Семейное святилище принца Ёакиры находилось в дальнем конце монастырских владений. Неторопливо направляясь к нему, они встречали мало монахов и еще меньше паломников. Однако, поравнявшись с громадным учебным корпусом, они увидели через его распахнутые решетчатые двери сидевших рядами монахов: те внимали зычному голосу чтеца. Вокруг за зелеными соснами скрывались служебные постройки; по узким, усыпанным галькой каналам бурлили горные ручьи, а воздух был напоен приятной свежестью, ароматом хвои и благовоний.
Когда они подъехали к семейному святилищу Минамото, Акитада посмотрел поверх каменной ограды. За ней возвышалось единственное деревянное здание, почерневшее от времени, с крышей из кипарисовой дранки и окруженное низким заборчиком. Спешившись за воротами, они привязали лошадей к деревянным столбам. Пока они шли к воротам, Акитада заметил, что спутники принца, вероятно, проделали то же самое, а Кинсуэ отвез сюда пустую повозку, после того как принц вошел в святилище.
Довольно тесный двор мог вместить лишь одну запряженную повозку, так что вознице пришлось потрудиться, разворачивая ее на таком узком пространстве. Акитада и Тора поднялись по деревянным ступенькам на веранду. Со всех сторон к ней плотно подступали заросли кустарника, дальше сливавшегося с лесом. Тяжелые двустворчатые двери, служившие единственным входом в святилище, были закрыты. Перила вдоль веранды тянулись только со стороны фасада.
Остановившись, Акитада оглядел и двор, и веранду. Именно здесь в последние часы жизни принца Ёакиры его ожидали военачальник Сога, князья Абэ, Синода, Янагида и Сакануоэ. А ниже по склону, за каменной оградой, тараща сонные глаза, старый Кинсуэ вслушивался в бестелесный голос своего хозяина, распевающего сутры внутри святилища. Свет тогда, должно быть, только забрезжил, так как принц намеревался приступить к молитве на рассвете. Но даже когда небо начало расчищаться от мглы, темные горные склоны еще отбрасывали на все глубокие ночные тени. Так что же произошло в этой тьме? Внутри этого святилища? Акитада подошел к массивной, почерневшей от времени двери.
Истина внутри!
Задумчиво покачав головой, он толкнул дверь. Старые заржавевшие петли скрипнули. После уличного света внутри казалось темно и мрачно. В глубине святилища, у дальней стены, Акитада разглядел ярко раскрашенную деревянную статую Будды. Божество сидело на вырезанном из дерева цветке лотоса; перед ним стояли три крошечных столика с украшениями и предметами религиозного культа. Напротив, в высоком подсвечнике, инкрустированном золотом и серебром, стояли две толстые свечи. Акитада зажег обе. Их пламя задрожало на сквозняке, дувшем из открытой двери, и сразу же причудливые тени замелькали по изваянию божества и по молитвенной циновке, разложенной перед ним. К Акитаде вернулось ощущение чьего-то незримого присутствия — какого-то ледяного дуновения, повеявшего среди теплого застоявшегося воздуха, какого-то мертвенного дыхания, от которого у него закружилась голова и волосы зашевелились на затылке. Это ощущение, хотя и не такое явственное, как в доме Ёакиры, заставило Акитаду содрогнуться.
Внутри этих крепко сколоченных бревенчатых стен, упиравшихся в мощные балки, облепленные свисающей паутиной, дышалось тяжело. Из-за отсутствия окон воздух, словно пропитанный распадом, был густым и спертым.
Когда Акитада рассмотрел столики перед изваянием Будды вблизи, то увидел, что эти предметы из темной древесины, инкрустированной перламутром, весьма изящны. Подносы и священные сосуды, назначения которых Акитада не знал, были покрыты лаком и позолотой; здесь же стояли чаши с искусственными цветами из золота и полудрагоценных камней. Среди этих предметов бросалась в глаза красная дощечка с позолоченной росписью. Прочтя начертанные на ней слова, Акитада склонился в глубоком поклоне — надпись была сделана собственной рукой его августейшего величества в ознаменование свершившегося чуда.
Но чувство благоговения так и не посетило Акитаду. Здешняя атмосфера казалась ему тягостной, нездоровой и пагубной, а мрачные стены и своды лишь усиливали гнетущее впечатление. Даже фигура божества таила в себе что-то неуловимо зловещее. Акитада обернулся и увидел в дверном проеме Тору, вглядывавшегося в темноту.
— Чего ты ждешь? — спросил Акитада. — Входи! Ты нужен мне.
