— А! Так я же еще не сказал! Они из другого подлунного мира.

— Святые небеса! — воскликнул Пайра. — Мы не еретики, чтобы принять это за правду.

— Ну я не знаю, так они сказали.

Щадя благочестие Пайры, Мангурре существенно сократил ту часть доклада, где говорилось о нахождении того места, откуда явились чужестранцы. Сами-то они тайны из этого не делали, но Мангурре решил пока придержать при себе то, что шло вразрез с представлениями майярцев о мироздании. Все же остальное Мангурре вывалил на своих слушателей, не жалея деталей и подробностей. В ход пошел весь богатый словарь определений: впечатлений было много. Мангурре не забыл даже описать сказочное сантехническое оборудование (Пайра крякнул и смущенно покосился на Карми, пока хокарэм красноречиво распространялся об изумляющем великолепии) .

Под конец рассказа Карми заснула, и приснился ей фотонный корабль в виде громадной иглы с продетым в ушко длинным полупрозрачным шлейфом. Карми летела к нему, как летают дети во сне, — без крыльев, без чего-то похожего и уж во всяком случае без глайдера.

В корабле ее встретил Руттул — такой родной, такой обычный, в своем вечном черном костюме, расшитом золотом.

«Я думала, ты мертв», — говорит Карми, а сердце бьется от радости: как Руттул может быть мертвым — он живой, руки у него теплые, глаза улыбчивые.

«Хорошо, что ты пришла», — ласково говорит Руттул, но невесть откуда выскочил полуголый, растрепанный Смирол.

«Уходи отсюда, душа моя, — кричит он и, схватив за руку, тащит за собой по кривым полутемным переходам. — Это чужаки».

«Это Руттул», — возражает Карми.

«Нет! — орет Рыжий. — Это не Руттул. Это обман. Тут все обман…»

Крик, толкотня и неразбериха… Карми с трудом разлепила веки.

В комнате, где они беседовали вчера, никого, кроме нее, не было, а в соседней — шумно. Там прыгал Стэрр, тренируясь в прыжках, через кинжалы и возлежащего на полу Мангурре.

— Где Рыжий? — спросила Карми.

— Ушел, госпожа моя, — ответил Мангурре, поднимаясь. Стэрр ойкнул и, чтоб не упасть на торчащие острия, рухнул в сторону, круша стулья.

— Прошу прощения, Карми, — сказал он, выбираясь из-под поваленной мебели.

— Далеко он ушел? — продолжала спрашивать Карми. — Когда вернется?

— Не думаю, чтобы он скоро вернулся, — отозвался Мангурре, делая знак Стэрру: «Сгинь». Стэрр бесшумно исчез.

— Что? — переспросила Карми.

— Рыжий забрал у тебя что-то, пока ты спала, госпожа, — пояснил Мангурре, делая неопределенный знак около шеи.

Карми схватилась за грудь, где еще несколько часов назад висели в ладанке Руттуловы четки.

— Он ушел насовсем, — продолжил Мангурре. — Ты вчера будто бы попробовала поставить его на место, а, госпожа?

— Это даже хорошо, что он ушел, — медленно сказала Карми. — Как бы я ему объяснила, что нам надо расстаться?

— Надо ли? — усомнился Мангурре.

— Надо, — твердо проговорила Карми. — Пойдем, Мангурре, поговорим с Пайрой.

— Не стоит пока, — возразил Мангурре. — Пайра только-только спать отправился.

— Да? О чем же вы говорили всю ночь?

— Большей частью о военных премудростях.

— Странно, — промолвила Карми. — А поесть ты мне не раздобудешь?

Между тем ничего странного не было в том, что разговор от инопланетных пришельцев перешел к военным вопросам. Любой новый фактор, мешающийся в жизнь Майяра, должен рассматриваться со всех точек зрения, в том числе и военных. Пайре не понравилось вторжение чужаков прямо в сердце управляемой им провинции, пусть среди чужаков и был сын Руттула, которому волею судеб эта провинция теперь принадлежала.

Пайра не торопился признать сына Руттула своим сюзереном: пусть сначала признает права Томаса Кенига Высочайший Союз — вдруг это дьявольские козни чужеземных магов?

Не нравились Пайре летающие ладьи чужаков. Что же получается: городишь, городишь неприступнейшие замковые укрепления, а какие-то наглецы могут запросто их перелететь? Вот чертовщина!

