Элизабет искренне удивилась. Она не приглашала Квинта с собой. Да и нужна ли эта встреча? Какой смысл сохранять видимость отношений, если пройдет всего несколько недель и Квинт исчезнет из ее жизни? Однако душа спорила с разумом, готовая воспользоваться любой представившейся возможностью быть рядом с Квинтом.

– Звучит оптимистично, – ответила она, улыбнувшись ему на прощание.

Оставшись в кабинете одна, Элизабет почувствовала, как больно сжалось сердце. Ей казалось, что она запутывается все сильнее и ничего хорошего не ждет ее впереди.

Элизабет торопливо натянула облегающие трикотажные брюки, свитер и высокие сапоги из мягкой кожи. Приходилось спешить. Из-за совещания, созванного Мадж перед самым концом рабочего дня, она оказалась в цейтноте.

Между тем сомнения, связанные с Квинтом, продолжали одолевать ее. Разумно ли, что на людях они с Квинтом продолжают встречаться? Зачем давать пищу всяким домыслам, если они не имеют под собой оснований? Оторвавшись от грустных мыслей, Элизабет взяла в руки флакон дорогих духов, приобретенный недавно в одном из магазинов отеля, побрызгала на волосы. Она до сих пор не привыкла к подобным сумасбродным покупкам и надеялась, что никогда не привыкнет. Богатство, как и любовь, имеет право на существование лишь постольку, поскольку помогает ощущать жизнь во всей полноте.

«Кроме того, богатство позволяет почувствовать себя в безопасности, – мысленно добавила Элизабет. – Ибо оно дает ощущение материальной защищенности. Любовь же дает ощущение защищенности эмоциональной». Если, конечно, вы не влюбились в человека без надежды соединиться с ним.

– В твоей жизни назревает серьезное противоречие, – пробормотала Элизабет.

До встречи с Квинтоном Лоренсом Элизабет и не подозревала в себе такой энергии. Конечно, Квинт тоже не был всемогущ, однако ему удалось активизировать ее внутренние силы. Элизабет уже не могла оставаться в бездействии, позволив Квинту или кому бы то ни было манипулировать собой, словно марионеткой.

Она схватила с вешалки плащ и устремилась к двери. Вдруг взгляд упал на зеленоватый огонек, мерцавший на автоответчике. Элизабет нажала на кнопку воспроизведения и, пока пленка перематывалась, молила лишь о том, чтобы записанное сообщение было не от Мадж.

В течение нескольких секунд слышалось лишь шуршание пленки. Элизабет подумала, что звонивший решил не оставлять сообщения. Тут наконец послышался голос.

– Привет, Элизабет.

Девушка наклонилась, стараясь вслушаться в непривычно высокий тембр приглушенного голоса.

– Если тебя интересует, что с Каспером… манекен в безопасности.

Затаив дыхание, Элизабет потянулась к ручке громкости и в спешке чуть не свалила автоответчик на пол.

– Я позвоню позже и скажу, как ты сможешь получить его назад, – продолжал голос.

«Выкуп!» – мелькнуло в голове Элизабет. Она почувствовала, что ей не хватает воздуха.

– А чтобы ты не сомневалась, что Каспер у меня, я пришлю в доказательство его ухо.

Сердце Элизабет замерло. Она стояла в оцепенении, представляя себе страшную и одновременно нелепую картину. Она разворачивает кусок ткани, в которую завернуто отрезанное ухо Каспера.

Послышался щелчок, и голос пропал. После предупредительного сигнала автоответчик выключился… Радость от сознания, что она, возможно, скоро вернет себе Каспера, вспыхнула и разом погасла. Элизабет поняла, что сулит этот звонок. Чтобы вернуть Каспера, ей потребуется продать оставшихся кукол и распроститься с надеждами обеспечить уход Джейку. На это Элизабет не могла решиться.

– Ты уже дала знать полиции о сообщении, оставленном похитителем, – пытался успокоить ее Квинт. – Больше ты пока ничего не можешь сделать. Успокойся и дай возможность полиции заняться пленкой, иначе ты только доведешь себя до нервного срыва.

– Ничего со мной не случится, – ответила Элизабет и, захлопнув за собой дверцу автомобиля, оказалась на пронизывающем ледяном ветру. Квинт тоже вылез и наблюдал за нею, стоя с другой стороны машины. Элизабет обернулась и, вновь открыв дверцу, захлопнула ее уже без стука.

