Эти персиковые деревья отцвели несколько месяцев назад, и их маленькие гнилые плоды еще утром валялись по всей улице, ставшей похожей на абстрактную картину.

Фиона наконец проглотила конфету.

— Как я посмотрю, ты близко знаком с источником питания scarabeus, поскольку сам ты — ampulla varices. [73]

Элиот понял, что она имеет в виду, но ему расхотелось продолжать игру. На Мидуэй-авеню происходило нечто очень странное.

— Слушай, — проговорил он, — я не пойму: новые деревья… их, что ли, посадили, а старые увезли?

Фиона глянула вперед, но не на персиковые деревья. Ее внимание привлек старенький «фольксваген»-жук, припаркованный перед Дубовым домом.

Это была чужая машина. Элиот знал наперечет все старые автомобили, парковавшиеся на Мидуэй-стрит. К тому же машина выглядела крайне необычно, поскольку была разноцветной, и пятна на ней лежали, как на ткани, которую красили узелковым методом. На капоте был намалеван пацифистский знак, а на бампере красовалась большая наклейка с надписью «ЛЮБИ МАТЬ СВОЮ» и изображение планеты Земля.

— Дядя Генри? — прошептала Фиона.

Они переглянулись и бегом бросились к черному входу в дом. Возможно, настал черед второго испытания. А может быть, бабушка поговорила с членами Сената и ей удалось убедить их отменить следующие испытания?

Как бы то ни было, Элиот решил первым взбежать вверх по лестнице.

Он обогнал Фиону. Нет, он бежал не быстрее ее, но ремешок ее сумки зацепился за перила. Оказавшись первым, Элиот твердо решил не пропускать сестру — он расставил в стороны локти.

Ему не стоило так поступать. Это было нечестно. И все-таки, когда он пробежал по лестничной клетке и первым остановился у двери квартиры, настроение у него резко улучшилось.

Фиона остановилась у двери пару секунд спустя.

Они быстро привели себя в порядок. Фиона сняла и сунула в карман резиновый браслетик.

Элиот протянул руку к двери, но замер. В квартире кто-то смеялся.

Они не привыкли слышать в доме смех. Смеялась женщина, но не бабушка и не Си (вообще-то Элиот ни разу не слышал, чтобы бабушка хотя бы хихикнула). Смех был полон жизни.

— Это не дядя Генри, — сказала Фиона, кивком указав на дверь. — Ну давай уже, входи.

Элиот поджал губы и открыл дверь.

И заморгал, ослепленный солнечным светом, заливавшим гостиную. За столом сидели трое. Все выглядело в точности как вчера, когда к ним зашел Роберт. Бабушка во главе стола, Си — напротив, но на этот раз между ними сидела девушка.

Она вела себя совершенно спокойно и свободно. Мало того: она сидела рядом с бабушкой, положив свою руку на ее. Уж если кто здесь и чувствовал себя неловко, так это бабушка.

Девушка казалась старше Джулии, но ненамного. Пожалуй, ей было лет восемнадцать. Ее волосы, светлые, с медовым оттенком, вызывали воспоминание о солнечном свете.

Бабушка словно надела обычную непроницаемо-каменную маску и устремила взгляд на внуков, стоящих на пороге гостиной.

— Входите, дети, — сказала она. — Хочу представить вам вашу тетю Клодию.

Девушка обернулась и посмотрела на Фиону и Элиота. Она была похожа на бабушку и тетю Лючию: гладкая кожа, большие глаза, высокий лоб. Но только у бабушки черты лица словно окаменели, а у этой девушки были полны жизни.

Она встала и подошла к Элиоту и Фионе. На ней была обтягивающая кофточка с узелковым рисунком, мини-юбка и сандалии из тонких ремешков.

— Зовите меня Даллас, — проговорила девушка мелодичным голосом с необычным акцентом — не то итальянским, не то русским. — Тетя Клодия — это как-то… слишком старомодно, понимаете?

Даллас взяла Фиону и Элиота за руки и неловко обняла. От нее пахло цветами персиковых деревьев.

Она сделала шаг назад и смерила племянников взглядом с головы до ног. Погладила волосы Фионы.

— Какая ты хорошенькая. Нам с тобой надо будет потом поболтать. О своем, о девичьем, ладно?