— По-вашему, его убили здесь? — полюбопытствовал Тора, не переступая через порог.
— Судя по всему, да.
Тора обвел глазами помещение:
— Как вы думаете, его дух бродит здесь?
— Нет. Если он где и обитает, так в его столичном дворце. Старый слуга поклялся мне в этом.
— Так, может, его убили там? — Войдя, Тора поморщился. — Следовало бы почаще проветривать это помещение!
Акитада метнул на Тору раздраженный взгляд:
— Моя работа была бы значительно легче, если бы нам не внушали, что он исчез отсюда. Дался тебе этот запах! Ты только представь, сколько всяких снадобий и благовоний было здесь сожжено! Давай-ка лучше попробуем поискать потайную дверь в стенах или в полу.
И, двинувшись в разные стороны от двери, они начали обследовать стены, простукивая доски и швы, пока не встретились в темном углу перед фигурой Будды, так и не обнаружив ничего подозрительного.
— Ничегошеньки! — Тора снова поморщился. — А вот здесь опять воняет.
— Это либо застоявшийся запах ладана, либо какая-нибудь мелкая зверушка сдохла под полом. Но думаю, нет смысла его обследовать — ведь здесь слишком тесно для того, чтобы поместить человеческое тело.
Тора уже направился к двери, когда Акитада решил в последний раз окинуть взглядом всю комнату. Он повернулся, чтобы последовать за Торой, и случайно зацепился ногой за молитвенную циновку. Это было старенькое татами очень красивого плетения с шелковой вышивкой по краям. Наклонившись, он приподнял циновку и обнаружил под ней совершенно гладкий пол.
— Ну вот, — вздохнул Акитада. — Я и не ожидал ничего здесь найти. В конце концов, они наверняка хорошенько обыскали помещение. Поди-ка сюда, Тора, помоги мне разложить циновку ровно.
Тора нехотя вернулся и приподнял циновку за один край.
— Давайте-ка перевернем ее, — предложил он. — С другой стороны она смотрится лучше.
Это было справедливое замечание. С изнанки циновка не так выцвела, и шелковая вышивка выглядела ярче; правда, плетеная часть была чем-то испачкана. Акитада опустился на колени, чтобы поближе разглядеть пятно. Небольшое и коричневатое, оно не проникло в глубь волокон. Акитада послюнявил палец и потер им циновку в испачканном месте. На коже остался едва заметный коричневый след, и он понюхал его.
— Что там такое? — спросил Тора.
— Это-кровь, — мрачно проговорил Акитада.
— А! — Тора отпрянул назад. — Значит, его все-таки убили здесь!
— Возможно. Это любопытно, но крови совсем мало. И она не обязательно принадлежит Ёакире.
— Готов поклясться, что ему! — Тора посмотрел на статую и содрогнулся. — А вдруг его забрали какие-нибудь сверхъестественные силы?
— Ну уж нет.
— Но кровь! Всем известно, что демоны рвут людей на части и пожирают их. Давайте-ка уйдем отсюда поскорее, хозяин! — И Тора бросился к двери.
Но Акитада с интересом разглядывал какой-то белый порошок на полу.
— Только что этого здесь не было. — Он указывал пальцем на припорошенный чем-то пол. — Должно быть, осыпалось с циновки, когда мы перевернули ее.
Тора обернулся на ходу:
— Ну и что? Пыль какая-то. Сомневаюсь, что монахи большие чистюли.
Акитада присел на корточки, желая исследовать находку. Растерев белый порошок между пальцами и попробовав на язык, он сказал, поднимаясь:
— Рисовая мука.
— Может, кто-то из монахов принес, — крикнул Тора с веранды, куда успел ретироваться из соображений безопасности.
— Хм… — Акитада вытер руки о полы платья и пристальным взглядом смерил фигуру божества.
Сейчас он уже заметил, что это изображение Будды-Амиды. Лицо выточенной из дерева статуи было ярко раскрашено, глаза — коричневым цветом, губы — густым красным. Столь же яркими были украшения на шее и руках. Вдруг один из драгоценных камней на шее зашевелился. Акитада подошел ближе и увидел жирную сине-зеленую муху, вяло перебиравшую лапками и крылышками. Несомненно, свежий воздух из открытой двери пробудил ее от ленивого ступора. Махнув в ее сторону рукой, Акитада наблюдал, как она сонно поднялась и, сердито жужжа, полетела прочь. Некоторое время муха кружила вблизи статуи, пока не села на какую-то поверхность в темноте. Покачав головой, Акитада задул свечи и вышел.