Он жалел о том, что не взял с собой том «Mythica Improbiba». Книга осталась дома. У него в комнате. Истории обоих семейств были весьма интригующими — в особенности история семейства отца.

Судя по тому, о чем говорилось в книге, ангелы делились на Тринадцать кланов, и некоторые из них возглавляли Сатана, Люцифер, Вельзевул, Левиафан и Асмодей. Эти имена звучали в сознании Элиота подобно звону погребальных колоколов — знакомые и сотрясающие до самого нутра.

Элиот горько рассмеялся. Нет, в самом деле, кого он пытается обмануть? Побег с Джулией — это фантазия из разряда самых диких.

Он был нужен Фионе. Одна она не выдержит третьего испытания. Как бы сильно ни хотелось Элиоту сбежать из дома, он не мог повернуться спиной к сестре, отринуть чувство долга.

Он в сердцах захлопнул дверцу шкафчика, злясь на себя за то, что поступает правильно, и вышел в ресторанный зал.

Столы и стулья отсюда уже вынесли. Салатный бар и автомат с минеральной водой прикрыли полиэтиленовой пленкой. Когда за Элиотом закрылась дверь кухни, пленка зашуршала. Ему показалось, что он увидел, как задвигались тени.

— Эй! — прошептал он.

Никто не ответил.

Элиот поспешно вышел в фойе. Ему стало не по себе одному в ресторане.

Он снял трубку и набрал номер домашнего телефона. Нужно было позвонить раньше и справиться о здоровье Фионы. Наверное, у нее действительно была кишечная инфекция или она просто съела что-то нехорошее — вполне вероятно, учитывая качество стряпни Си.

Но стоило Элиоту подумать об этом, как он вспомнил: Фиона ничего не ела и не пила в последние два дня — только жевала эти дурацкие конфеты. Неудивительно, что ее так рвало.

В трубке послышались гудки.

Полиэтиленовая пленка в зале продолжала шуршать, хотя дверь была плотно закрыта.

К телефону никто не подошел.

Элиот повесил трубку, быстро прошел к парадной двери, вышел, и дверь за ним захлопнулась.

Не оглядываясь, он пошел по Мидуэй-авеню. Дорога до дома без сестры казалась опасной. И все же, поравнявшись с подворотней, где обитал Луи, Элиот остановился.

— Эй… Луи? — осторожно окликнул он.

Элиоту хотелось поговорить со стариком. У него накопилось много вопросов о музыке. Когда он в последний раз играл на Леди Заре, мелодия словно убежала от него прочь и земля содрогнулась. А в парке аттракционов — он был уверен, что это ему не померещилось, — под воздействием его игры ожили старые ржавые аттракционы. А лошадки на карусели гнались за ним и чуть не затоптали его насмерть. И все это — из-за его музыки. Это было какое-то безумие.

Даже чудаковатый Луи решит, что он сошел с ума.

Смеркалось, что было необычно для летнего вечера. На Мидуэй-авеню не было ни души. Посреди теней Элиоту начали мерещиться все демоны, изображенные в старинной книге.

И все же он шагнул в подворотню.

Тут валялись горы коробок от пиццы, корки, кучи упаковок от фастфуда, пустые бутылки от спиртного. Но Луи нигде не было видно.

Как только глаза Элиота привыкли к тусклому свету, он разглядел на стенах арки граффити. Но не привычные буквы, нанесенные краской из аэрозольного баллончика. Карандашом, фломастерами и масляной краской были нарисованы прямые линии, маленькие кружки, дуги и треугольники.

Отчасти это выглядело как геометрическая задача, отчасти — как головоломка, но еще это походило на стихи. И на те страницы в «Mythica Improbiba», которые Элиот не смог прочесть.

Он ощутил, как воздух вокруг него начал электризоваться, будто вот-вот ударит молния. Сильнее всего это чувствовалось в области ступней.

Элиот опустил глаза. На асфальте тоже виднелись странные письмена.

Неужели все это нарисовал Луи? Порой письмена выглядели так, словно новые строки были написаны поверх старых, и в итоге странные символы превратились в абстрактные картины.

