На лестничной площадке никого не было. Однако не зря говорят, что первое впечатление нередко обманчиво. Квинт припал к полу и, заглянув под раздатчик льда, не сдержал торжествующей улыбки. Кроме четырех массивных металлических ножек шкафа, он заметил пару добротных кроссовок.

Удовлетворенный результатом, Квинт поднялся и в раздумье прислонился к дверному косяку. Теперь, обнаружив Ники, он просто не представлял, как поступить дальше. Не выволакивать же парня за шиворот? Он не переживет подобного унижения. Поразмыслив некоторое время, Квинт решил отдать инициативу в руки самого Ники.

– У тебя, наверное, сейчас гадко на душе, Ник, – начал он сочувственным тоном, стараясь, чтобы голос перекрывал жужжание автоматов. – Я один ничего тут поделать не смогу. Ты должен мне помочь. Для начала выбирайся-ка из своей норы. – Выждав минуту, Квинт продолжил свои уговоры: – Я ведь за тобой не полезу, сынок. Но если твоя мама выйдет из номера и увидит меня стоящим здесь, можешь не сомневаться, она это сделает.

Не прошло и минуты, как из-за шкафа показалась тонкая рука мальчика, а потом бледное лицо с плотно сомкнутыми губами. Ники не плакал, по крайней мере на лице не было заметно следов слез. К удивлению Квинта, мальчик вовсе не показался ему испуганным. В глазах застыло выражение отрешенности. Больше всего мальчик напоминал загнанного в капкан зверька.

– Твоя мама, Ник, места себе не находит. Да что я тебе объясняю? Ты и сам парень неглупый.

Ники отвернулся и, казалось, еще крепче сжал губы. «Он скорее умрет, чем выдаст свою тайну», – подумал Квинт. Чтобы Ники не чувствовал себя загнанным в угол, он сделал шаг назад и отступил в коридор.

– Я с удовольствием выслушаю тебя, Ник, если ты, конечно, мне доверяешь. – Квинт старался не давить на мальчика, опасаясь, что тот еще сильнее замкнется в себе. Тем не менее пора было уже как-то выбираться из тупика. – А как ты относишься к поп-корну? – осведомился Квинт, доставая из кармана пригоршню мелочи.

Скосив глаза в сторону автомата, Ники кивнул. «Что ж, лиха беда начало!» – подумал Квинт, направляясь к автомату. Но как только он отвернулся, Ники задал стрекача. Швырнув монеты на кафельный пол, Квинт бросился за ним.

Пробегая по коридору, Элизабет наткнулась на Надин Элледж.

– А это что за маскарад? – спросила она, в недоумении уставясь на дорожный костюм унылого коричневого цвета.

– Простите, мисс Мейсон, – ответила Надин, по обыкновению одернув сшитый по фигуре жакет. – Я решилась. Сегодня вечером возвращаюсь в Бостон. – Бесцветное лицо Надин было сурово.

– А как же свадьба вашей невестки? – удивленно спросила Элизабет. – А сегодняшний банкет? – продолжала она, все больше поражаясь поведению Надин Элледж. – Вы же не можете не присутствовать!

– Моего дорогого Тодда больше нет. Вивиан мне больше не родственница, – отрезала она. Вдруг губы ее задрожали, и из глаз брызнули слезы.

«Кого она оплакивает? – невольно подумала Элизабет. – Вивиан? Или, может быть, покойного брата? Нет, Надин оплакивает себя. Если это не эгоизм, то уж, конечно, откровенное ребячество». Однако, взглянув на Надин, Элизабет поняла, что у нее язык не повернется высказать все это убитой горем женщине. Она не могла остаться равнодушной к чужим слезам.

– Надин! Объясните в конце концов, почему вы так решили? – спросила Элизабет, положив руку на плечо Надин.

Та отпрянула, словно прикосновение было ей невыносимо.

– Дело в неприятностях с Ники. Я просто не могу… – Надин осеклась. – Вы знаете, лучше я пойду. – Она вновь одернула жакет, словно пытаясь побороть минутную слабость.

Со странным выражением отрешенности в глазах Надин повернулась и зашагала прочь по коридору. Негнущаяся спина и сжатые в кулак кисти рук. Глядя вслед Надин, Элизабет вновь почувствовала, что голова у нее раскалывается от боли.

Она возвратилась к банкетному залу и распахнула дверь. Оркестранты были на высоте. Танцующих пар на площадке прибавилось. Гости веселились от души, не ведая, что праздник буквально висит на волоске.

