От стола взгляд Квинта скользнул к креслам, а затем – к нише, где стояла кровать. Пышное одеяло, двойной ряд подушек с оборками в изголовье. Воображение без труда дополнило картину фигурами двух влюбленных.

Десять минут назад Элизабет проводила Квинта в гостиную, но сама до сих пор оставалась на кухне. Приходилось греметь посудой погромче, чтобы создать впечатление крайней занятости. На самом же деле Элизабет оставалась на кухне для того, чтобы успокоиться. А еще для того, чтобы убедить себя в том, что ей только почудилось, что Квинт с подчеркнутым вниманием остановил взгляд на кровати.

Маленькую квартирку Элизабет вдруг окутала почти осязаемая аура интимности. Она не могла понять, как это случилось. Казалось, без особых усилий с ее стороны, обстановка выглядела такой уютной. А может быть, виноват свет ночника у кровати? Забытый случайно, он воспринимался как безмолвное приглашение. Разве она хотела этого?

Элизабет попыталась выбросить из головы все эти мысли и направилась к шкафу за новыми хрустальными бокалами для вина. Последние две недели, делая покупки, она твердила себе, что ради Джейка должна быть экономной. Возможно, уже тогда в голове ее мелькнула идея устроить этот вечер. И эта идея подсознательно жила в ней, заглушая чувство долга. В конце концов, этот ее роскошный наряд вряд ли свидетельствует о бережливости.

Элизабет заглянула в комнату, стараясь быть незамеченной. Квинт в ожидании хозяйки квартиры перешел от изголовья кровати к подножию и теперь разглядывал стеганое одеяло с изображением райской птицы. При этом он улыбался!

Элизабет закрыла глаза. Бокалы с вином, свеча, шелковый халат, под которым скрывается кружевное белье. Боже! О чем она только думала? Как бы там ни было, Квинт определенно принял все всерьез. «Неужели превращаюсь в зрелую женщину? – спросила она себя. – Обстановка говорит о том, что принимать мужчину мне не в диковинку». Сегодня она старалась специально для него. У нее и времени-то не было задуматься, чего она хотела или ожидала от этого вечера для себя.

Элизабет пошарила рукой на полке, где обычно стояло вино. Пусто. Она нагнулась и заглянула в столик.

– Ой! – не сдержалась она от горестного восклицания.

– В чем дело? – осведомился Квинт, моментально возникая в дверях кухни.

– Я была уверена, что в доме есть вино, – сокрушенно ответила Элизабет.

Квинт посмотрел сначала на бокалы для вина, потом на Элизабет. Заглянув в его глаза, она вздохнула с облегчением, убедившись, что ни стол, накрытый с такой любовью на двоих, ни кровать не вызвали у него ассоциаций, которых она опасалась.

– Тоже мне – проблема! – ответил Квинт, направляясь в прихожую и снимая с вешалки пальто. – Ты и оглянуться не успеешь, как я вернусь.

С этими словами он поспешил на улицу. Элизабет прислонилась к дверце холодильника – смущенная и растерянная, полная сладостных надежд и неясных страхов.

Неожиданно раздался звонок в дверь. Элизабет пошла открывать, недоумевая, кто бы это мог быть. «Квинт не мог вернуться так быстро, – подумала она. – За это время он, вероятно, только дошел до машины». Элизабет торопливо открыла дверь.

– Ники! – удивленно воскликнула она.

Мальчик стоял на пороге, засунув руки в карманы пальто. Щеки его раскраснелись от мороза, на одежде блестели капельки влаги. Снег шел весь вечер, не переставая. Наверняка Ники вновь проделал пешком путь от самого отеля.

– Что произошло? Почему ты на улице в такой поздний час, Ники? – Элизабет вздрогнула от звука собственного голоса. Сходство с интонациями Надин, которое она сама уловила, не могло ее порадовать.

Элизабет затащила Ники в квартиру, приложила ладони к покрасневшим от мороза ушам. Ники стоял, молча покусывая губы и уставясь в пол.

– Ну, входи, погрейся, – миролюбиво сказала Элизабет. Она не собиралась больше ворчать на мальчика.

Ники робко вошел в гостиную, где на двоих был накрыт стол, а на столе стояла незажженная свеча в подсвечнике. Элизабет усадила мальчика на диване. Несмотря на яркий румянец, Элизабет заметила, как побледнел Ники, заметив четырех оставшихся у нее кукол. Куклы сидели рядком, прислонившись к стене.

