Эдвин курил сигарету за сигаретой. Мне стало жаль его.

За одним из столов мужчины затянули песню. Ее подхватили сидящие за другими столами. Гурам не утерпел и вклинился в многоголосье, сразу обратив на себя внимание. Дато подал бас, а я — второй голос.

Эдвин восторженно слушал.

Нина улыбалась.

Последние звуки застольной повисли в воздухе, и зазвенели бокалы.

Кто-то крикнул:

— За здоровье уважаемого Дато и его гостей!

Мужчины с шумом подхватили тост, и мы долго кланялись направо и налево.

— Что это означает? — спросил Эдвин.

— Они приветствуют нас, — ответил я.

— Они же нас не знают!

— Не знают. Но это неважно.

Щекастый мужчина подозвал Ванечку и что-то сказал ему. Ванечка включил магнитофон, и щекастый пустился в пляс.

Музыка подхватила всех мужчин, и они образовали круг. Щекастый танцевал с пожилым беззубым мужчиной, остальные били в ладоши в такт.

Мы подошли к танцующим. Нам не пришлось протискиваться. Мужчины вежливо расступились и расширили круг.

Я стоял чуть позади Нины, оберегая ее от нечаянного прикосновения. Она привлекала взгляды мужчин, а один, рядом со мной, все время косил на нее глаза. Я подался вперед. Пусть смотрит мне в затылок, решил я.

Щекастый вызвал Нину на танец. Она отказалась. Щекастый не унимался и все вызывал и вызывал Нину.

— Я не танцую, — сказала она.

Тогда щекастый крикнул мне:

— Хоть ты выходи.

Я не мог оставить Нину, и это понял Гурам.

— Я иду! — воскликнул он.

Гурам плясал, смешно тараща глаза и восклицая: «Вах, вах!»

Эдвин усердно хлопал в ладоши.

Гурам схватил его за руку и втянул в круг. Эдвин сначала растерялся, а потом затопал ногами, смешав твист, чарльстон, танго и рок-н-ролл в танцевальный коктейль. Раздались смешки.

— Что это ваш друг танцует? — спросил меня тот, что заглядывался на Нину.

— Что умеет, то и танцует, — ответил я. — Он же русский, из Москвы.

— Из Москвы? Тогда он молодец, клянусь честью!

Известие о том, что Эдвин из Москвы, пошло по кругу. Смешки прекратились, и удары в ладоши стали сильнее. Когда танец закончился, круг смешался и Эдвина подхватили под руки сразу несколько человек. Он чуть не стал яблоком раздора, потому что каждый тянул его к своему столу.

Эдвина увели вместе с Гурамом.

Мы вернулись к столу втроем. Дато спросил:

— Чем вас угостить?

— Я бы выпила чаю, — сказала Нина.

— У нас еще полно вина! — запротестовал я.

— Дама хочет чаю, — упрекнул меня Дато.

— Дато, он алкоголик, да? Он только о вине и думает, — казала Нина.

— Он не алкоголик. Нормальный мужчина, — засмеялся Даго. — Какой вам чай — крепкий или слабый?

— Крепкий, если можно, — попросила Нина.

— Для вас все можно. — Дато встал. — Сейчас заварю.

— Садись, Дато. Ванечка это сделает, — сказал я.

— В кои веки выпадает мне такая честь.

— По-моему, он хотел оставить нас вдвоем, — сказал я, когда Дато ушел.

— Кто красивая? — неожиданно спросила Нина.

— Красивая?

— Да! — Она пытливо смотрела на меня.

Я вспомнил фразу Дато. Значит, Нина знала отдельные грузинские слова.

— Между прочим, подслушивать нехорошо.

— А шептаться в обществе?

— Ты красивая.

— Как же, как же!

— Разве ты не красивая?

— Нет, конечно, — сказала Нина и покраснела. — Но я хотела бы… — Она еще больше покраснела и не закончила.

— Что хотела бы?

— Ничего. — Она смущенно улыбалась. — Чтобы ты так считал, — тихо произнесла Нина. — Ну, заблуждался на мой счет.

Я погладил ее руку.

Я был с ней, и она была со мной, и как будто так было всегда и будет вечно. Мне хотелось сказать ей об этом, но все слова, которые приходили на ум, казались стертыми, как древние монеты от долгого хождения.

Дато принес большую чашку чая.

В этом ресторане чай наверняка подавали в граненых стаканах, причем чуть подкрашенный, а не темно-коричневый, как в чашке.

