— Еще раз доброе утро, — сказал Платон. — Как настроение?

Девушка провела рукой по волосам, окинула взглядом каюту, соскочила с кровати и с хриплым криком бросилась на археолога. Через мгновение она с ошеломленным видом лежала на полу, а Платон хладнокровно ее разглядывал.

— Я забыл тебя предупредить — здесь стоит многоуровневый силовой барьер. Сейчас вход защищен силовым полем. Если ты успокоишься и сядешь на кровать, я его отключу и принесу тебе завтрак.

Девушка медленно встала с пола и, слегка шатаясь, прошлась туда-сюда по каюте. Она растирала занемевшие руки и плечи, цепким взглядом изучала стены каюты и, казалось, вообще не обращала внимания на слова Платона. Затем, прервав свое хождение, она что-то произнесла на совершенно незнакомом археологу языке.

«Вот это новость, — растерялся Платон, — она что, не владеет интерлингвой?» Он попытался обратиться к ней по-русски, на новоанглийском, перепробовал еще несколько языков, которые выучил, когда проводил раскопки на некоторых отдаленных планетах. Девушка внимательно слушала его, но молчала. Рассольников махнул рукой и перешел на язык жестов.

— Я, — указал он на себя, — сейчас принесу тебе поесть, — Платон интенсивно пожевал воздух, — сандвич.

Он попытался на пальцах изобразить сандвич. Внезапно девушка звонко расхохоталась.

— Лучше дай мне глотнуть текилы, — произнесла она на интерлингве без всякого акцента.

Платон оторопело взглянул на нее и рассмеялся.

— Сядь на кровать: я снимаю внешний силовой барьер, — добродушно сказал он.

Девушка послушно уселась на кровать. Платон отключил внешнюю защиту (не забыв активизировать внутреннюю) и поставил недопитую бутылку текилы на пол. Затем он вышел из каюты и вернулся с обещанным сандвичем.

— Ну вот, — сказал он, включил защиту и поставил стул с внешней стороны двери, — теперь ты можешь поесть и что-нибудь рассказать о себе, если хочешь. Для начала давай представимся. Меня зовут Платон Рассольников, я археолог, профессор Оксфордского Галактического Университета. А тебя сак зовут?

Девушка встала с кровати, уселась прямо на пол и с жадностью принялась за сандвич, не забывая запивать его текилой.

— Обожаю этот вкус — я о кактусовом самогоне, конечно. На моей родине делают почти такой же, — сказала она, проглотив сандвич. — А что касается моего имени… Ты ведь не надеешься, что я его вот так прямо тебе открою. Имя всегда следует держать в тайне, даже если на то нет особых причин. А вдруг они появятся? Но, с другой стороны, ты прав — надо же как-то называть друг друга. Можешь звать меня Доната.

— Очень приятно, — сказал Платон, бросив на девушку заинтересованный взгляд. Теперь, с приветливым взглядом и набитым ртом, она разительно отличалась от зловещего роботообразного существа, которое он встретил накануне: самая обычная девчонка, только усталая и голодная.

— Так ты, говоришь, профессор Оксфордского Галактического Университета? — спросила Доната. — Я училась там несколько лет назад, но тебя не встречала. Какой курс ты вел?

— Никакой. Я там бываю довольно редко, я же археолог, сама понимаешь: постоянные экспедиции, раскопки… Погоди… а на каком факультете ты училась?

— Я прослушала курс практической астрофизики и истории цивилизаций. Признаюсь, зря потеряла время и приобрела кучу бесполезных знаний.

— Интересно… — протянул Платон. — Ты училась в метрополии или в каком-нибудь из филиалов? Если ты изучала историю, я мог бы тебя вспомнить.

— Это совершенно неважно, — холодно ответила Доната.

— Иными словами, ты мне не доверяешь, — сказал Платон. — Ну, не хочешь — не надо. Просто мне было интересно, что за чудище мне подсунули на этом астероиде.

— Почему чудище? — удивилась Доната.