Элизабет со вздохом закрыла дверь и отправилась на кухню. Она всего лишь менеджер бюро обслуживания, а не консультант по вопросам брака и семьи. Воспитание Ники – не ее забота. Тем не менее, наблюдая, как многодневная настойчивая и тщательно спланированная работа стремительно приближается к бесславному концу, Элизабет невольно возвращалась мыслями к случившемуся. Похоже, что тайна, которую столь ревниво оберегает Ники, словно камень, тянет ко дну всю семью.

Нет Каспера. Теперь вот пропал Ники, продолжала размышлять Элизабет. Явной связи между ними нет, но Элизабет чувствует невидимую нить, которая, словно паутина, намертво опутала их. Работы по горло, а она никак не может сосредоточиться. Глубоко вздохнув, Элизабет толкнула дверь и вошла в кондитерский цех.

Почти у самых дверей, прижимая к уху телефонную трубку, стоял мистер Анжу. Другое ухо он зажимал коротким, мясистым пальцем. Грохот кастрюль и трескотня поваров в цехе были просто оглушающими. Заметив Элизабет, дородный шеф-повар швырнул ей телефонную трубку, прорычав:

– Это вас, моя дорогая. Какой-то запыхавшийся кретин, – пояснил он и вновь включился в работу, кипевшую за столами цеха.

– Да? – ответила Элизабет, подбежав к телефону. Следуя примеру мистера Анжу, она приложила трубку к одному уху, а другое зажала большим пальцем. Она проделать все это как раз вовремя. На другом конце провода послышался знакомый бодрый голос. – Квинт? – еще не веря своим ушам, переспросила Элизабет.

Голос в трубке оборвался, но потом возник вновь, гораздо слабее.

– Элизабет! Этот надутый пустомеля грозился повесить трубку.

– Правда? И чем ты ему ответил?

Голос в трубке замолчал. Слышалось только тяжелое дыхание Квинта, словно он только что закончил пробежку.

– Я претерпел вполне достаточно, чтобы посчитать возможным попросить этого самовлюбленного тупицу передать тебе кое-что, – добавил Квинт.

– Что передать? – не поняла Элизабет. Квинт говорил сквозь зубы, и она едва разбирала слова. Ясно было одно – он в ярости.

– Ник со мною.

– Где ты? – закричала Элизабет, испытывая невероятное облегчение.

– Не могу точно сказать, – ответил Квинт, помолчав. – Насколько я понял, мы миновали несколько зон. В любом случае добраться до номера Элледжей я сумею, если ты побеспокоишься, чтобы встретить нас там.

– Бегу, – ответила Элизабет и, бросив трубку, выскочила за дверь.

Подходя к номеру Элледжей, Элизабет еще издали заметила Квинта, стоящего у двери. Галстука на шее не было, ворот рубашки расстегнут. Квинт выглядел усталым и разгоряченным. Один, отметила про себя Элизабет, но, приблизившись, увидела Ники. Мальчик стоял у стены, прижатый к ней Квинтом. Лицо бледное, как полотно. Хрупкое запястье накрепко зажато мощной рукой.

– Где ты был, Ники? – запричитала Элизабет, ласково притрагиваясь к щеке мальчика. – Твоя мама места себе не находит.

Ники отвернулся, и она вопросительно посмотрела на Квинта.

– Молчит, – пожал плечами тот. – Ну что, так и дальше будешь молчать, дружище? – Квинт потряс Ники за руку. Потом он дотянулся другой рукой до двери и постучал.

Пока они ждали, Ники затравленно озирался по сторонам. «Не будь Квинта, он бы несомненно задал сейчас стрекача», – подумала Элизабет.

Наконец дверь открылась. На пороге стояла Вивиан Элледж. Бриллиантовая диадема на ее волосах никак не вязалась с бледным, осунувшимся лицом. Сзади, заботливо положив руки ей на плечи, стоял Байрон. Он очень удивился, увидев Квинта.

Едва сдерживая слезы радости, Вивиан привлекла сына к себе. Ники горячо обнял ее. Однако когда объятия разомкнулись, взгляд мальчика вновь стал угрюмым.

– Входите, – пригласил Байрон. Они прошли в гостиную.

Ники тут же поплелся к кушетке и плюхнулся на подушки между матерью и Байроном. Элизабет села в кресло, а Квинт пристроился на подлокотнике рядом с нею. Минуту все сидели, уставившись на Ники. Квинт первым нарушил тягостное молчание.