– Так лучше? – с вызовом спросила она.

– Еще нет, – отозвался Квинт. Он поднял воротник пальто и подошел к Элизабет. – Лучше станет тогда, когда ты распрощаешься с этой враждебностью.

Элизабет подняла глаза к усыпанному звездами небу и потащилась к зданию больницы. Квинт, опередивший ее на полшага, распахнул перед нею тяжелую застекленную дверь. На ходу расстегивая плащ, Элизабет вошла в жарко натопленный вестибюль.

Когда Элизабет скинула плащ, Квинт восхищенно скользнул взглядом по ее фигуре и одобрительно присвистнул. На Элизабет был толстый свитер и облегающие бедра брюки. Она зарделась, ощутив на себе раздевающий взгляд. Щеки прямо запылали, когда она представила себя стоящей перед Квинтом обнаженной.

«Ах, как просто меня смутить! – подумала Элизабет. – Но ведь не зря же я так нарядилась! Квинт разочаровал бы меня, если б не обратил на это внимания».

– А тебе не показалось, что голос на автоответчике звучал несколько неестественно? – спросил Квинт, все еще продолжая взглядом ощупывать Элизабет.

– Показалось. Возможно, это была женщина.

– Или ребенок?

Явный интерес к собственной особе, так льстивший ее самолюбию, на время притупил внимание Элизабет. Однако последний вопрос подействовал на нее, как спичка, брошенная на охапку сухой травы.

– Ты уже начинаешь делать какие-то выводы? Намекаешь на Ники? – Голос Элизабет срывался от едва сдерживаемого гнева.

– Я ни на кого не намекаю, Элизабет. Но советую и тебе постоянно держать его в поле зрения. В противном случае будет трудно среагировать вовремя.

Элизабет поняла, что Квинт прав. Имя Ники не было произнесено. Почему же при упоминании о ребенке она сама с такой готовностью назвала именно его? И все-таки это не мог быть Ники. Мальчик никогда не назвал бы Каспера «манекеном».

Нежданные слезы вдруг хлынули из глаз, очевидно, Квинт был прав и она уже на грани нервного срыва.

– Черт побери! Прости, Элизабет. Я не хотел тебя расстраивать, – спохватился Квинт.

Он сгреб Элизабет в охапку и принялся покрывать ее лицо быстрыми поцелуями. Потом он с жаром припал к ее губам. От этого долгого и страстного поцелуя ощущение боли куда-то ушло. Когда Квинт наконец разжал объятья, ноги едва слушались ее.

– Квинт, ты… ты воспользовался моей растерянностью.

– Я тоже был растерян, – ответил Квинт, улыбаясь и тяжело дыша. – Я должен извиниться?

– Даже и не знаю, – ответила Элизабет. Она стояла, полузакрыв глаза, все еще находясь под влиянием захлестнувшего ее потока страстей. – Может быть, ты еще раз поцелуешь меня, чтобы я успела понять, как тебе ответить?

– Ты себе не представляешь, Элизабет, насколько это соответствует моим желаниям. Но разве ты не заметила? На нас уже стали оборачиваться.

– Правда?

Квинт отступил, так чтобы через стекло входной двери Элизабет было лучше видно, что творится в вестибюле. Несколько обитателей больницы преклонного возраста расположились в холле перед телевизором. Но они не смотрели на экран. Все глаза любопытных зрителей были обращены на Квинта и Элизабет. Больные с интересом следили за разыгравшейся в вестибюле сценой. Элизабет смущенно втянула голову в плечи, однако успела заметить, как худенькая старушка в ворсистых шлепанцах, помахав ей рукой, подняла вверх большой палец.

Мурлыча себе под нос веселый мотив, дородный детина в белых штанах и футболке в последний раз провел безопасной бритвой по костлявому подбородку Джейка и опустил лезвие в миску с водой. Затем он промокнул лицо деда полотенцем и принялся собирать бритвенные принадлежности. Элизабет ожидала в дверях.

– Запоздал я маленько, – улыбнулся мужчина, когда Элизабет, сопровождаемая Квинтом, наконец вошла в палату. – Зато теперь мы готовы принимать гостей. Правда, Джейк? – сказал он, обращаясь к старику.