Бабушка подтолкнула их к открытой входной двери, возле которой стоял дядя Генри.

— Это правильное решение, — сказал он бабушке, когда они вышли на лестничную площадку.

— Не учи меня, — буркнула та. — Как еще можно было поступить, не пролив моря крови. Да и то — еще поглядим.

Элиот обернулся и посмотрел на Си. Она помахала ему дрожащей рукой.

Дядя Генри закрыл дверь.

— В туалет не хотите сходить? Поездка займет около часа.

Элиот и Фиона покачали головами.

Пока они спускались по лестнице, Элиот молчал, а Фиона даже не пыталась обогнать его, как обычно. Ему ужасно хотелось узнать у сестры, о чем говорил дядя Генри, пока его не было, но он не смел произнести ни слова при бабушке, пока она пребывала в таком кошмарном настроении.

Ступив на тротуар, дядя Генри махнул рукой, и к ним бесшумно подъехал автомобиль, похожий и на лимузин, и на гоночную машину.

Генри открыл заднюю дверцу перед Фионой и дал знак Элиоту следовать за сестрой.

Бабушка кивнула — подтвердила, что можно садиться.

У Элиота возникло такое чувство, словно он никогда не выйдет из этой машины и никогда не вернется домой. Он бросил взгляд на небо. Тучи закрыли заходящее солнце, и оно стало похожим на груду горящих углей.

Элиот неохотно нырнул в машину.

Внутри оказалось намного просторнее, чем он предполагал. Четыре сиденья стояли лицом друг к другу. Элиот устроился рядом с Фионой так, чтобы смотреть вперед.

Бабушка и Генри сели напротив.

Генри закрыл дверцу.

Перегородка между передней и задней частью салона опустилась. Шофер обернулся.

— Куда, мистер Миме?

Шофер был всего на год или на два старше Элиота. Черная кожаная куртка, перчатки, кепка. Длинные волосы упали ему на лицо, когда он бросил быстрый взгляд на Фиону, мельком глянул на Элиота и опасливо уставился на бабушку.

— На остров, Роберт, — сказал ему дядя Генри. — Северным путем. Сегодня ни у кого нет желания осматривать достопримечательности.

— Слушаюсь, сэр. — Шофер отвернулся. Перегородка поднялась.

Машина отъехала от тротуара и плавно набрала скорость. Элиот откинулся на мягкую спинку сиденья. Они так мчались, что город превратился в сливающиеся между собой фасады магазинов и кафе. Автомобиль быстро преодолевал городские холмы. Похоже, они ехали со скоростью не меньше девяноста миль в час.

Бабушку такая скорость, видимо, совсем не пугала.

— Что они собираются с нами сделать? — спросила она у дяди Генри.

Генри открыл дверцу мини-бара, в котором стояли хрустальные графины и бокалы. Он плеснул в бокал янтарной жидкости, бросил в него несколько ледяных кубиков, покачал и протянул бабушке.

Элиот уловил запах алкоголя и дыма.

Бабушка даже не взглянула на предложенный ей напиток.

Дядя Генри пожал плечами.

— Понятия не имею, что они собираются делать. Они никогда не знали, как с тобой поступать. — Он приветственно поднял бокал и сделал глоток. — На самом деле их интересуют дети — но это ты, конечно, уже поняла. Иначе к чему было суетиться?

Элиот больше не мог молчать. Он был воспитанным мальчиком, его учили не вмешиваться в беседы взрослых, но разговор шел о нем и его сестре.

— Кто такие «они»? — требовательно спросил он, поразившись тому, как резко прозвучал его голос. — Вы говорите так, будто нас здесь нет.

Бабушка удивленно вздернула бровь, но ничего не сказала. Было видно, что она задумалась над словами Генри.

Дядя Генри улыбнулся Элиоту и Фионе и сделал руками жест, призывающий к спокойствию. Он повернулся к бабушке и заговорил на языке, которого Элиот прежде никогда не слышал.

Фиона склонила голову к плечу и сосредоточенно прислушивалась. У нее был талант к иностранным языкам. Может быть, она поймет, о чем они говорят?

Внимание Элиота привлекли желтые полосы за окошком. Он присмотрелся и увидел оранжево-алые стальные тросы моста Золотые Ворота. На мосту горели ночные фонари. Машина без остановки проехала мимо пункта автоматической оплаты FasTrak.

