Их поцелуи продолжались — теплые, страстные, сводящие с ума поцелуи, которые причинили ей давно забытое наслаждение, делали ее грудь более округлой, а соски — твердыми. Когда Бак взял ее груди в свои ладони, у Карли вырвался стон, а когда он убрал руки и снова притянул ее ближе к себе, Карли опять застонала.

— Я хочу тебя, Карли, — прошептал Бак; его дыхание согревало и щекотало ее ухо. — Я не знаю… было ли у тебя это, и ты сама не помнишь…

Все еще держа ее руку, Бак долго изучающе смотрел на Карли. Она выглядела, как юная невинная девушка: ее щеки пылали, в глазах виден был испуг, губы немного распухли, — и одновременно это была женщина, и красивая женщина, которая ничего не помнила о том, как любят, как соблазняют, какие радости это сулит. Женщина, которая была не расположена позволять мужчинам, с которыми она встречалась, освежить ее память. И это была женщина, которая так верила Баку, что позволяла ему это сделать.

Неожиданно для самого себя Бак тоже почувствовал себя молодым, неопытным и неловким. Он почувствовал разницу между близостью с женщиной, которой увлекся, и уступкой женщине, которую не любил.

— Я никогда не чувствовал этого раньше, — прошептал он.

Ее глаза расширились, она притянула его голову к себе и поцеловала его нежно и ласково, и при этом — страстно.

Бак повел ее через холл в свою спальню. Она без сомнения следовала за ним, доверчиво наблюдая, как он задергивает шторы, чтобы в комнате царил полумрак. Боже, она выглядела такой покорной… А вдруг он разочарует или обидит ее? Что если…

Его способность думать, сомневаться, задавать вопросы исчезла через десять секунд — время, которое потребовалось Карли, чтобы взяться за кромку своего свитера и медленно стянуть его через голову. Под ним на ней был лифчик, светлый, тонкий, обильно украшенный кружевом. Карли не торопилась, и узкие полоски соскользнули с ее рук и упали на пол рядом со свитером.

Движения Карли были соблазнительными, взгляд ее глаз совершенно невинным. Бак подошел к ней, крепко обнял ее, и Карли прижалась к нему вся, так, что он мог ощущать гладкую кожу ее плеч и нежные округлости грудей.

Бак медленно поцеловал ее, стараясь продлить сладость момента. Он никогда не был близок с женщиной совершенно неопытной, но намеревался доказать ей, что она будет наслаждаться каждой секундой их близости. Он собирался целовать ее до тех пор, пока она не вспыхнет, ласкать ее, пока она не ослабнет, возбуждать ее, пока она сможет выносить это, а потом он собирался удовлетворить ее так, чтобы она заплакала.

Бак собирался научить ее любить. Черт, он и сам собирался научиться кое-чему.

Как заниматься любовью.

Как делать это по-человечески.

Как держать себя под контролем.

Дальше все было сказочно хорошо. Их поцелуй заставил Карли трепетать; почти до боли, но не так, чтобы это нельзя было вытерпеть. Он хотел ее, но не дико, страстно, не так, словно он умрет, если не возьмет ее. Он был горяч, но эта горячность не угрожала захватить его целиком.

Бак гладил ее кожу, такую гладкую и нежную; осторожно зажав соски зубами, он омыл маленький пик языком, сделав его твердым. Черт побери, очень долго Бак не знал, что это такое, любить ту, о которой хочется заботиться, забыл, что возбуждая ее, он возбуждается сам. Но это было прекрасно.

Карли не знала, что она ждала. Чтобы мужчина, который прекрасно разбирается в сексе и знает все его способы, соблазнил ее? Или она ждала нежную страсть? Или утоление неодолимого зова плоти?

Но Карли не ожидала, что почувствует нечто особенное. Она не ожидала тихого стона Бака, когда скользнула рукой под его рубашку, дрожи в его мускулах, когда она гладила его; Карли не ожидала такой силы волнения…

До этого она не думала о любви. Ни о его, ни о своей. Карли не знала, любит ли он ее. Это страшно мучило ее. Но, Боже, помоги ей, она-то любила его.

