Я нашел в шкафу среди многочисленных книг пособие по массажу.

— Это тебе зачем? — спросил Гурам.

— Для пьесы, — не моргнув глазом, ответил я.

Он оценивающе окинул меня взглядом с головы до ног, подумал и сказал:

— Ложись на диван. Быстро, быстро. Времени нет.

Я лег на диван, и Гурам продемонстрировал на моей ноге приемы массажа.

— Я все-таки возьму книгу, — сказал я.

— Бери, — сказал Гурам. — Чего ты разлегся? Вставай! Мне еще за Эдвином надо заехать.

— Сдался тебе этот Эдвин.

— Он хороший парень.

— А, ладно. Я в твои дела не лезу. Как мальчик, которого ты оперировал?

— Не спрашивай. По всем признакам результаты будут неутешительными.

— И ты так спокоен?

— От того, что я буду беситься, результаты не улучшатся. Как раз мне надо быть спокойным. Я не исключаю повторной операции.

— В таком случае тебе следовало бы меньше пить.

— В тебе определенно умер великий педагог.

— Избави бог от таких учеников.

— Уходи, негодник, пока я тебе шею не намылил. Постарайся если не освободиться, то хотя бы позвонить нам. Выразишь маме сожаление и скажешь, что режиссер задерживает тебя.

— Не учи меня врать!

Гурам засмеялся. Мы вышли на улицу. Он сел в машину.

— Давай подброшу тебя.

— Езжай, опоздаешь. У меня достаточно времени.

Гурам уехал. Я взглянул на часы. В моем распоряжении оставалось двадцать две минуты. Переодеться я уже не успевал. Я вспомнил, что в кармане у меня лежит итальянский галстук, и посмотрел на свое отражение в витрине кондитерской. Красно-черный галстук к моему наряду, конечно, не годился.

Из магазина выходили люди с покупками. Надо что-то купить, подумал я и вошел в кондитерскую.

Несколько минут я крутился у прилавков, но так и не остановил выбор ни на одном из пятнадцати тортов, абсолютно похожих друг на друга.

В отчаянии я купил плитку шоколада и направился к саду, где накануне хотел оборвать сирень, моля бога, чтобы старик был дома.

Я позвонил в квартиру Нины ровно в восемь. За дверью звучала музыка, и я в смятении подумал, что приглашен не один.

Щелкнул замок. Я поспешно прикрыл ворот рубашки охапкой голландских тюльпанов. Старик оказался слишком щедрым.

Дверь распахнулась. Кровь хлынула к моему лицу. Нина была в вечернем платье. Сгорая со стыда, я переступил порог.

— Какая роскошь! Никогда не держала в руках такого количества тюльпанов! Спасибо, — сказала она и поцеловала меня.

Нина ходила из комнаты в кухню, из кухни в комнату, потому что цветов было много и она искала вазы, а я из коридора смотрел на нее и не мог отвести взгляда. Я знал, что она хороша, но не подозревал, что настолько. В длинном черном платье и с убранными наверх волосами она была очень красивой.

— Почему ты так пристально смотришь? Тебе не нравится мой наряд? — спросила она.

— Ты очень хороша. Ты хорошеешь с каждым днем, — сказал я.

Она смутилась.

На столе, перенесенном из кухни, стояли два прибора и горели свечи.

Нина принесла поднос с блюдами и вместе с ним запахи, от которых у меня начался приступ голода.

— Должно быть, так пахнет в раю, — сказал я. — Бог ты мой, сколько вкусных вещей!

— Может статься, совсем не вкусных.

— Быть того не может! Дай я помогу тебе.

— Я сама. Иди мыть руки.

Пока я мыл руки, Нина расставила блюда и даже ухитрились украсить стол тюльпанами. Рядом с вазой я увидел бутылку «Цинандали». Она уже знала мой вкус.

— Начнем с молодой фасоли? — спросила Нина.

— Пожалуй, — сказал я и протянул тарелку. — Не так много.

— Ты же с работы.

— С работы, но я обедал.

Кроме яичницы, я ничего не ел, но хотел продемонстрировать хорошие манеры. Вскоре я забыл о них.

— Очень вкусно! — сказал я.

— В самом деле? Или в тебе говорит воспитанность? — сказала Нина.