Фиона, обычно не любившая, чтобы к ней прикасались, улыбнулась.

— Было бы здорово.

— А Элиот какой красавец! — Даллас прижала руку к его груди. — Бьюсь об заклад, девчонки просто бегают за тобой. Сколько же сердец ты разобьешь…

Элиот непроизвольно улыбнулся.

Точно так же, как при первой встрече с дядей Генри, что-то инстинктивно подсказало Элиоту, что он может доверить Даллас свои самые сокровенные тайны, но он понял также, что при случае она может превратиться в опаснейшего врага.

— Пойдемте. — Даллас повела их к столу. — Мне нужно столько вам показать. — Она обвела комнату взглядом. — У тебя нет дивана, Одри? Чего-нибудь удобного?

— Что есть, то и есть, — нахмурилась бабушка. — Если тебе не нравится, можешь уйти, никто тебя не держит.

— Вы правда наша тетя? — спросила Фиона. — Знаете, в нашей семье так трудно дождаться честных ответов. Вы действительно сестра нашей мамы?

Даллас рассмеялась. Руки Элиота покрылись гусиной кожей.

— Здорово сказано. В нашей семье не любят ответов. Сплошные вопросы. Но — да, я младшая сестра вашей мамы. Рассказать вам о ней?

Сколько же ей было лет? Она выглядела очень молодо, но если Роберт сказал им правду, эти люди старились не так, как простые смертные. Даллас могло быть восемнадцать лет, а могло — сто восемнадцать.

— У детей нет времени на всякие сказки, — проворчала бабушка.

Улыбка Даллас угасла.

— Как хочешь, бабуся. Сначала — о деле. Да будет так.

Она взяла Элиота и Фиону за руки и указала на пол, на квадрат солнечного света.

— Я вас кое-чему научу, — прошептала она заговорщицки и уселась на пол. — Это может помочь вам в испытаниях.

— Непосредственная помощь запрещена, — сказала бабушка, привстав со стула.

— Думаю, это в компетенции Сената, — сказала ей Даллас. — А поскольку я член Сената, а ты нет — тссс!

Бабушка, не скрывая раздражения, села.

— Кроме того, — добавила Даллас, — я покажу им только то, что они и так уже должны знать. Если они действительно дети моей сестры, это часть их, как кости и кровь.

— Игра словами, — буркнула бабушка.

Даллас не обратила на ее замечание никакого внимания и обернулась к Фионе и Элиоту.

— Всего лишь простой, глупый фокус, но он оказывается нужным намного чаще, чем кажется.

Она выдернула нитку из бахромчатого края юбки.

— Что вы будете делать с этой ниткой? — немного испуганно спросила Фиона.

Даллас обернула ниткой мизинцы.

— О, ничего особенного. Это просто… будущее.

У Элиота засосало под ложечкой, когда он смотрел на нитку. Он почувствовал странные вибрации, от которых у него застучали зубы.

Даллас погладила его руку.

— Расслабься, — ласково проговорила она. — Это просто ловкость рук. Как у иллюзионистов. Любое предсказание судьбы — всего-навсего способ поговорить с примитивной частью вашего мозга, которую никто не учил разговаривать.

Элиот попытался расслабиться, но за последние дни случилось столько всего странного, что он не был уверен в том, что нитка сейчас не превратится в змею, надувного зверька или брусок динамита.

— Смотрите внимательно, — серьезно произнесла Даллас. — Погружайтесь…

Элиот и Фиона наклонились ближе к Даллас. Нитка была белая, хлопковая, ее волокна обвивали друг друга, и вдруг на нее упал луч солнца, и она стала похожей на золотую рябь на воде.

Элиот не спускал глаз с нити, он смотрел только на нее. Через пару мгновений все остальное в комнате погрузилось в тень.

— Теперь скользите взглядом по нитке от одного конца до другого, — донесся откуда-то издалека шепот Даллас. — Отсюда досюда. От настоящего времени в будущее.

Элиот пробежался взглядом вдоль нити. Одна-единственная ниточка стала частью хитросплетения паутины, отливавшей серебром и ржавым железом цвета крови. Элиот представил, что проводит пальцем по этой паутине, и почувствовал, что прикасается ко льду и наждачной бумаге, ощутил вкус морской соли и плода киви, дымный, терпкий запах виски.