— Ты всех посетителей поишь таким чаем? — спросил я.

— Нет, сам пью, — усмехнулся Дато. — Посетители вино предпочитают.

Все стало ясно. Он соблаговолил угостить Нину чаем из собственной чашки, очевидно, единственной в ресторане.

— Прекрасный чай! — наслаждалась Нина.

— Друг присылает из Сухуми. Я подарю вам пакет, — сказал Дато.

— Не беспокойтесь, Дато, — сказала Нина.

— Какое беспокойство?! Мне удовольствие будет. Честное слово!

В ресторан вошла группа мужчин.

Дато извинился и ушел к ним.

— Ты знаешь, его брат сидит. Безвинно, — сказал я.

— Безвинно? Но так не бывает. Всегда сажают за что-то.

— Безвинно, поверь мне. Это грустная история, и я как-нибудь расскажу ее тебе.

Она пожала плечами.

— Лучше не надо. Жизнь и так достаточно грустная история.

Я поразился перемене в Нине. Она сникла. Я смотрел на нее, пытаясь понять, что с ней произошло, но она объяснила все усталостью.

Я хотел было позвать Ванечку, чтобы он нашел Гурама и Эдвина, но Ванечка накрывал стол для новых посетителей.

Вернулся Гурам.

— Эдвина не отпускают. Он и сам не хочет уходить. Пьет как лошадь.

— Я устала, — сказала Нина.

Гурам ушел за Эдвином и вскоре привел его в сопровождении щекастого. Эдвин еле держался на ногах, но настойчиво приглашал щекастого в Москву.

— Едем. Где Дато? — сказал Гурам.

Дато не было видно в зале.

Ванечка семенил к нам с подносом, на котором стояли три бутылки шампанского и ваза с конфетами.

— От них, — сказал он и показал глазами на Шота с товарищами.

— Я никого из них не знаю. А ты, Серго? — сказал Гурам.

— Знаю. Одного.

— Хороший человек? — спросил Гурам.

— Делец.

— Ванечка! На тот стол ответных двенадцать бутылок шампанского! — Гурам отсчитал несколько десяток. — И чтобы все разом!

— Даже хозяин не сможет отнести двенадцать бутылок разом.

— Возьми тележку.

— Это можно. — Ванечка умчался.

— Что за пижонство? — сказал я.

— И ты меня осуждаешь? — спросил Гурам Нину.

— Нет. Прекрасно, когда человек может позволить себе делать то, что хочется, — сказала она.

Эдвин пытался читать этикетку на бутылке. Чтение давалось ему с трудом, и он закрывал то один, то другой глаз.

— Он совсем плох, надо выйти на воздух, — сказал я Гураму, встал и разыскал Дато. Он заворачивал в бумагу большой пакет чая.

Когда мы вошли в зал, Ванечка осторожно катил тележку, уставленную дребезжащими бутылками шампанского.

Дато вручил сверток Нине. Она чмокнула его в щеку. Он чуть не прослезился.

— Этого я никогда не забуду!

— Мы не будем пить шампанское? — спросил Эдвин.

— Не будем, — сказал Гурам и взял его под руку. — Пошли.

Мы направились к выходу.

В дверях я обернулся.

Шота и его товарищи смехом встретили тележку с шампанским.

На улице Дато помог усадить в «Волгу» Эдвина и стал прощаться с нами. Пожимая мне руку, он тихо сказал:

— Хорошая у тебя девушка. Береги ее.

Я садился в «Волгу», когда меня окликнул Шота.

— Кто так делает, дорогой? Вы что, за нищих нас приняли?

— Вы полагаете, что деньги определяют богатство человека?

— Что-то вы по-новому заговорили.

— Это вы, Шота, по-новому слышите. Каким образом вы здесь оказались? Стали посещать второразрядные рестораны? Или следите за мной?

— Побойтесь бога! Что я, шпион, чтобы следить за вами? Проезжали мимо, дай, думаю, Дато повидаю, узнаю, что пишет из тюрьмы Карло, а тут еще вижу машину вашего друга, вот и зашли.

— Вы и машину моего друга знаете?

— Кто ее не знает? Ваш друг в городе известный человек. Думал, вместе посидим, приятно проведем время.

— Никак решили подружиться? Зачем я вам нужен?

— Лично мне? Я всегда за дружбу.

— Не вам, а вашей… — я запнулся, подыскивая слово, — команде.

Шота улыбнулся.

— Футбольной команде всякие нужны — нападающие, защитники, «чистильщики», вратари, даже врачи.