Когда Платон пришел в себя, то долго не мог понять, где он и что с ним случилось. Он лежал на спине, чем-то придавленный и скованный по рукам и ногам. Над его головой ярко сверкали звезды в ночном небе. В воздухе ощущался необычный, очень приятный цветочный аромат. Вокруг царила полная тишина.

Платон пошевелился, почувствовал вкус крови во рту, и в его памяти начали оживать картины пережитого на яхте. Он вспомнил насмешливый голос Донаты и ее изящные ручки, ломающие стальное кресло с такой легкостью, словно оно было бумажным макетом; вспомнил сумасшедший бег по неосвещенным переходам корабля и отчаянный старт в неизвестность. Что ж, он остался жив — уже хорошо. Теперь оставалось выяснить, куда он попал.

Платон обвел глазами окружающее пространство. На мгновение его бросило в дрожь — спасательная капсула разломилась почти пополам и полностью разгерметизировалась. Платон принюхался к запаху цветов и сделал еще один приятный вывод: «Куда бы я ни приземлился, здесь есть вполне пригодная для дыхания атмосфера». Платон еще раз попробовал приподняться и наконец догадался, что все еще пристегнут к сиденью. Непослушными руками археолог отстегнул ремни, с трудом выбрался из капсулы и свалился на мягкую траву. Несколько секунд он переводил дух, потом поднял взгляд и сразу забыл обо всем, кроме того, что видел.

Капсула лежала на цветущем склоне холма. Цветы были такие, каких Платон раньше не встречал: красно-синие бутоны медленно колыхались сами собой на длинных изогнутых стеблях, источая сладкий аромат. Шагах в пятидесяти начинался лес, похожий на дубраву: там густо росли кряжистые деревья с изумрудно-зелеными резными листьями. Не было слышно ни пения птиц, ни стрекота кузнечиков; даже травы шевелились бесшумно. Платон встал на ноги и оглянулся по сторонам. Что-то еще здесь было неправильно, но что? Он понял что, когда взглянул на небо. Вокруг было светло, как днем, а небо было черным. Платон попытался найти источник света, но так и не нашел. Казалось, растения светятся сами. Во всяком случае, красно-синие бутоны совершенно точно излучали теплое свечение. «Где-то я их уже видел? — подумал Платон и сразу вспомнил свою галлюцинацию. — А, цветы в космосе! Может быть, мне все мерещится, а на самом деле я сейчас лечу в капсуле и умираю от недостатка кислорода?» — испугался он. Для проверки он потер глаза, сильно пощипал себя за руку, но дивный пейзаж не исчез. Платон успокоился и с удовольствием потянулся. Мгновение он решал, куда ему для начала направиться: подняться на вершину холма или спуститься к лесу? Потом он резонно подумал, что из леса на холм идти вдвое дальше, и полез вверх, скользя на шелковистой траве. Было довольно тепло, и он снял помятый белый пиджак.

«Должно быть, я угодил в тот самый заповедник — как его, «Сердце Альчеры» — куда Межгалактическая Лига Охраны Природы никого не пускает, — пришло ему на ум, — и я приземлился на один из его астероидов. Вот это удача! Ведь из пары тысяч астероидов атмосфера есть всего на этих трех».

Платон принялся вспоминать все, что когда-либо слышал или читал о природном феномене с поэтическим названием «Сердце Альчеры», но на ум ему приходили только эпитеты: уникальный, загадочный, фантастический, непостижимый…

Слегка задыхаясь, Платон взобрался на покатую вершину холма, оглянулся по сторонам… и едва не упал на землю, сраженный внезапным приступом головокружения. Он стоял на краю бездонной пропасти — дальше земля просто заканчивалась. Со всех сторон — сверху, сбоку, внизу — были только небо и звезды. Платон представил себе, как он делает неосторожный шаг вперед, падает в многокилометровый провал и его застывшее тело исчезает в глубинах космоса, — и его затошнило.

Через пару минут Платон пришел в себя и осмелел настолько, что перегнулся через край пропасти и заглянул вниз. Как он и ожидал, вниз уходила совершенно отвесная каменная стена, теряясь где-то вдалеке. Археолог попытался высунуться еще чуть дальше, но тут его слуха коснулось слабое шипение, похожее на шипение газировки. «Что бы это могло быть?» — подумал Платон, но никаких идей ему в голову не пришло, тем более что его продолжала занимать глубина пропасти. Он сорвал особенно ярко светящийся цветок и бросил его вниз. С цветком случилось нечто странное: долетев до определенной глубины, он вдруг просто исчез. Для проверки Платон бросил еще несколько цветов, их постигла та же участь. «Остается только прыгнуть самому», — иронически подумал Платон, отполз от края пропасти и направился под манящую сень леса.