Однако один фрагмент, расположенный ближе к груде картонных коробок, выглядел иначе. Там мелом были проведены параллельные линии, а потом поверх них нанесены точки и дуги. Настоящий нотный стан с музыкальной записью.

Элиот протянул руку, готовый прикоснуться к нотам, но передумал, поняв, что может их стереть.

По мере того как он вглядывался в запись, у него появилось впечатление, что одни ноты углубляются в асфальтовую поверхность, а другие — выступают над ней.

Элиот моргнул. Наверное, это было оптическим обманом. Померещилось в сумерках.

Но тут на стене отразилась вспышка молнии, и грянул раскат грома.

Элиот не испугался, не вздрогнул. Он сосредоточился на нотной записи.

Сначала она выглядела просто, затем сложность нарастала и все спутывалось.

А в самом конце запись была просто замазана розовым мелом. Возникало впечатление, что новые ноты несколько раз писались поверх старых, стирались, и в итоге запись стала совершенно неразборчивой.

Элиот вернулся к началу и прочел первый фрагмент. Это были ноты «Суеты земной» — самой первой мелодии, которой его обучил Луи.

Мальчик начал негромко напевать, водя пальцем по нотам.

Вскоре появились новые фразы и инвенции. Именно так он импровизировал, играя свою собственную композицию.

Ближе к концу музыка начала звучать дико. Последняя часть совершенно расходилась по стилю с первыми фрагментами. Мелодия звучала… неправильно.

Элиот внимательно вгляделся в этот фрагмент. Точки и дуги отображали сложнейшие движения пальцев. Для того чтобы попытаться исполнить эту мелодию, нужно было иметь шесть, а то и восемь пальцев.

Но ближе к финалу, к кульминации все распадалось. Последние фразы хаотично сливались, были наполовину стерты.

Элиоту отчаянно захотелось услышать всю пьесу целиком.

Может быть, он слишком старался? Может быть, имело смысл расслабиться, как его учила тетя Даллас, позволить сознанию пуститься в танец с музыкой, как с послушной партнершей?

Но только Элиот попытался сделать это, как закапал дождь и намочил асфальт.

Мальчик испугался. Он наклонился над нарисованными мелом нотными строчками, пытаясь сберечь их.

Но всю запись он закрыть не мог. Тогда он схватил картонную коробку и воспользовался ею, как зонтом, но все же несколько капель упало на написанные мелом строчки.

Элиот замер.

Да, дождевые капли исказили нотную запись Луи, но кое-где они сами стали похожи на ноты. Верные ноты.

Элиот зачарованно смотрел на нотные строчки, создаваемые каплями.

Да. Музыка зазвучала у него в сознании, самый последний фрагмент. И казалось, он звучит как надо.

Как и раньше, Элиот представил звучание голосов. Но только не детский хор. Эти голоса звучали испуганно, перемежались пронзительными криками.

Музыка была опасной. Элиот чувствовал это нутром. Своего рода симфония — и Элиот понимал, что она выражает. Она выражала все.

Начало «Суеты земной» звучало просто. Оно рассказывало о сотворении мира, о юности и невинности.

Средняя часть посвящалась жизни, любви, взрослению и наступающей старости.

Последняя часть говорила о конце. О конце чьей-то жизни. О жаркой гибели Вселенной. О конце времен.

Капли дождя усеяли нотные строчки, смыли музыку с асфальта.

Но это уже не имело значения. Симфония запечатлелась в сознании Элиота. Он не представлял, что когда-нибудь ему хватит храбрости сыграть произведение целиком, но и забыть его он никогда не сможет.

Его рубашка промокла под дождем. Тени сгустились. Мальчику снова показалось, что за ним кто-то следит.

Элиот покинул тающий под дождем шедевр и вышел из подворотни. Сквозь толстую пелену туч пытались пробиться лучи солнца. На горизонте сверкнула молния.

На телефонных проводах сидели три вороны. Они каркнули и взлетели.

В голове у Элиота продолжала звучать мелодия «Суеты земной».