Фиона ощутила жар пламени. Ей хотелось закричать, но она была так напугана, что не могла даже дышать.
Миллхаус поднял горящий палец, ухмыльнулся и произнес одними губами: «Ты следующая».
Потом повернулся и пошел дальше за Элиотом.
Фиона беспомощно проводила его взглядом. Ее брат без труда одолевал один поворот за другим, лавировал по проходам, минуя тупики.
Но Миллхаус двигался так же быстро, словно знал путь в лабиринте наизусть.
Фиона должна была помочь брату. Она сунула руку в сумку, Думая, что там лежит ружье, но его не оказалось. Ну да, она же бросила его на землю, решив, что убила Миллхауса. Жаль, что не Убила. Ведь закон оправдывает тех, кто убивает в целях самообороны.
Если бы только сейчас у нее было ружье. Меткий выстрел в голову остановил бы мерзавца — по крайней мере, им с Элиотом хватило бы времени выбраться из лабиринта.
Рука Фионы прикоснулась к коробке конфет. Надо съесть хотя бы одну, чтобы восстановить силы и яснее соображать.
Ни за что. Тратить время на конфеты? Сначала надо догнать Элиота. Вместе они были сильнее. Она нужна ему, чтобы вместе сразиться с Миллхаусом.
Фиона бегом бросилась ко входу в лабиринт. Решила, что подберет ружье и…
Она на полном ходу врезалась в невидимый стеклянный угол, отлетела и упала. Перед глазами у нее все поплыло, тело онемело, зазвенело в ушах, потом звон сменился приглушенным гулом.
Фиона потерла ладонью лоб и стала видеть немного лучше. Лоб был мокрый. Наверное, она вспотела или промокла под дождем. Разве снаружи шел дождь?
Она посмотрела на свою руку. Рука была в крови.
— О, — проговорила Фиона, отвлеченно размышляя о том, что с ней только что произошло. Как минимум сотрясение мозга. А может быть, небольшая трещина черепа.
Она прижала ладонь к линии волос и почувствовала, как из раны сочится кровь.
Деревянный пол дымился. Фиона поняла, что доски горят там, где прошел Миллхаус.
Она начала соображать яснее и вспомнила: Перри Миллхаус, маленькая девочка, которую нужно было спасти до полуночи, ее брат в смертельной опасности…
Фиона вскочила, но у нее тут же закружилась голова, и она плюхнулась на пол.
Голова болела так сильно, что, казалось, того и гляди треснет. Кровь стекала со лба на щеки и нос.
Она увидела рядом с собой сумку, содержимое которой вывалилось на пол. С коробки конфет слетела крышка. Глазурь, покрывавшая конфеты, блестела в свете пламени.
Да, именно это ей сейчас и было нужно. Сахарная встряска. Она съест конфету, найдет в себе силы подняться, выбежать и разыскать ружье.
Фиона подползла к коробке, протянула руку, чтобы взять шоколадное сердечко или кристалл, украшенный розочками, или миндаль в шоколаде…
Ее рот наполнился слюной.
Но почему-то некоторые конфеты шевелились. Фиона замерла.
По конфетам ползали мухи и муравьи. Видимо, они забрались в коробку, когда Фиона выбросила ее в мусоропровод. Какую же глупость она совершила!
Ей так нужно было сейчас подкрепить убывающие силы.
Фиона протянула руку к конфете в форме клубники. Крошечные крошки какао должны были выглядеть как семена, но рядом с ними, на шоколадной поверхности виднелись головки червячков.
Фиона всеми силами старалась подавить рвотный рефлекс. Она стряхнула червячков с конфеты и увидела крошечные дырочки. Возможно, они остались и внутри. Какая гадость!
Но она должна съесть конфету. Ради Элиота. Как иначе ей найти в себе силы подняться?
От жара стеклянная панель рядом с Фионой треснула.
Времени оставалось все меньше. Фиона заставила себя поднести конфету к губам, но почувствовала, что под пальцами что-то шевелится.
Она отвела руку. Она не могла этого сделать.
Ну почему у нее не хватало силы воли просто встать? Неужели она так слаба?
Она облизнула губы, представив вкус шоколада. Она хотела съесть эту конфету, пусть даже клубничина кишела червяками.