Лес произвел на археолога самое приятное впечатление. Приглушенный зеленоватый свет; ровный, как ковер, травяной покров, украшенный пестрыми цветами; прохлада и полная тишина. На стволе дерева Платон впервые заметил насекомое. Это была красивая крупная бабочка: она сидела неподвижно, сложив крылья. Платон осторожно прикоснулся к ней, и она с едва уловимым шелестом упала в траву. Археолог поднял бабочку и внимательно рассмотрел ее: она оказалась не дохлой, как он предположил сначала, а как бы в спячке. Платон осторожно положил бабочку на широкий лист какого-то лопуха и пошел дальше.

Проблуждав под зелеными сводами часа два, Платон сделал несколько открытий. Во-первых, он неожиданно вышел к краю леса (правильнее было бы назвать его рощей) и снова чуть было не свалился в пропасть. Это заставило его задуматься о размерах астероида, его форме и структуре. В голове у Платона возник фантастический силуэт наподобие куска пирога: крошечный участок земной коры с полностью сохранившейся флорой и фауной, какой-то неизвестной силой вырванный из поверхности планеты. Где-то он уже видел подобные рисунки: не то в представлениях древних об устройстве вселенной, не то в детстве, в энциклопедии «Загадки мироздания».

Вторым открытием был ручей, узкий, прозрачный и глубокий, который бесшумно искрился в траве. Платон с удовольствием выплеснул на себя несколько горстей прохладной воды, но пить поостерегся, и — как выяснил позднее — не напрасно. Решив разведать, откуда течет ручей, Платон в третий раз наткнулся на край земли и панораму звездного неба. Некоторое время он задумчиво наблюдал за ручьем, вытекавшим из ничего и, несомненно, впадавшим в никуда, — удивляться он уже устал. «Еще немного, и я тихо сойду с ума, — подумал наконец Платон. — Не попытаться ли вызвать помощь?» Он развинтил рукоятку трости и включил портативный радиопередатчик. Ответом ему была тишина: что-то полностью блокировало радиосигналы. Платон вздохнул и снова углубился в лес.

Третьей, самой замечательной находкой была тропинка — отличная, ухоженная и, самое главное, с отчетливыми отпечатками подошв, в которых Платон без труда опознал стандартные утяжеленные ботинки от скафандра.

Несмотря на красоту окружающей действительности, Платон почувствовал большое облегчение. До того момента, как он увидел человеческие следы, он и сам не сознавал, как взвинчены его нервы. Сначала его даже не очень удивила утоптанная тропинка в этом нетронутом лесу. Не теряя времени, Платон пошел по следам.

Тропинка вела в ту часть леса, где он еще не успел побывать. Деревья стали расти реже, и вскоре между стволами промелькнуло что-то белое. Подойдя поближе, Платон вышел на круглую поляну (он готов был поклясться, что трава на ней подстрижена) и увидел одноэтажный конусообразный дом, сложенный из белого камня. Вместо двери в него вела узкая стрельчатая арка.

Платон вмиг забыл о своих волнениях: в нем проснулся интерес историка. Подобной архитектуры он еще никогда не встречал. Более того — если бы он раньше знал, что на астероидах Альчеры встречаются исторические памятники, то, несомненно, заинтересовался бы ими еще много лет назад. Чуть не бегом Платон пересек поляну, с немалым трудом протиснулся в арку и очутился внутри здания.

Несмотря на отсутствие окон, там было светло, как будто светились стены или сам воздух. Платон осматривал покрытые фресками купол и стены с невольным трепетом ученого, делающего важное открытие. Рисунки были необыкновенными: хаотическая мешанина цветных линий внизу плавно перетекала в сложнейший узор, который венчало изображение радуги на самой высокой точке купола. Вглядываясь в причудливые завихрения красных, розовых и желтых полос, Платон внезапно ощутил прилив каких-то странных чувств, напоминающих религиозный экстаз или наркотическое состояние: ему показалось, что его душа раскрывается навстречу чему-то неизвестному, но очень важному. Платон глубоко вздохнул и, словно подчиняясь внешней силе, перевел взгляд выше — туда, где хаос линий превращался в искаженные символические изображения человеческих фигур и животных. Казалось, эти изображения несли в себе некую информацию — но какую? Их символика была археологу неизвестна. Прилив необычных ощущений понемногу ослабел и сошел на нет: осталось только воспоминание о чем-то смутно чудесном и непонятное разочарование.