С тех пор как Ники вошел в квартиру, он не произнес еще ни единого слова. Куда исчезли утренняя раскованность и беззаботность? Сейчас он опять выглядел напряженным, словно его тяготила какая-то тайна. Элизабет подсела к мальчику поближе.

– О чем ты думаешь, дружок?

В ответ Ники лишь пожал плечами.

Элизабет решила не торопиться и сдержать свое любопытство, почередно прикладывая теплые ладони то к рукам, то к ушам Ники.

– Ты чем-то огорчил тетю? – продолжала расспрашивать она.

После некоторого колебания Ники отрицательно замотал головой.

– Ну тогда, может быть, маму?

Ники вновь только помотал головой. Для разговора с этим ребенком требовалось поистине ангельское терпение.

– Скоро у тебя появится отчим. Наверное, это тебя тревожит? – На этот случай у Элизабет было заготовлено немало утешительных слов. Насколько она знала Байрона Томпсона, он был симпатичным человеком и чем-то напоминал ей Гранта.

В ответ Ники опять дернул плечами и вяло пробормотал: – Не-е-е, он нормальный.

– Всего лишь?

– Ну, конечно, не такой хороший, как мистер Лоренс, но тоже ничего. – При упоминании о Квинте взгляд Ники оживился. Это продолжалось всего несколько секунд. Потом Ники вновь мрачно уставился себе в колени.

Элизабет стало ясно, что так она ничего от Ники не добьется. Тогда она решила немного ускорить дело.

– Ники, – вновь начала Элизабет. – Я ведь понимаю, ты шел сюда пешком, по морозу вовсе не за тем, чтобы вот так просто посидеть. Ты ведь хотел мне что-то сказать? Я же не умею читать мысли. Может, ты хотя бы намекнешь, в чем дело?

Ники покосился на кукол, сидевших возле стены. Элизабет затаила дыхание. Уже несколько дней она не могла избавиться от мысли, что Ники что-то известно об исчезновении Каспера. Возможно, он собирается наконец открыться ей?

Элизабет похлопала мальчика по щеке и ласково спросила:

– Это касается Каспера?

Ники поднял глаза на Элизабет. В них мелькнула отчаянная решимость. Он дважды глубоко вздохнул и открыл было рот, но не смог произнести ни слова. Беспомощно поглядев на Элизабет, Ники снова опустил глаза и отрицательно покачал головой.

Элизабет начинала терять терпение, хотя и старалась не подавать виду. Ники, несомненно, хочет ей о чем-то рассказать. Что же ему мешает? Ладно, что бы то ни было, сегодня она непременно это выяснит.

– Что за черт? – послышался из прихожей голос Квинта. Элизабет оставила открытой входную дверь, и он беспрепятственно вошел. Под мышкой Квинт держал сверток.

Элизабет, не вставая с места, обернулась. Ники вскочил на ноги и смотрел на вошедшего Квинта широко распахнутыми глазами. Он напоминал злоумышленника, пойманного с поличным при совершении преступления. У Элизабет упало сердце. Уникальная возможность разузнать что-нибудь о Каспере была упущена.

Машина мчалась по улицам испанского квартала к отелю. Рядом с Квинтом, нахохлившись, сидел Ники, явно чем-то недовольный. Да и чего ему было радоваться после трепки, которую задал Квинт?

Ники украдкой сочувственно взглянул на своего старшего друга. Квинт старался не показать виду, но мальчик чувствовал, какой ураган бушует у него внутри. Ведь Ники испортил ему вечер. Знай мальчик об их сегодняшнем свидании, он, конечно, воздержался бы от своего похода.

Ники искусал все губы, стараясь не разрыдаться. Реветь нельзя, ведь он уже взрослый. А не то Квинт будет думать, что он еще малыш и с ним не стоит иметь дел, а это и вправду ужасно. Ники смутно помнил отца. Ему нравилось думать, что отец был таким же, как Квинт. Большим, умным, справедливым. А еще спортсменом. Он очень любил и Квинта, и Элизабет. Он хотел, чтобы они тоже любили его. И чтобы Байрон Томпсон его любил, Ники тоже хотел. Но почему-то у него это не получалось. Поэтому Ники чувствовал себя так гадко.