— Мне про тебя такого наговорили…

— Что я убиваю взглядом на расстоянии и прочее в том же духе? — презрительно сказала Доната. — Вот идиоты! Им просто стыдно за собственную нерасторопность. Знаешь, как они вели себя на Альчере-2? Представь себе: час назад его разрезали пополам тепловым лучом, на поверхности настоящее пекло, и тут они высаживают десант в самом эпицентре! Удивительно, как они вообще оттуда унесли ноги.

— А ты сама как спаслась?

— У меня были надежные средства защиты, — нахмурясь, ответила Доната. — А что я делала там — не спрашивай: тебя это все равно не касается.

— Не очень-то интересно, — буркнул Платон и поднялся со стула. — Ладно, у меня дела.

Никаких дел у него не было: он просто хотел в тишине и одиночестве обдумать утренние события, в частности разговор с Донатой. Он ушел в рубку, проверил курс и попытался собраться с мыслями.

«Во-первых, нельзя верить ни единому ее слову, — думал Платон, — она вроде чего-то рассказала о себе, а задумаешься — никаких конкретных фактов! Про университет она, несомненно, все выдумала, чтобы втереться ко мне в доверие. По крайней мере, с текилой она действительно знакома, и на интерлингве говорит отлично. Так взглянешь — типичная студентка… и к тому же довольно симпатичная», — неожиданно для себя сделал вывод Платон и сам удивился, вспомнив вчерашний день. Тогда на этой опустелой базе под охраной солдат Доната показалась ему необычным и неприятным гуманоидом.

«Нет, надо быть настороже. Она играет. Это все притворство. Ведь ей, как и мне, ни в коем случае нельзя лететь на Шаран. А на данный момент именно я стою между ней и свободой. Я ее единственный и невольный сторож. А не предложить ли ей объединить усилия? — пришла мысль Платону. — Эх, если бы я знал, кто она такая на самом деле, и каковы ее цели! Ничего, еще впереди три дня пути».

Корабль проходил поле астероидов на довольно низкой скорости. Весь день Платон бродил по коридору, зевал и не прекращая думал о Донате. Под вечер у него даже заболела голова. Периодически он заходил проведать Донату и пускался в долгие, полные недомолвок разговоры. Толку от них было мало: девушка искусно обходила все ловушки Платона, продолжая создавать совершенно не подходящий к ее положению образ простецкой девчонки-студентки. Более того — ближе к вечеру Платон перехватил пару явно кокетливых взглядов. Под влиянием этих взглядов и выпитой за день текилы он слишком поздно понял, что выболтал ей много лишнего, и с досадой признался себе, что теперь Доната в подробностях знакома с его биографией — по крайней мере, с ее романтико-героической стороной. Скрытность Донаты несколько раз останавливала его намерение предложить ей союз. «Придется же снять защиту и выпустить ее, — думал Платон, словно оправдываясь перед самим собой и испытывая необъяснимое чувство вины, — и много ли от нее будет толку?» Перед сном, когда Платон в последний раз зашел к ней пожелать спокойной ночи, Доната сама завела об этом разговор.

— Насколько я поняла, ты не по своей воле летишь на Шаран? — спросила она, пристально глядя ему в глаза. — Почему ты не хочешь скрыться? Боишься военных кораблей?

— Догадливая, — буркнул Платон. — Представь себе, боюсь.

— Хочешь, открою тебе ужасную тайну? Один из них почти полностью выведен из строя, а от другого можно без труда ускользнуть.

— Кто может — ты, что ли?

— Да, я, — серьезно ответила Доната. — Слушай, я не шучу. Сними барьеры, и я уведу корабль в такое место, где его не засечет ни один корабль. Клянусь радугой, я сделаю это. Но надо действовать быстро, пока мы еще в Альчере.

Доната подошла вплотную к двери. Теперь их с Платоном разделял только невидимый силовой барьер. Ее глаза широко раскрылись, зрачки расширились; они словно испускали волны странной энергии, которая беспрепятственно вливалась в мозг Платона. Глаза девушки притягивали его; он качнулся вперед и сжал в руке пульт.

— Убери защиту, — негромко произнесла Доната, — она теперь не нужна. Теперь мы вместе. Мы заодно.

Все поплыло перед глазами Платона. Ему показалось, что он вот-вот потеряет сознание.

— Что за черт… — прошептал он и грузно сел на стул. Пульт выпал из его руки и со стуком упал на пол.