— Болезнь переносят крысы? — смешался Кениг.

— Да, белоухие крысы, — пояснил Мангурре. — У них довольно красивый мех, но я, если честно, не рискнул бы охотиться — может больная попасться…

— Крысиная чума очень опасна?

— Из четырех заболевших трое умирают, — сказал Мангурре. — Но люди заболевают редко — все знают, что крыс лучше не трогать.

Миу посмотрел на Кенига. Тот пожал плечами.

— С тем же успехом можно наткнуться на опасность и здесь. Это может быть что-то совершенно безобидное для местных жителей, вроде ветрянки, но смертельное для нас. Хотя пока мы ничего такого не нашли, — добавил он, кивнув на экспресс-анализатор.

— Ладно, — согласился Миу. — Посмотрим долину Валлоа.

Мангурре изъявил желание показать чужестранцам новую местность. Миу не возражал. Мангурре попросил только забрать с собой лыжи. Адам, пока Георг готовился к отлету, принес лыжи и пристроил их в тамбуре.

Мангурре добродушно вслушивался в разговор Миу с орбитальной базой. В середине диалога тот обернулся к гостю:

— Мангурре, как ты посмотришь на предложение отправиться сейчас с нами на наш корабль, а в долину Валлоа — завтра с утра?

— Можно и завтра, — отозвался Мангурре невозмутимо. — И в самом деле, нечего там делать на ночь глядя.

— Но ты не против побывать у нас в гостях?

— О нет, — широко улыбнулся Мангурре. — Совсем не против. Я — любопытный.

Если Мангурре и страдал любопытством, то по нему это было незаметно. Без видимого воодушевления, без блеска в глазах, он просидел в кресле весь перелет, наблюдая за меняющейся планетой на экране.

— Хорошо вам путешествовать, — только и промолвил он. Можно было подумать, орбитальная база не произвела на него особого впечатления: миновав шлюз, он принюхался, поморщился, но ничего не сказал.

Миу не терпелось побыстрее изложить свое мнение о планете и людях, ее населяющих, поэтому Кениг взял заботу о госте на себя. Если честно, более всего ему хотелось провести многостороннее обследование гостя, но Томас мялся, не зная, как это предложить Мангурре.

Поужинал гость в общей столовой. Кениг, уловив его нерешительность, тихо попросил не стесняться, есть так, как привык.

— Да не стесняюсь я, — так же тихо проговорил Мангурре. — Только в разных странах разные приличия — я могу есть и по-кейвирски, и по-саутхански… — Он окинул взглядом стол, за которым было шумнее, чем обычно: все старательно делали вид, что присутствие инопланетян за ужином — дело обычное. — Ваша еда пахнет непривычно, — заметил Мангурре. Он рассмотрел столовый нож, попробовал лезвие пальцем, отложил в сторону и, вынув откуда-то небольшой нож с очень коротким, не более четырех сантиметров, лезвием, занялся бифштексом.

Он ел руками, но красиво и непринужденно. Нож, вероятно очень острый, чиркал по тарелке; к тому времени как бифштекс был уничтожен, на тарелке была настоящая сетка из неглубоких порезов.

— У вас непрочная посуда, — заметил Мангурре как ни в чем не бывало.

— Пустяки, — отозвался Кениг. — Ее все равно выбрасывают после употребления.

— Расточительно, — покачал головой Мангурре.

Кениг глянул на экран подсказчика.

— Расточительно? — переспросил он. — Возможно.

Предоставленная гостю каюта была бы безлико-стандартной, если бы Кениг сам не позаботился о некотором уюте. На стену он пустил ротор-слайд с видом весеннего лиственного леса, а на столик поставил пышный букет цветов, сорванных в только что смонтированной оранжерее. Техник-садовник горячо протестовал против разорения первой клумбы, но согласился, что гостю, прибывшему с планеты, где не знают высоких технологий, будет не по себе среди непривычной архитектуры орбитальной базы.

Ротор-слайд Мангурре оценил.

— Забавная картина, — промолвил он, разглядывая шелестящие на ветру ветки. — И глазу приятно. — Он повернул голову: — Кажется, ты хочешь что-то мне сказать, господин?

Кениг помялся.

— Да, — сказал он наконец. И объяснил Мангурре, что хотел бы изучить его организм.

— Зачем? — удивился Мангурре.

