В комнате за ее спиной послышался шорох. Карми обернулась и увидела Мангурре.

— Кушать подано, Карми, — доложил он как ни в чем не бывало. И добавил, глянув на лайгарку: — Пайра не велел кормить эту девицу, он думает, поголодав, она станет покорнее.

— А что ты будешь делать, если я приглашу ее к завтраку? — осведомилась Карми.

— Попрошу разрешения к вам присоединиться, — широко ухмыльнулся Мангурре. — Я тоже проголодался.

Еды на огромном подносе, который притащил Мангурре, с лихвой хватило не только двум девушкам и Мангурре, но и Стэрру, который присоединился к ним позже. Вероятно, строптивость лайгарки уже долго лечили голоданием: аппетит у нее был волчий. Мангурре, который счел, что ей много есть вредно, отодвинул поднос подальше и вручил девушке чашку с горячим разбавленным вином.

— Мне нравится эта девушка, — сказал он. — Я хотел просить Пайру, чтобы он отдал ее мне.

— Что он говорит? — спросила лайгарка, звали ее Джанай Кумет.

Карми перевела ей слова хокарэма.

— Майярцы собаки, хуже собак! — воскликнула Джанай Кумет. — Они не знают, что такое честь! — Вино, вероятно, ударило ей в голову, а может быть, эти слова были проявлением строптивости, для лечения которой и прописали голодание.

— В Майяре не уважают побежденных, — медленно проговорил Мангурре на очень плохом цахарнском. — Что за корысть молодому Кэйве или Пайре брать в жены дочь какого-то лайгарского князька? Эти дикарки годны только для развлечения — если, конечно, они красивы.

Джанай Кумет вскочила. Карми удержала ее и усадила на место.

— Слова — вода, — сказала Карми. — Они ничего не значат. Мангурре просто дразнит тебя.

— Знатная лайгарка очень похожа на хокарэми, — продолжал Мангурре, спокойно разглядывая Джанай Кумет. — Девушки из благородных лайгарских семей лучше владеют мечом, чем прялкой.

— Мечи у них слишком легкие, — сквозь полудрему вдруг пробормотал Стэрр.

— Они умеют фехтовать — и очень хорошо. И я хотел бы иметь рядом с собой женщину, которая сумеет встретить лицом к лицу опасность. Ну и конечно, мне хотелось бы, чтобы это была красивая женщина, — добавил Мангурре как ни в чем не бывало.

Стэрр, разлегшийся на ковре у ног девушек, пробормотал:

— А я полагал, должна быть еще и любовь…

— Глупости какие, — отозвался Мангурре. — Сказки для малолетних. Эй, девушка, кто у тебя был жених: тот, кого сама выбрала, или тот, на кого отец указал?

— У меня двух женихов майярцы убили!

— Да, не везет, — согласился Мангурре и продолжил, обращаясь к Карми: — Знатным девушкам и на Лайгарах женихов выбирают родители — абы кому ведь не отдашь свое ненаглядное чадо, а сами-то девки глупые, влюбчивые…

Джанай Кумет набросилась на Мангурре с кулаками; Мангурре увернулся, закрывая от ударов свои только что починенные челюсти.

— Святые небеса! Что за шум? — Пайра в накинутом на плечи старом плаще появился в дверях.

— Разбудили? — обернулась к нему Карми. — Ах, извини. Мы будем вести себя потише.

— Да что уж, — махнул рукой Пайра. — Все равно не засну. Сейчас оденусь. Мангурре, скажи, чтобы принесли мне завтрак.

Он остановил взгляд на Джанай Кумет, помедлил немного, но ничего не сказал, ушел одеваться.

Когда он вернулся и сел завтракать, Карми упорно игнорировала реплики Пайры на майярском языке, вынуждая его говорить по-цахарнски. Пайра покладисто согласился, но, поскольку цахарнский знал плохо, сильно разбавлял его майярскими словами. Разговор шел, впрочем, вовсе не о лайгарской пленнице.

— Готов выслушать слова твоего неудовольствия, — говорил Пайра, — но внезапное появление твоего родственника произошло как нельзя более некстати.

Карми промолчала.

— Я уже подготовил брачное соглашение с госпожой Байланто, — продолжал Пайра. — Теперь все пойдет прахом. Как ты думаешь, молодой Руттул как-нибудь компенсирует мне эти потери?

— Вряд ли, — усомнился Мангурре.

