они одновременно удовлетворяли интересам англичан и кобургцев. Спровоцированное в апреле 1847 года их министром «португальское дело» окажется еще менее удачным, чем испанское.
В Лисабоне лига «конституционалистов» начала требовать расширения свобод и возврата к более либеральной конституции 1822 года. Опасаясь революции, королева Мария обратилась за помощью к Испании. Во время предыдущих, неприятных для нее событий на родине юная королева нашла приют в Лондоне. С той поры Португалия находилась под своего рода протекторатом Англии, и Пальмерстон счел подобное ее сближение с испанским абсолютизмом совершенно недопустимым. Министр направил английский флот курсировать в виду Лисабона, дабы оказать поддержку мятежникам и их требованиям.
Тут-то и разразился семейный скандал, больше похожий на трагикомедию. В десять лет Мария Португальская вместе с Викторией танцевала в Виндзорском дворце. Ее супруг, Фердинанд Саксен-Кобургский, приходился Виктории двоюродным братом. Португальская чета выразила недоумение по поводу такой «агрессивности» по отношению к ним со стороны англичан. Виктории пришлось жалко оправдываться, ссылаясь на то, что ее даже не поставили в известность о происходящих событиях. Пальмерстон единолично принимал все решения и даже напечатал в «Морнинг кроникл» ряд статей под своим именем, чтобы разъяснить свою позицию.
Королева сочла себя оскорбленной. Она написала ему: «Прошу вас принять надлежащие меры во избежание повторения подобной практики». Ригорист Альберт был еще более резок. Свое негодование он излил в письме министру, но тот сухо ответил принцу: «Я вряд ли смогу разделить вашу точку зрения».
Не сходились они во взглядах и на проблему объединения Германии. Прусский король прислал Виктории письмо, в котором обратился к ней с просьбой поддержать его «крестовый поход» на других немецких государей. Пальмерстон тут же направил ноту протеста послу Пруссии: королева Англии не может вступать в переписку с иностранными монархами, если те не являются ее ближайшими родственниками. Сидя в соседних кабинетах, Виктория и Альберт писали письма: ее ответ прусскому королю был коротким и туманным, в его страстных письмах звучала надежда увидеть Фридриха Вильгельма Прусского во главе единого немецкого государства.