Пайра предложил натянуть над замком сети, надеясь на то, что они помешают нападению летающих лодок. Мангурре возразил, что эта мера будет совершенно бесполезной. Смирол с ним согласился, напомнив о погроме, который произвела в Колахи-та-Майярэй оскорбленная Карми.

Пайре не нравилось чувствовать себя совершенно беззащитным. Хокарэмы согласились, что положение действительно не очень приятное, но разумные меры оборонительного характера предложить пока трудно.

Смирол нашел в этом еще один повод укорить хокарэмов в пренебрежении точными науками: «Люди совершенствуют свои знания в механике — и до каких чудес дошли!» — «Ты думаешь, это исключительно за счет механики?» — спросил Мангурре. «Механики и других наук, — поправился Смирол. — Не принимать же всерьез рассуждения о магии…» — «Попросишься к ним в ученики?» — «Неплохо бы». — «Ты не пробовал разобраться в устройстве летающей лодки Руттула?» — «Шутишь? Не с моими знаниями в эти премудрости лезть!» — «Неужели так сложно?» — «Ну, Мангурре, уж от тебя-то не ожидал…»

Но Мангурре не стал рассказывать обо всем этом Карми, как не стал говорить и о том, что, когда Пайра, утомленный ночным разговором ушел наконец спать, Смирол вдруг спросил Мангурре, какая муха могла укусить Карми. «В чем дело?» — не понял Мангурре. «Это все из-за Томаса Кенига, — продолжал Смирол. — Это из-за него вся наша любовь пошла вкривь и вкось». — «Ты уверен?» — «О, я — уверен!» — «Карми чтит майярские обычаи? Вот уж не думал…» — «У нее весьма своеобразное чувство долга, — ответил Смирол. — Она готова была разнести Колахи на кирпичики, но в то же время с усердием исполняла поминальные обряды. Святые небеса! Я человек незлобивый, но мне хотелось бы, чтобы этот Томас умер еще во младенческом возрасте!» — «Ну, Рыжий…» — «Карми из чувства долга мучит не только себя, но и других. Готов поставить сотню золотых — этому Томасу Кенигу от нее тоже достанется». — «С принцессами всегда не очень просто, — философски заметил Мангурре. — Что ты страдаешь? Найдешь себе и попокладистей, и красивее». — «По-твоему, Карми некрасива?» — «На признанных красавиц она не похожа». — «Признанные майярские красавицы какие-то полудохлые, а Карми живая», — возразил Смирол. Мангурре подумал, что столь пылко влюбленного хокарэма в жизни не видел, но… может быть, хэйму так и положено? «Что же ты собираешься делать?» — «Ничего. Думаю, нам полезно пока разбежаться в разные стороны. Надо поразмыслить на трезвую голову». — «А потом?» — «Там видно будет», — скучным голосом сказал Смирол. Все-таки он лукавил, этот рыжий хэйм, иначе зачем же он выкрал у Карми вещь, которой она дорожила больше всего? Впрочем, сама Карми восприняла кражу как должное.

И Мангурре, махнув рукой на причуды хэймов, отправился вниз, на кухню, за завтраком.

Пока он отсутствовал, Карми изучила расположение комнат в покоях Пайры и даже умудрилась освободить узницу. Светловолосая девушка в богатом, по лайгарским представлениям, костюме сидела забившись в угол темной комнаты, запертой на засов.

— Ты кто? — спросила Карми, увидев ее.

Девушка ожгла хэйми ненавидящим взглядом.

— Я лайгарского не знаю, — продолжала Карми. — Может быть, ты говоришь по-цахарнски?

— Знаю Цахарн, — быстро ответила лайгарка на древнем языке жителей Герехских островов.

— Кто ты? — спросила Карми. — Ты пленница в Карэне?

— Меня не Пайра в плен брал, — зло ответила лайгарка. — Меня в плен взял молодой Кэйве. Майярцы не знают чести — он подарил меня Пайре.

— Как тебя зовут?

— А ты имеешь право спрашивать меня? — вопросом ответила лайгарка. — Мой отец — правитель Лайгар, я княжна, а ты кто? Не похоже, чтобы ты была благородной крови…

— Мой отец был королем Майяра, — сказала Карми просто. — А мать моя была его законной женой.

— Ты не похожа на королевну.

— Я — Ур-Руттул, — ответила Карми. — Ты слыхала обо мне?

— Ты — Ур-Руттул? Руттул был лайгарец, это правда?

— Нет, неправда. — Карми покачала головой.