Старуха вернулась, когда рассвело, ахнула, увидев, что дом отперт, кинулась к соседу. Пока Карми соображала, не приснились ли ей шаги во дворе, старуха вернулась с дюжим мужиком. Сосед был одет наспех и держал наготове топор.

Увидев девушку в одежде хокарэми, он вздохнул, поклонился, проговорил быстро: «Извините, госпожа моя» — и поспешно ушел. Бабка опустила у дверей узелок и старательно закланялась, приговаривая, что готова услужить госпоже хокарэми.

Карми тряхнула головой, окончательно прогоняя сонливость.

— Хватит кланяться, бабка, — сказала она. — Лучше скажи, нет ли у тебя вдовьего зелья?

Бабка бросилась в угол, пошарила по полке, запричитала, потрясая пустым мешочком:

— Ах, последнюю пригоршню на этой неделе истратила.

— Где можно взять? — жестко спросила Карми.

— У травника Гелахо из Лорцо, — торопливо ответила бабка. — У него много, да и хорошее всегда. Я последнее время у него беру.

— Где он живет?

— Около Пузатой башни, госпожа. Спроси, там все знают.

— А где тут у вас Пузатая башня? — вяло спросила Карми.

Старуха поспешила во двор, а потом на улицу. Карми вышла за ней, выслушала объяснения и направилась на другой конец города.

Ветер был таким же пронизывающим, как и вчера. Когда Карми добралась до Пузатой башни, то почувствовала, как к горлу подступила дурнота. «О небеса, я заболела, — подумала она. — Я же сейчас в обморок упаду».

Она оглянулась, увидела большой плоский валун у ворот какого-то богатого дома, опустилась на холодный камень. Загулявшие горожане, возвращавшиеся домой после бессонной ночи, постарались обойти стороной притомившуюся хокарэми. Карми скользнула по ним взглядом.

Одно лицо неожиданно напомнило ей кого-то из далекого детства.

— Маву, помоги мне! — прошептала она, теряя сознание. Бородатый крепыш в сером плаще обернулся и подошел к откинувшейся на стену девушке.

— Гелахо, Гелахо, — услышал он сзади опасливый шепот, — оставь ее.

Но бородач уже протрезвел. Его движения изменились, стали уверенней. Он повернул к себе лицо девушки, ахнул, сбросил с себя плащ и закутал больную.

— Гелахо! — окликнули его.

Бородач процедил: «Пошли вон», поднял девушку на руки и понес.

Карми очнулась от разливающегося по телу тепла. Она лежала голая на широком топчане, покрытом вытертой медвежьей шкурой, а сильные руки месили ее тело, заставляя кровь двигаться быстрее.

Человек, который привел ее в себя энергичным массажем, сначала показался Карми совсем незнакомым.

— Ты кто? — прошептала она.

— Вот те на! — удивился бородач, прекращая свою работу. — Госпожа моя, ты же меня на улице сама окликнула.

— Маву? — шепнула она, закрывая глаза. — Ты — Маву. Маву, просунув руку под ее плечи, приподнял голову:

— Ну-ка отпей.

Карми хлебнула горячего душистого питья.

— Вылечи меня, Маву, — проговорила она одними губами. Маву укрыл ее пуховым одеялом:

— Конечно. Завтра же на ногах будешь. Простуду я в два счета вылечиваю.

Этот день Карми провела в теплой постели, обильно потея под тяжелым одеялом. Маву то и дело объявлялся рядом, подносил горячее питье, то горькое, как в первый раз, то приятное, сладковато-кислое, и снова исчезал.

К вечеру Карми пришла в себя окончательно. Маву напоил ее горячим козьим молоком и присел рядом с ней, рассказывая сказку:

— Жил на свете человек по имени Маву, нерадивый слуга одной принцессы. Жилось ему у принцессы неплохо, кормили сытно да сладко, одежда была добротная, а жизнь вольготная. И отдали принцессу замуж за заморского волшебника, уж не знаю по какой причине. Волшебник считался злым, недобрым, но в доме его принцессе нравилось. Был дом невелик, да светел, в лето прохладный, в зиму теплый, и всегда уютный. Все слуги любили ясную свою принцессу, но что для принцессы любовь слуг? Принцессе нужна была любовь волшебника, а как ее добиться, принцесса не знала. И надумала она привлечь к себе внимание мужа-волшебника, подарив ему драгоценное оружие, и отправилась в далекий путь, чтобы такое оружие найти. А Маву, нерадивому своему слуге, велела охранять волшебника как зеницу ока. Но волшебник, как оказалось, отпустил свою жену не без задней мысли: он прочел по звездам свою судьбу и решил отправить принцессу в путь, чтобы она избежала его участи. И велел он Маву, слуге принцессы, ехать вслед за ней, чтобы помешать принцессе вернуться. И помешал бы ей Маву, но вызвала принцесса огромного дракона, и унес он ее в даль далекую, к умирающему волшебнику…