— Не настолько же, чтобы есть так много.

Она недоверчиво смотрела на меня. Я налил в бокалы вино.

— Я хочу выпить за тебя.

— А я за тебя.

— Нет, за тебя. Всегда за тебя.

Щелкнул автомат проигрывателя. Нина встала и включила его снова, не меняя пластинки.

— Белый танец. Дамы приглашают кавалеров.

Я встал, застегнул пиджак и поклонился.

— Благодарю за оказанную честь.

Я взял ее за талию. Нина обвила мою шею руками, и так мы танцевали что-то медленное, похожее на блюз.

— Ты любишь танцевать? — спросил я.

— Очень. — Она подумала и сказала: — Помнишь, тогда у Гурама ты не решался пригласить меня, а я хотела, чтобы ты пригласил.

— Помнится, мы танцевали танго и ты была как натянутая струна. Почему?

— Я немного боялась тебя.

— И сейчас боишься?

— Нет.

— Когда же ты перестала бояться?

— С той минуты, когда мы искали в машине вино на Джвари и ты подошел, чтобы помочь. Я обернулась и увидела, что ты совсем рядом. Я думала, ты бросишься на меня с поцелуями и прочими глупостями. Перепугалась страшно. Я не хотела, чтобы ты оказался таким. И вдруг ты сказал…

— Я полон самых нежных чувств к тебе.

Она положила голову на мое плечо. Я испытывал то же, что тогда на Джвари, и изумленно думал, что у нас уже есть прошлое. У нас было и настоящее. О будущем я не задумывался.

Танец кончился, и я поцеловал Нине руку.

Пластинка продолжала крутиться. Зазвучал вальс-бостон. Я церемонно поклонился.

— Разрешите?

— Но это же вальс!

— Вальс-бостон, простите.

Нина всплеснула руками.

— Господи, он разбирается в танцах! И ты умеешь танцевать вальс-бостон?

— Умел. Даже получил однажды приз — воздушный шар. Но это было давно. Очень давно.

— А все-таки?

— В прошлом веке. И это было не со мной, а с мальчиком Сережей, которого звали Баку.

— Почему «Баку»?

— Потому что школьники любят сокращать фамилии товарищей. Серго Бакурадзе существовал разве что в классном журнале.

— Не представляю тебя маленьким. Ты был сорванцом?

— Еще каким! Сорванцом, известным во всем районе Сололаки! Между прочим, певец исстрадался. Он сейчас задохнется.

— Понимаешь, что он поет? — спросила она.

— Чуточку, — ответил я. — Ты знаешь английский?

— Чуточку.

Я прислушался к словам песни.

— Побудь рядом со мной. Скажи, что никогда не покинешь меня. Как я люблю тебя. Как ты мне нужна. Пожалуйста, поверь мне, я не могу жить без тебя. Правильно?

Нина кивнула и тихо запела в унисон с певцом.

Потом мы танцевали танго, и я сбивался, потому что в ушах все еще звучал вальс-бостон.

Нина смеялась.

— Танцуя с тобой, не скажешь, что ты был призером.

Я прижал ее к себе. Огромная волна желания затопила меня. В ее глазах я увидел испуг, как тогда на Джвари. Я улыбнулся ей и расслабил руки. Я не мог ничего объяснить себе, но интуитивно чувствовал, что сегодня она ждет от меня другого, и я коснулся ее лба губами и сказал:

— Идем за стол.

Она налила в бокалы вино и чокнулась со мной.

— За тебя, — сказала она. — Будь здоров.

— И ты будь здорова.

Я вытащил сигареты.

— Поешь сначала, — сказала она.

— Я уже сыт.

— Не выдумывай, пожалуйста. Поешь чего-нибудь, а потом и поджарю мясо.

— Еще будет мясо?

— Да. Вырезка.

Я укоризненно взглянул на нее. Вырезку она могла купить только на рынке по немыслимой цене, причем рано утром. Значит, она спала после того, как я ушел, не больше часа.

— Из-за меня ты потратила половину своей зарплаты и к тому же в нарушение режима не выспалась.

— Я поспала днем. И, пожалуйста, не будем говорить об этом больше. Все, что я делаю, я делаю для себя.

— Хорошо. Но вырезку я есть не буду. Кусок в горло не полезет.