Фиона уставилась на конфету. Она ужасно хотела ее съесть. И ненавидела себя за это.
Да, она была слаба. Шоколад приобрел слишком большую власть над ней. Словно не она ела эти конфеты, а они каким-то образом поедали ее.
Фиона внимательно вгляделась в конфету и разглядела ниточку, торчащую из нее, — тоненькую, как паутинка, покачивающуюся от невидимого потока воздуха. Девочка повернула голову и увидела, что тончайшая нить тянется к ее запястью.
Может быть, эту нить оставила какая-то мошка?
Приглядевшись получше, Фиона рассмотрела микроскопическую выпуклость у себя на коже. Все выглядело так, словно в этом месте нить проникала в тело.
Она потянула за ниточку и почувствовала, как натянулась кожа.
Может быть, после удара головой о стену у нее начались галлюцинации? Или это была одна из тех нитей, которые им с Элиотом показывала тетя Даллас?
Значит, ее судьба связана с этими конфетами? И они были нужны ей настолько, что стали частью ее жизни?
То есть они вошли в нее? Стали жить внутри, словно какие-то паразиты?
Она сильнее потянула нитку, и ей стало больно.
Вокруг ее лодыжек клубился дым. Фиона закашлялась.
Надо было как можно скорее понять, в чем дело, иначе она так и останется здесь сидеть, пытаясь решить, есть конфеты или нет, а в это время ее брат может погибнуть и она сама вслед за ним.
Она разберется. Нужно только сохранять спокойствие.
Фиона уставилась на тоненькую ниточку и наконец перестала видеть что-либо, кроме нее.
Она осторожно потянула нитку, ощущая не только ее, но весь клубок, весь узел нитей, представлявших собой ее жизнь. Это было хитросплетение узелков и ленточек длиной с ее руку.
Фиона проследила взглядом отрезок нити, тянувшейся от конфеты. Он проникал в другие волокна, похожий на стекловолокно, на человеческий волос, конопляную нить, и свивался с другими, золотыми волокнами.
И наконец этот отрезок присоединялся к толстой трубке — пульсирующему кровеносному сосуду. Вот только билась в нем не кровь, а темная слизь.
Какую часть ее жизни это могло символизировать?
Неважно. Она просто перережет нить, идущую от конфет, и избавится от зависимости раз и навсегда.
Фиона туго натянула резинку, окольцовывавшую ее запястье, и поднесла к тонкому паутинному волоконцу. Она без труда перережет его.
Фиона крепко прижала резинку к нити.
Почти невидимое волокно замерцало, но ничего не произошло.
Фиона попыталась еще раз. Отчаяние охватило ее. Волоконце оставалось целым.
Она перерезала железо и сталь. А тут какая-то дурацкая тоненькая ниточка. Должно получиться.
Дядя Аарон говорил, что ей удастся рассечь все, что угодно, но еще — что она должна этого хотеть. Потому-то она и не отсекала себе пальцы, держа в руках режущий предмет.
Значит, на подсознательном уровне она не желала обрести свободу от конфет.
Ей все еще хотелось есть их, несмотря на то что они кишели червяками, даже тогда, когда могла погибнуть от огня. Она хотела съесть конфету прямо сейчас. И не одну, не три, не семь — все до одной.
Глаза Фионы наполнились слезами. Раньше она никогда не сдавалась, но теперь чувствовала, что придется. Она была сильной, но желание съесть конфету было сильнее ее.
Она опустила голову, и ее взгляд упал на спутанные нити, лежащие у нее на коленях. Толстый пульсирующий кровеносный сосуд, с которым соединялась паутинка, тянущаяся от конфеты, свернулся наверху.
Фиона понятия не имела о том, что означает это видение, но, может быть, непонимание было ей на пользу. Подсознание не позволяло рассечь эту нить, но что, если она рассечет то, к чему та тянется?
Фиона приподняла трубочку, по которой текла темная слизь, похожая на желе. Это было отвратительно. Наверняка она смогла бы прожить без этой противной трубочки.
Но ведь тогда она отрежет часть себя.
А какой у нее был выбор?
Она взяла себя в руки, снова натянула резинку и поднесла ее к трубочке. Резинка прошла сквозь трубочку, как сквозь масло.
Слизь, пульсируя, начала выливаться из трубочки. Запахло желчью, кровью и шоколадом.