Неловко потянув за ткань, Карли стащила с него майку, потом гладила его грудь, ощущая его ровную кожу, упругие мышцы, двигаясь рукой ниже, к ремню джинсов. Вдруг оробев, она отдернула руку, но Бак задержал ее и повел еще ниже. Карли хотела снять с него джинсы и без помех ласкать его горячую, трепещущую плоть.

У Бака перехватило дыхание от ее нерешительной робкой ласки. Все, что бы она ни делала: каждое прикосновение, каждый поцелуй, каждая ласка — все возбуждало его. Глаза его плотно закрылись, и он словно окаменел в блаженной истоме.

Не так. Бак не хотел таким способом, не хотел, чтобы его трясло, не хотел, чтобы его тело предавало его. Бак призвал все свои силы, ласково отстранил Карли, восстанавливая контроль над собой, чтобы замедлить удары сердца, притушить пламя страсти. Но когда Карли обхватила его лицо ладонями и поцеловала его так нежно, так неумело, он понял, что больше не владеет собой.

Бак сбросил свою и ее одежду, уложил ее на постель и лег рядом, лаская ее. Он заметил маленькие шрамы на гладкой смуглой коже, тонкие белые линии — следы аварии, в которой она чудом уцелела. И Бак целовал их. Шрамы не испортили ее тела: она была прекрасна.

Ее дыхание участилось, а тело откликалось на его малейшее прикосновение, и он был уже на грани своих сил. Двигаясь между ее ног, он перенес тяжесть тела на руки, осыпая ее сладостными поцелуями.

Это было больше, чем Бак хотел, больше, чем он ожидал. Их близость была приятной и нежной, кроткой и ласковой. Она была страстной. Их близость была вызвана не просто желанием, вожделением. Эта близость принесла Баку самые острые ощущения, какие он когда-либо испытывал.

Их близость была неистовой.

Умелый. Опытный. Карли подумала, что Бак действительно оказался таким, и блаженная улыбка коснулась ее губ. Он точно знал, как коснуться ее, где поцеловать, как двигаться внутри нее, чтобы привести ее в восторг. Обняв Карли, Бак показал ей, как войти в ритм его глубоких, наполняющих ее толчков, как обострить страсть, потом усилием воли ослабить ее и усилить снова. И своим хрипловатым низким голосом он ободрял и поощрял ее, успокаивая Карли, шепча ей на ухо самые ласковые и нежные слова.

Наконец они достигли высшей точки наслаждения. И даже когда дрожь прошла, бешеные удары сердца замедлились, а неровное дыхание стало глубоким и спокойным, Бак все еще держал ее в своих объятиях, ласкал ее легкими нежными прикосновениями и целовал нежными поцелуями.

Никогда Карли не чувствовала себя в большей безопасности, чем в его объятиях.

Никогда она не испытывала таких ощущений.

Никогда за эти три года она не чувствовала такого страстного желания жить.

Бак лежал рядом с Карли, глядя, как она спит, слушая ее ровное мерное дыхание. Он выскользнул из постели, надел джинсы, потом натянул на Карли одеяло. Минуту он все еще стоял над ней, нежно поглаживая разметавшиеся по подушке волосы, потом резко повернулся и вышел из комнаты.

Все изменилось за последний час. Все. Утром в гостинице, на озере, даже здесь, в доме, Бак был абсолютно уверен, что женщина, которая называет себя Карли, на самом деле Лора Фелпс. Он шел в спальню совершенно уверенный, что он собирается заниматься любовью с Карли, которая на самом деле была Лорой.

И он вышел из спальни точно так же уверенный, что Карли никогда не была Лорой.

Вчера она спросила его: «Разве я чувствую, как Лора?» Нет, ответил ей Бак. Нет, но…

Карли Джонсон, женщина, с которой он только что был близок, которая спала в его постели, в которую он влюбился, никогда не была Лорой Фелпс.

Имело ли это значение? Имело ли значение, что Карли не была Лорой? Сказалось ли это на его чувствах?

Будет ли он и дальше близок с нею?

Ничто не могло заставить его отказаться от этого.

Но тут вновь возникли вопросы, которые он было отбросил как несущественные. Например, почему она указала неверный прежний адрес в своей анкете при приеме на работу? Почему она обманывала насчет школы и колледжа, в которых училась? Почему указала несуществующего адвоката? Почему три года назад она пришла к решению стать другим человеком?