— Жутко хочу есть! — воскликнул Смирол, валясь на лапник.

Карми протянула ему ложку и лепешку. Похлебка из кеттохо была не очень вкусной, зато очень жирной и очень горячей, да и не требовала почти никаких кулинарных навыков. Кому-то это кушанье могло бы показаться тошнотворным, но Карми уже давно привыкла есть что бог пошлет, да и Смирол тоже особой разборчивостью не отличался.

Перекусив, они начали устраиваться на ночлег. Смирол вытащил из мешков заячьи одеяла. Карми неспешно переобувалась, меняя дорожные сапоги на мяконькие чулочки из беличьего меха.

— Карми, простудишься, — окликнул ее Смирол. Он раздевался, развешивая свои вещи на. жердочках вокруг костра. Раздевшись догола, в одних шерстяных носках, он с победным кличем юркнул в одеяла.

Когда-то Карми сочла за жуткую экзотику рассказы о том, что хокарэмы даже в лютую стужу раздеваются на ночь, считая нездоровым спать в пропитанной за день потом одежде; теперь же она привыкла — быстро, стараясь не дышать, сбросила одежду, покидала на жерди у костра и бросилась под одеяла в горячие объятия Смирола.

Он встретил ее жадными поцелуями, прошептал, прижимаясь к ней: «У, ледышка моя!»

Это была их последняя ночь.

Смирол еще не догадывался об этом — это знала только она одна.

Все. Вот и нет больше непозволительной, противозаконной любви.

— Карми… Душа моя… — Смирол осторожно потеребил её за плечо.

— О-о?..

— Вставай, пора в дорогу.

— Темно еще.

— Пора. Вставай.

Завтрак был уже готов. Карми, просыпаясь, потянула носом аппетитный запах кеттохо и, вскочив, ринулась облачаться в зимние одежды. Это было не очень мучительно — Смирол, вставший рано, уже прогрел одежду над костром.

— Давай не мешкай, — проговорил Смирол, собирая дорожные мешки. — Надо попасть в Карэйн-Орвит до того, как запрут ворота.

Еще один день, солнечный и снежный, смятый в безразличную череду пригорков и спусков. Еще не сгустились долгие зимние сумерки, когда они миновали городские ворота, и еще не подняли мост через ров, из которого на зиму спустили воду, когда они прибыли в замок. Они прошли через двор, оставив лыжи в сенях шумной людской, дальше, в господские покои. Их заметили. Юный оруженосец встал перед ними.

— Господа?.. — предупредительно начал он.

— Мы должны поговорить с кем-нибудь из хокарэмов, — сказал Смирол. — Например, Мангурре…

— Его нет, — ответил юноша. — Позвать Стэрра?

— Да, пожалуйста, — вежливо отозвался Смирол. Несколько минут спустя из темного коридора вынырнул Стэрр, настороженно замер, увидав, кого привела в замок судьба.

— Добрый вечер, браток, — поприветствовал его Смирол и продолжил, отчетливо шевеля губами, но совершенно без звука: — Госпожа хочет говорить с Пайрой.

— Добрый вечер, — кивнул Стэрр, приглашая их за собой. — Пойдемте. — Он выдернул из подставки факел и пошел впереди. Карми последовала за ним, затем — Смирол.

По крутым лестницам они поднялись в покои наместника принцев Карэна.

— Прошу подождать здесь, — попросил Стэрр в мрачной прихожей. Он вставил факел в бронзовую подставку в виде драконьей лапы и скрылся в дверях. Минуту спустя он показался снова: — Входи, госпожа.

Пайра ожидал ее стоя, в почтительном поклоне.

— Здравствуй, Пайра, — сказала Карми. — Извини, что пришла незваная. Мне нужно поговорить с тобой. Стэрр, Смирол, можете идти.

— Что?.. Карми! — удивленно воскликнул Смирол.

— Ты можешь идти, — жестко повторила Карми.

Она отвернулась. Стэрр подергал за рукав ошеломленного Смирола. Тот, поведя головой и не имея слов для ответа, наконец тронулся с места. Они тихо вышли.

Карми подошла к креслу, села.

— Пайра, — сказала она, — расскажи… расскажи о сыне Руттула.

— Что рассказывать? — вздохнул Пайра. — Кто бы мог рассказать, так это Мангурре.

— А он?..

— А он еще не вернулся из долины Валлоа. И не думаю, что скоро вернется.

Настойчивый стук в дверь прервал его.

— Кто там? — грозно отозвался Пайра. — В чем дело, Стэрр?

