Пайра ужасно оскорбился, что ему портят лучшее его охотничье поле, и послал Мангурре сказать этим людям, демонам или богам, чтобы они поискали какую-нибудь иную местность.

Мангурре проболтался у пришельцев целый день и вернулся, разводя руками, — эти господа не знали ни одного из тех языков, на которых он говорил. Любопытно, что, когда он отправился к чужакам на следующий день, они уже могли связно сказать несколько фраз по-майярски.

Однако самое главное не это, а то, что среди этих небоплавателей есть человек по имени Томас Кениг. Именно это имя называла госпожа Карми, когда говорила о своем преемнике в Высочайшем Союзе, — так зовут сына Руттула. Этот Томас Кениг, говорит Мангурре, очень похож на отца, хотя, вероятно, на его внешности сказалась и порода матери. Я никогда не видела Руттула, а Томаса Кенига только издали, и все, что могу сказать, — это то, что у этого господина весьма благородная внешность. Его нос тонок, волосы темны, глаза карие, как говорит Мангурре.

Пайра в смущении. С одной стороны, охотничье поле жалко, с другой — похоже, что среди пришлых его сюзерен. Однако пришельцы с неба оказались очень милыми и учтивыми людьми. Узнав от Мангурре, что владельцу земли, на которую они опустились, этот участок очень дорог, они с извинениями согласились перелететь в иное место, где могли бы основать свой лагерь. Пайра предложил им безлюдные пустоши в долине Валлоа, они согласились, и в сей момент, когда я пишу письмо, на том месте, где раньше стоял их чудо-корабль, только истоптанный снег.

До Пайры, похоже, еще не дошло, что чужаки представляют опасность, с какой нам не приходилось пока сталкиваться. Он настолько потрясен видом висящей в воздухе стальной громады, что беспокоится только о своих охотничьих угодьях.

А понимаешь ли, что будет, когда о пришельцах узнают Марутту и Ирау? Пока, насколько мне известно, пришельцы не предъявляют каких бы то ни было прав на власть в Майяре, они и не знают пока, что один из них — по закону высокий принц. И я думаю, Высочайший Союз сделает все, чтобы помешать госпоже Карми передать знак Оланти чужакам. Поэтому, если ты действительно очень любишь госпожу Карми, ты должен охранять ее от всего Майяра.

Все написанное в письме не розыгрыш.

Прощаюсь с нежнейшей любовью,

Тилина».

Смирол поблагодарил гонца и коттари. Они ушли, унося с собой факел. Смирол постоял на лестнице в темноте, подумал, потом вошел в комнату.

— Карми, ты спишь?

— Нет, — полусонно отозвалась она.

Он сел рядом с ней и ласково затормошил:

— Вставай, вставай, княгинюшка…

— О, Рыжий, — не поняла она, — сколько можно?

— Нам надо уходить, — твердо сказал Смирол. — Одевайся и собери вещи. Больше мы в Ралло не вернемся.

— Что случилось? — спросила она встревоженно.

— Сейчас некогда объяснять. — Смирол уже оделся и без суеты укладывал мешок. — Объясню в пути.

Карми медлила.

Смирол, уложив в дорожный мешок все необходимое и либрус, взялся за хокарэмские одежки Карми, стал помогать ей одеваться.

«Что случилось?» — ломала голову Карми, отбирая у него свои штаны и торопливо натягивая на ноги. Смирол ловко вдел ее ступни сначала в носки, потом в сапожки.

— Вспоминай, что ты еще хочешь взять, — сказал он. Карми провела рукой по карману, где лежали бусы Руттула и стажерский ключ.

— Я все забрала, — ответила она.

— Тогда пошли.

С тех пор как Карми стала его любовницей, Смирол сводил ее по лестнице с такой осторожностью, будто она была беременна. И сейчас он не изменил этой привычке, вывел на двор, сказал: «Постой здесь» — и побежал на кухню к Неламе. Дела делами, а еда едой — Смирол вернулся с заметно пополневшим мешком.

— По коням, — сказал он, вытаскивая из-под лестницы лыжи. Он помог Карми встать на лыжи, пропустил ее вперед и в таком порядке они выехали за ворота замка.

— Далеко ли? — спросил у ворот коттари.

