Роберт испытал бы меньшую боль, если бы его ударили по голове кувалдой. Ключи от машины были символом его служения. Вождение машины было его жизнью.

— Вы меня… увольняете?

Мистер Миме сердито взял ключи из дрожащей руки Роберта.

— Увольняете — это мягко сказано, — усмехнулась Лючия.

— О, прошу тебя, — проговорил мистер Миме, повернувшись к ней. — Я не спорю: парень нарушил несколько правил, но от этого никто не пострадал. Давайте просто запрем его на несколько сотен лет, и пусть он поразмыслит на досуге о содеянном.

— Вечно ты миндальничаешь с наемными работниками, — проворчала Лючия. — Что ж, если нет возражений…

Несколько сотен лет? Взаперти? Свобода была всем на свете для Роберта. Если он не сможет водить машину и мотоцикл, чувствовать, как ветер бьет в лицо, видеть столько всего вокруг… нет, лучше умереть.

— Погодите, — сказала Одри Пост. — Этот молодой человек вел себя со мной очень любезно. Прошу смягчить приговор.

— Одри просит о милосердии? — удивился мистер Миме и расплылся в улыбке. — Уж не погасло ли солнце? Не вспыхнула ли луна?

Одри Пост устремила на него пронзительный взгляд, и мистер Миме перестал улыбаться.

— О, хорошо, хорошо, пусть будет всего пятьдесят лет в изоляции, — сказал мистер Миме. — А теперь давайте перейдем к более важным делам.

— Да будет так.

Лючия позвонила в серебряный колокольчик.

Роберт наконец нашел в себе силы встать. Он собирался выступить с обвинениями. Он доверял мистеру Миме. Он думал, что тот его понимает по-настоящему, что он ему небезразличен.

Но что Роберт мог сказать? Мог ли он уличить мистера Миме в обмане?

Нет. Несмотря ни на что, этого Роберт сделать не мог. Он не был доносчиком. Это означало бы опуститься до их уровня.

Он просто встал и посмотрел на мистера Миме в упор, вложив в этот взгляд весь свой гнев, все разочарование и отчаяние.

Мистер Миме ответил ему невозмутимым взглядом.

Как только звук колокольчика Лючии умолк, Роберт ощутил страшное давление со всех сторон, а потом он перестал видеть, чувствовать и дышать.

Селия закинула ногу на ногу, удобно устроилась на мягком, обтянутом бархатом сиденье и распустила шнурки на сапогах. Постукивание колес поезда на стыках успокаивало ее.

Витражные потолочные стекла отбрасывали на стены и пол купе странные половинки радуг, фильтруя свет солнца, которое в этих пределах Ада никогда не заходило. За окнами слева тянулась пустыня, посреди которой тут и там возвышались высокие столовые горы. [93]

В небе кружили стаи стервятников, выслеживающих жертву, пытающуюся убежать. Время от времени мимо проносился пылающий фюзеляж авиалайнера и эффектно разбивался о землю.

Пейзаж просто просился на открытку.

Селия всегда обожала эти краткие поездки на «Кронпринце». [94]Таких поездов больше не производили.

Спокойствие Селии, однако, нарушала Джулия Маркс, сидевшая рядом с ней на краешке кресла. Бедняжка не могла наслаждаться роскошным видом из окна и уютом в купе, потому что боялась Селии. Что ж, ее можно было понять.

Но если Селии она боялась, другие пассажиры повергали ее в настоящий ужас, поэтому она предпочитала сидеть рядом с Королевой Маков.

Члены совета и еще несколько странников возвращались домой. Они слишком много времени провели в стране света. Их разум и души изнемогли. Подобное лицемерие всегда пагубно сказывалось на таких, как они. Возвращение домой становилось для них и проклятием, и благословением.

Лев, лежавший на двух сдвинутых диванах, походил на морское создание, выброшенное на берег. Он пил мартини через соломинку. На полу рядом с ним катались, то и дело сталкиваясь и звякая, пустые бокалы — не меньше дюжины.

Старик Мульцибер сидел напротив Узиэля. Они играли в «хулиганские» шахматы. Как и следовало ожидать, Золотой Мальчик выигрывал. Он загнал «шлюху» Мульцибера в угол своими «вышибалами».