Действительно, появление чужеземных гостей поставило Пайру в крайне неприятное положение. Пока он был наместником принцев Карэна, никто не мог ему указывать, как поступать в личных делах. И Пайра, пользуясь неожиданным возвышением, поспешил устроить свой брак с госпожой Байланто. Брак был выгоден обеим сторонам: Байланто получала в свое распоряжение часть богатств рода Пайры для восстановления Забытой Столицы, Пайра же получал доступ в круг высоких принцев и становился отчимом наследника престола, а потом, в дальнейшем — надеялся Пайра, — мог бы стать и канцлером Майяра.

— Тебе никто не мешает, — сказала вдруг Карми.

— Но… молодой Руттул!

— Разве он предъявил свои права на земли Карэна?

— Он, мне кажется, еще не знает, что имеет на них право, — ответил Пайра.

— А кто ему скажет?

— Э-э… я думал — ты, — признался Пайра.

— Нет, — проговорила Карми. — Я не скажу. Пусть узнает сам.

Пайра оживился, сообразив, что выгодный брак все-таки состоится.

— Разве ты не пойдешь к нему?

— Пайра, что бы ты сказал, если бы к тебе пришел какой-нибудь солли-аргирец и сообщил, что… ну, предположим, твой дядя в результате каких-то злоключений стал вождем солли, а теперь он умер и главенство свое завещал тебе?

— Рассмеялся бы, — улыбнулся Пайра. — Очень мне нужно править у этих дикарей.

— Мы дикари для Руттулова сына, — сказала Карми. — А я не хочу, чтобы на меня смотрели как на дикарку.

— Гордость, госпожа? — посмеиваясь, проговорил Мангурре. — Да ты просто боишься предстать перед твоим пасынком…

— Так уж и боюсь?

— Да, потому что ты вела себя не подобающим вдове образом.

— О небеса, да Томасу до меня и вовсе никакого дела нет. Законная жена Руттула — это Лидия, мать Томаса, а я — не поймешь что для него. Не то дикарка-наложница, не то взятая на воспитание сиротка.

— Ты же принцесса!

— Ха, много мне с того было толку…

— Карми, — тревожно сказал Мангурре, — что же ты делаешь? Тебя же убьют.

— Я постараюсь этого не допустить.

— Карми!

Соображения Мангурре были чрезвычайно простыми: раз Карми не собирается передавать Томасу Кенигу драгоценнейший Оланти сейчас, то можно и вовсе предотвратить это событие. Зачем ожидать, пока чужак вздумает предъявить претензии на высокий майярский престол? Куда лучше незамедлительно ликвидировать наглую девчонку, уже в который раз потрясающую самые священные устои государства.

Даже у самого Пайры могли бы появиться мысли о попытке избавиться от Карми, если бы он не относился к ней с великим уважением. Ее поведение порой приносило неудобства, но Пайра свято помнил, что она дочь короля и высокая принцесса. Он в свое время давал вассальную присягу принцам Карэна, а значит, должен был уважать и тех, кто уже не был обладателем знака Оланти-Карэна.

— Тебя и в самом деле могут убить, — с тревогой сказал Пайра.

— Пока спрячусь куда-нибудь, — легкомысленно промолвила Карми. — А там тише станет.

— В тихой воде рыбку ловят, — с сомнением покачал головой Мангурре.

— Мангурре, скажи, пожалуйста… Если бы я пропала, где бы ты меня искал в самую последнюю очередь?

Мангурре поразмыслил:

— Где? Пожалуй, где бы я тебя искать не стал, так это в монастыре.

— Значит, там и надо прятаться.

— О боги! Да кто тебя в таком виде в монастырь пустит?

— Я могу переодеться, — ответила Карми. — Переоденусь в знатную даму, а Джанай Кумет будет изображать мою служанку… Как, сестренка, ты не против?

Джанай Кумет, быстро сообразив, что любая, даже весьма сомнительная авантюра в обществе Карми будет куда лучше заточения в Карэйн-Орвит, с готовностью поддержала её идею.

— Кто пишет для тебя письма? — спросила Карми.

— Писец Гаор-Вибо или Стэрр, — ответил Пайра.

— Ах, Стэрр? Ну-ка, малыш, берись за стило. Стэрр поднялся и сходил за вощеными дощечками.

— Готов, — наконец сказал он.

Карми, припоминая стиль немногих читанных ею писем Пайры, начала диктовать. Пайра заерзал: по его мнению, обращение к настоятельнице Ваунхо-гори было совершенно неучтивым. В майярском обществе госпожа настоятельница занимала более высокое, чем он, Пайра, положение.