Видимо, прошло больше времени, чем он думал. Может быть, он задремал? Да нет же, прошла всего минута.

Он ткнул локтем Фиону и кивком указал за окошко.

Она широко раскрыла глаза, удивленная видом далекого острова Алькатрас, покачала головой и прошептала:

— Неужели мы нигде не затормозили в Сан-Франциско? Ведь там столько машин…

— Я… я не помню, — пробормотал Элиот. — Не думаю.

Элиот пристально смотрел в окошко. Мимо быстро проносилось побережье Тихого океана — отвесный откос, а под ним — бурные черные воды. Невозможно было определить, как быстро они ехали. Их машина преодолевала повороты, помеченные знаками ограничения скорости до двадцати пяти миль в час, плавно, без скрипа тормозов, а другие автомобили обгоняла так, словно они были скованы льдом.

Бабушка прервала скороговорку дяди Генри фразой на том же неизвестном языке.

Генри кивнул и поднял вверх семь пальцев. Затем он загнул один палец, произнес какое-то слово, загнул еще один — и так далее.

Бабушка мрачно кивала.

Загнув последний палец, Генри указал на себя.

Бабушка погладила его руку и сжала ее.

Элиот удивился. Проявления бабушкиных теплых чувств были редки, как странствующие голуби, [24]— по крайней мере, по отношению к нему и сестре.

Фиона толкнула его локтем и указала за окошко.

Элиот повернулся и чуть не подпрыгнул на сиденье. Они мчались по снежной дороге. С одной стороны вздымались гранитные скалы, с другой стояли бесконечные сосновые леса. Но больше всего Элиота поразило солнце, которое стояло над горизонтом. У него ком подкатил к горлу.

Всего несколько минут назад он видел в Дель-Сомбре, как солнце село и наступила ночь. А тут оно только опускалось к горизонту.

— Север, — прошептала Фиона. — Он же сказал, что мы едем на север.

Элиот понял смысл ее слов, но все равно это было невероятно.

Летом, чем дальше ты едешь на север, тем позже садится солнце. А иногда оно не заходит весь «день». Но для того, чтобы это увидеть, как далеко надо забраться на север? Где они находятся? На Аляске? За полярным кругом?

Машина замедлила ход и свернула на проселочную дорогу.

Элиот пытался разглядеть еще что-нибудь, но небо потемнело, и окошко затянул морозный узор. Под ногами Элиота заработал тепловой вентилятор, и он пошевелил немного замерзшими пальцами ног.

— У тебя такой вид, что я назвала бы тебя ranivorous, — заметила Фиона.

Элиот оторвал взгляд от окошка и посмотрел на сестру. Та попыталась насмешливо улыбнуться, но улыбка получилась так себе.

Он оценил попытку Фионы затеять игру в «словарные дразнилки». Ей явно хотелось окружить себя и брата защитным коконом повседневности, потому что более странного дня рождения у них еще никогда не было.

Элиоту не хотелось играть, но он не собирался просто так сдаваться.

— Может быть, я и превратился в пожирателя лягушек, — ответил он. — Из-за стряпни Сесилии. Но уж лучше быть ranivorous, чем larvivorous.

Фиона сморщила нос, и Элиот понял, что значение слова ей знакомо. Larvivorous — тот, кто питается личинками.

Она хотела ответить, но промолчала. Ее взгляд был устремлен мимо Элиота. Лед на окнах растаял, и на ночном небе распростерся карминово-красный светящийся занавес. Вспыхивали зеленоватые складки, и вся эта потрясающе красивая картина мерцала и переливалась.

— Северное сияние. Aurora Borealis, — произнес Элиот так, будто прочел эти слова, раскрыв энциклопедию. Проще было обратиться к книжной премудрости, потому что в ней всегда был смысл, даже если он казался безумным.

Для того чтобы увидеть северное сияние, нужно было оказаться очень далеко на севере.

Но ведь прошло всего минут пятнадцать. Элиот произвел в уме математический подсчет. За пятнадцать минут… из Южной Калифорнии — на Северный полюс? Чтобы преодолеть такое расстояние, они должны были мчаться быстрее звука. Он бы заметил звуковой удар.