— Хочется узнать, чем жители вашей планеты отличаются от нас, — пояснил Кениг. — А взамен, если хочешь, я буду тебя лечить. У тебя болит что-нибудь?

— Я здоров, — отозвался Мангурре. — Вот если бы ты мог подлечить мои зубы…

— Зубы? — переспросил Кениг. — Можно и зубы…

Он отвел Мангурре в медотсек, усадил в сооружение, именуемое некоторыми остряками «электрическим стулом», и занялся работой. Мангурре переносил все процедуры с завидным терпением.

Челюсти его представляли собой весьма печальное зрелище. В один вечер тут явно было не управиться. Кениг сказал об этом Мангурре, тот пожал плечами: «Решайте сами». Кениг переговорил с Миу, потом спросил, не согласится ли Мангурре погостить на базе лишний денек.

— Я не против, — отозвался тот.

— Мангурре, твои родственники беспокоиться не будут? — осведомился Кениг.

— У меня нет родственников, — ответил Мангурре. — А Пайра тревожиться о моей шкуре не станет.

— Вот как?

— Я же должен был отправиться с вами в долину Валлоа, — сказал Мангурре. — Три дня туда, три дня обратно, да еще пару дней на зимние непогоды… В общем, скоро меня домой не ждут.

Он остался на день, потом еще на день. Кениг за это время основательно поработал над его челюстями и подготовил реплантанты. Томас опасался, что сыграет злую роль какой-нибудь неизвестный фактор и приживление не пойдет, — кто их знает, эти инопланетные организмы; однако все получилось хорошо, и Мангурре с комически опухшими щеками чувствовал себя точно так, как чувствовал бы себя обычный землянин, которому пришлось выдержать несколько операций по восстановлению зубов.

Пока все не прижилось, Мангурре приходилось питаться исключительно мягкой пищей. О бифштексах пришлось забыть — Мангурре питался, посасывая через трубочку разнообразные жидкие деликатесы, которыми старался разнообразить его диету Кениг.

К неудовольствию Миу, совершенствование майярского словаря пришлось пока отставить — Мангурре было больно шевелить челюстями, однако он безропотно терпел то, что вытворял с его зубами Кениг.

Попутно Томас поправил и неправильно сросшуюся после перелома голень Мангурре. В результате всех этих процедур на исходе пятого дня, когда наконец-таки окончательно было решено устраивать планетарную станцию в долине Валлоа, Мангурре, кутаясь в свою куртку по самые глаза (потому что было велено беречь пока новые зубы от простуды), прощался с орбитальной базой как добрый знакомец. Его окружали улыбающиеся люди, похлопывали по плечам и спине, сочувствовали «жертве медицинских экспериментов», желали всего хорошего и только что не дарили сувениры на память: Мангурре от любых сувениров улыбчиво отказывался.

В это время Карми, бывшая принцесса Карэна, приближалась к Карэйнвиру. Переход от замка Ралло до Карэйнвира заканчивался вовсе не так, как начинался: в путь Карми и Смирол вышли вдвоем, тогда они были еще одним целым, счастливой влюбленной парой, но тень отчуждения появилась между ними, когда Смирол рассказал о письме Тилины.

— Значит, они прилетели, — молвила Карми, задумчиво теребя меховую рукавичку. — Так скоро…

Смирол не понял ее печали, наоборот, он горел воодушевлением.

— Идем в долину Валлоа! — говорил он. — Интересно же…

— Нет, — покачала головой Карми. — Пошли к Пайре.

— Ладно, — согласился Смирол покладисто. — Пойдем сначала к Пайре.

Этот день — от сумерек до сумерек — промелькнул перед Карми как единый миг. Задумавшись, она не смотрела по сторонам, шла уставившись на кончики лыж, механически переставляя ноги.

Вечером Смирол развел костер и повесил над огнем котелок, в который набил снегу. Когда вода закипела, Карми насыпала в котелок несколько пригоршней покрытых замерзшим жиром шариков кеттохо — «сухого супа» — и повесила в пару над котелком окаменевшие от стужи лепешки.

Дни стояли безветренные, и Смирол, налаживая ночлег, ограничился тем, что нарубил гору веток со стоящих вокруг елей. Пока он деятельно наводил уют, Карми разминала ложкой в котелке слипшиеся шарики кеттохо и помешивала варево.