Маву помолчал, ожидая, что скажет девушка, но она молчала. Ее дыхание было ровным, спокойным, как будто этот рассказ усыпил ее. Маву присмотрелся к ее векам, но в неровном свете свечи трудно было что-то разобрать.

Утром Карми поняла, что выздоравливает. Маву, не позволяя ей встать, принес кружку с горячим бульоном.

— Маву! — взмолилась Карми. — Ты мне пожевать чего-нибудь дай, что ты меня водой поишь?

— Пей, пей, — усмехнулся Маву. — Потерпи, сейчас буду кормить.

Он ушел.

Карми натянула келани и встала, пошатываясь. Маву устроил ее в маленькой каморке, где было бы совсем холодно, если бы не горящая жаровня. Комнатушка эта, похоже, раньше была кладовкой, Маву только приспособил ее под свои вкусы. Здесь было чисто, свежий воздух попадал через небольшое окошко под потолком, закрытое решетчатой ставней. На полках стояли берестяные коробки с сушеными травами. Карми толкнула дверь и попала в комнату, закопченную и грязную, как и все дома в этом районе Майяра.

Молодая женщина, возившаяся у печи, обернулась на шорох и испуганно вскрикнула. Карми окинула ее оценивающим взглядом и опустилась на скамью у почерневшего стола.

— Что это у тебя? — заглянула Карми под чистую тряпку. — А, лепешки… Я съем одну, ладно?

Она оторвала от лепешки половину и занялась уничтожением содержимого плошки с медом, которую поспешно поставила на стол молодая женщина.

Маву объявился неслышно, в руках он держал солидный кусок мяса.

— Кто тебе позволил есть, госпожа? — накинулся он на Карми. — А ну живо в постель!

Карми отрицательно покачала головой.

Маву швырнул мясо на стол, вытер руки о подвернувшуюся тряпку и, подхватив Карми на руки, оттащил обратно в каморку, бросил на кровать. Карми шаловливо болтала ногами:

— Хочу есть, Маву! Хочу жареного мяса, и лепешек, и каких-нибудь соленых овощей, и орехов!

Маву небольно щелкнул ее по носу:

— Ты что меня не слушаешь, госпожа моя?

Карми смеялась: веселое настроение возвращалось к ней. И Маву вдруг, неожиданно для самого себя, резко, рывком нагнулся над ней, прижимая к постели. Его губы жадно скользнули по ее шее.

Карми замерла.

— Нет, — сказала она холодно.

Если бы голос ее хоть немного дрогнул, если бы не было в нем уверенности и силы, Маву, вероятно, не остановился бы, но внезапная жесткая властность отрезвила хокарэма. Он отпрянул и отвел глаза.

Повисла тяжелая, напряженная тишина.

— Пожалуй, я оденусь, — наконец сказала Карми уже совершенно спокойно.

Маву восстановил частоту пульса, сделав дыхательное упражнение.

— Извини, госпожа, — наконец проговорил он. — Сейчас я буду кормить тебя жареным мясом.

Он вышел за мясом, тут же вернулся, склонился над жаровней.

У Карми язык так и чесался от язвительной просьбы не добавлять к мясу никаких травок. А то ведь есть составы, говорят люди, от которых самая сдержанная женщина может распалиться страстным желанием. Но Карми удержала в себе эти жестокие слова. Затем ей пришла в голову мысль, что, пожалуй, это она должна была извиняться.

— Так это тебя зовут здесь Гелахо из Лорцо? — как ни в чем не бывало спросила она.

— Да, — отозвался Маву, не оборачиваясь. — Собираю травы и продаю лекарства. Наместник знает, что я хокарэм, он думает, я — райи, и помалкивает, но не дает меня в обиду.

— Забавно, — произнесла она. — Значит, это к тебе я шла.

— Тебе нужен травник?

— Да-а, — протянула Карми. — Мне нужно вдовье зелье. Маву повернулся. Карми сидела на кровати скрестив ноги, обтянутые штанами, и без смущения выдержала взгляд Маву, который уставился на ее живот.