— Это я, — как-то невнятно, будто у него во рту была каша, откликнулся Мангурре. — Мне подождать?

— Легок на помине! — воскликнула Карми. — Иди, иди сюда.

— А нам можно? — немедленно встрял Смирол.

— Ладно уж, входите, — согласилась Карми. — Стэрр, распорядись там, чтобы вкусненького чего-нибудь принесли.

Мангурре сел на медвежью шкуру у очага. Смирол примостился у ног Карми. Стэрр внес большой поднос с разными зимними лакомствами и поставил на низенький столик.

Карми выбрала коржик поподжаристей и чашку с пышно взбитым ягодным муссом. Смирол немедленно пододвинул к себе блюдо с горячими пирогами. Стэрр принес и пристроил у огня серебряный чайник с подогретым вином.

— Рассказывать сначала или как? — осведомился Мангурре.

— Что ты шепелявишь? — спросила Карми насмешливо. — Зуб выбили? Ух, ты такой буян, небось там дрался…

— Что-то ты, браток, личиком слегка опух, — заметил Стэрр. — И в самом деле, что у тебя с зубами?

Мангурре нарочито широко улыбнулся, демонстрируя безупречно белые зубы.

— Вставные? — поинтересовался Смирол.

— Свои собственные, — похвастался Мангурре.

— Что? — Смирол вскочил и полез заглядывать в рот коллеге. Если бы это зависело только от него, он бы залез в рот Мангурре по пояс.

— Эй-эй, осторожно, — извернулся от его назойливого внимания Мангурре. — Они еще не приросли как полагается, повышибаешь еще!

— Чудеса мирские! — восхищенно выдохнул Смирол. — У тебя отродясь столько не было. Сколько себя помню, у тебя рот щербатый… А те зубы, что еще оставались, вырвали ?

— Не-а, — помотал головой Мангурре. — Подлатали, починили да заново покрасили.

Это сообщение вызвало еще один всплеск энтузиазма у Смирола — он опять полез заглядывать в рот Мангурре, чтобы на практике различить старые зубы и новые.

— Но самое интересное не это, — продолжал Мангурре, отбив атаки рыжего хэйма. — Самое любопытное в том, кто мне чинил зубы.

— Кто? — немедленно спросил Смирол.

— Молодой Руттул собственной персоной. Присутствующие помолчали, переваривая новость. Первым отреагировал Пайра.

— И ты позволил высокому принцу ковыряться в твоей вонючей пасти? — взревел он.

— Он что же, зубодер? — задал вопрос Смирол.

— В своей стране Руттул и сам принцем не был, и сын его не принц, — сказала Карми.

Стэрр промолчал.

— Насколько я понял, Руттулов сын у них лекарь, — сказал Мангурре.

— Какой именно лекарь? — попробовала уточнить Карми. — Лекари разные бывают. Знахари, шептуны, хирурги. Да и брадобреи лекарским делом не брезгуют.

— Да уж не простой цирюльник, — проговорил Мангурре. — Есть в нем и от знахаря, и от хирурга, и от шептуна.

— Это же сколько знать надо! — не удержался Стэрр.

— Знает он немало, — согласился Мангурре. — Зубы он мне отремонтировал в обмен на разрешение изучить мое грешное тело.

— О небеса! Да кому это нужно…

— Ему нужно. Он хотел знать, чем мы отличаемся от них, — ведь в нас так много похожего…

— Мы отличаемся ? — живо спросил Смирол.

— Мы отличаемся, но на удивление мало, — ответил Мангурре. — Я спрашивал Томаса Кенига, он сказал, что на том уровне, которого достигла у них медицина, вся лекарская «аппаратура» — это вроде бы механизмы по-ихнему, — так вот их аппаратура, которая обычно применяется, различий не замечает. В качестве примера молодой Руттул привел записи в медаппаратуре «летающей лодки» отца. Некий молодой туземец был вылечен от болезни, которую младший Руттул назвал «местным видом энцефалита». — Мангурре сделал паузу. — Скажи-ка, Рыжий, случайно это не ты — молодой туземец? Томас Кениг объяснил мне, что он называет энцефалитом. Уж очень похоже на болезнь хэйо.

Смирол, усмехаясь, развел руками.

— Я сразу подумал о тебе, — сказал Мангурре. — Это похоже на тебя, проныра, правда? Поздравляю. Ты уже успел анонимно прославиться в двух мирах.

— Почему — в двух мирах? — спросил Пайра.