Абби и Ашмед сидели рядом (к немалому неудовольствию Селии) и вели оживленную беседу о скарабеях. До Селии доносились только обрывки фраз, касающиеся генетических секвенций, живучести, инвестиций в биотехнологию.

Селия надеялась, что маленькая Разрушительница не слишком торопится очаровать Ашмеда. Вряд ли Абигайль представляла, что будет с ним делать, если он все-таки обратит на нее внимание. Селия свои дела с Ашмедом пока не закончила — ни лично с ним, ни с его политическими пристрастиями.

Она потянула Джулию за руку, ближе к себе. Девушка попыталась сопротивляться, и это доставило Селии еще больше удовольствия.

Глаза Джулии были обрамлены темными кругами, кожа стала мертвенно-бледной, руки покрылись синяками. Красота смертных была такой хрупкой. Возраст, слишком долгое пребывание на солнце и ветру, недосыпание, смерть — все это, прямо скажем, не красило.

— Послушай меня, — прошептала Селия на ухо Джулии. — Возможно, тебя станут допрашивать. Не лги. Они сразу тебя раскусят, и это им не понравится. Но и всего не рассказывай. Поняла?

Она отпустила Джулию.

Джулия искоса поглядела на нее, кивнула и потерла руку. Бунтарский дух не умер в ней окончательно.

Селия чувствовала, как бьется сердце девушки, в котором поселилась надежда. Осознавала ли Джулия могущество дара Элиота Поста? Даже Селия не до конца понимала, как можно было подарить надежду той, которую прокляли до скончания веков.

Джулия Маркс равнодушно выдерживала пристальные взгляды Селии.

Прозвучал свисток локомотива — пронзительные крики сотен горящих в адском огне душ, — и все почувствовали, что состав сбросил скорость. «Кронпринц» подъехал к крытой платформе. Вагон окутали облака дыма и вспышки искр.

На станции стояли другие поезда. Некоторые из них были украшены золотом и орнаментальной резьбой, другие парили над магнитными рельсами, а один был совсем ржавым, объятым тучей пара. Из вагона этой развалюхи вышла темная фигура, и все прочие тени расступились перед ней, когда она приблизилась к «Кронпринцу». Как только мрачная фигура ступила на подножку вагона, он накренился.

В дальнем конце вагона раздвинулись шторы, и осторожно вошел Ури.

Он поклонился всем, но на Селии задержал взгляд на долю секунды дольше.

Она ответила на его пылкий взор, желая большего.

Но скоро все беды ее бывшего слуги закончатся. И хорошо. Ури либо снова станет безраздельно принадлежать ей, либо будет навсегда потерян — в любом случае он обретет свободу от тех мук, которые ему доставляло служение Беалу. Как Селии хотелось, чтобы нашелся другой выход…

Она взглянула на Узиэля, который взял одну из фигур Мульцибера — Купца — мелкой бандитской пешкой. Потеря фигур неизбежна в любой партии. Если боишься, не стоит затевать игру.

Ури сунул руку во внутренний карман черной, как ночь, спортивной куртки и достал небольшое электронное устройство, с помощью которого быстро обследовал вагон на предмет наличия «жучков». Затем он извлек из другого кармана необъятной куртки кадильницу с горящими благовониями, помахал ею, принюхался и несколько секунд наблюдал за движением дыма.

Удостоверившись в том, что злокозненные устройства и предательские настроения отсутствуют, он вышел из вагона.

В следующее мгновение в вагон вошел Беал. Его мантия из птичьих перьев местами дымилась. В этих краях с неба сыпались тлеющие угли.

Ури бережно смахнул щеткой искры и пепел с мантии своего господина. От его прикосновений перья встопорщились.

Беал обвел взглядом присутствующих, сжав в пальцах символ своего клана, Чарипирар, — сапфир величиной с кулак, висевший на шнурке у него на груди. Это была такая открытая демонстрация власти, что Селии захотелось сорвать сапфир и растоптать его.

Выжженные земли были частью владений Беала, и здесь его могущество не знало границ. Тем не менее он предпочел ехать до этой станции отдельно от остальных. Значит, он чувствовал себя на равной ноге с остальными только в пределах своего царства. И явно подозревал, что власть ускользает из его рук.