— На недельку, — крикнул Смирол, пробегая мимо. Отойдя на пол-лиги от замка, Карми оглянулась. В долине было темно; замок уже растворился в этой темноте.

«Темень сзади, темень впереди, — подумалось Карми. — Да и Рыжий что-то темнит. О небеса, что еще за напасть свалилась мне на голову?»

Смирол подошел, сминая снег лыжами.

— Так что случилось, Рыжий? — спросила она.

— Прилетели! — выдохнул он. — Руттуловы родичи прилетели!

Томас Кениг еще раз осмотрел предметы, найденные в отцовском глайдере. Какое-то домотканое тряпье, несколько крупных голубовато-зеленых кристаллов аквамарина и большая золотая с рубинами и изумрудами подвеска в форме цветка.

— Ты бродишь как привидение, — заметил Крамер-младший, укоризненно качая головой. — Чего ты изводишься? Найдется твой отец. Глайдер еще два месяца назад был в деле, это я тебе как технический эксперт говорю…

— Да слышал я, слышал, — кивнул Томас. — Нечего со мной как с маленьким.

— Ну и строили предки! — с воодушевлением продолжал Крамер. — Глайдер до сих пор на ходу. При их-то техническом уровне…

— Вэл, помолчи…

— А что? Глайдеру столько же лет, как мне или тебе… Томас раздраженно повернулся и ушел. Крамер-младший закрыл на ключ шкаф с «экспонатами из глайдера Кенига» и продолжил подготовку к высадке на планету. Крамер кривил душой, когда заверял Томаса в своей уверенности относительно того, что Эрих Кениг жив. У Крамера, как и у всех, кто разбирался в записях «черного ящика», не было сомнений в том, что последние три года Кениг в глайдере не появлялся — не было никаких признаков действия рабочего ключа, зато четко прослеживалась работа стажерского. Томасу об этом не говорили, но сформировалось мнение, что три года назад Эрих Кениг умер или погиб, передав глайдер кому-то из аборигенов.

Вторую высадку совершили в девяносто семи километрах от того озера, где был найден глайдер. Этот край был не таким пустынным: модуль опустился недалеко от огромного замка, окруженного довольно большим по здешним меркам городом. Посадка модуля произвела значительный переполох — на этой планете аэронавтики еще явно не знали.

— Какая древность! — проговорил Майкл Миу, командовавший в этой высадке, рассматривая город в бинокуляр. — Найдем ли мы с ними общий язык, а, Кениг?

Томас молчал.

— Договоримся как-нибудь, — улыбнулся пилот Георг Таллер. — Такие же люди, как мы, — две руки, две ноги, голова одна.

— В город пойдут Джиллис, Яновский и Герн, — не отводя глаз от бинокуляра, сказал Миу. — Приготовьтесь.

— Я бы тоже хотел пойти, — попросил Томас.

— Нет, — отрезал Майкл Миу.

— Какое у них тут вооружение? — спросил живо Яновский. — Не пристрелили бы с перепугу.

— Похоже, винтовку еще не изобрели…

«Выход в гости» назначили через два часа, в полдень, но задолго до этого местное население проявило неожиданную активность.

По покрытому толстым снежным ковром полю от города к модулю приближался лыжник.

— К нам гость, — предупредил Георг. — Готовьте угощение.

Лыжник оказался весьма отважным — подошел к модулю, снял лыжи, воткнул в сугроб, добавил туда и палку, на которую опирался.

Миу приказал открыть люк.

На экранах хорошо было видно, как пожаловавший в гости повернул на еле слышный шелест открываемого люка простецкое курносое лицо.

— Внушающая доверие физиономия, — одобрил посетителя Георг. — Послушайте, а может быть, мы недооцениваем эту планетку? Парень уж больно безбоязненно держится.

Посетитель и впрямь держался столь свободно, как будто встречать инопланетные корабли было для него повседневной обязанностью.

— О черт! — сообразил Миу. — Он может принять камеру санобработки за какую-то ловушку…

Но было уже поздно: посетитель скрылся за дверями камеры и вышел из нее через двенадцать минут с той же безмятежной, простодушной физиономией. Он снял свою вязаную шапочку, коротко поклонился и произнес несколько фраз, приветливо улыбаясь.

— Добрый день, — ответил Миу, рассудив, что посетитель здоровается.