— Вот как? Ну и что? — ответил я спокойным тоном, забирая у него перья, пробуя их на бумаге и тем самым исполняя свою роль в игре.

Морик вновь заговорил громко:

— Верно, сударь! Если они затупятся, поможет острый нож.

Мальчишка, как видно, не собирался оставлять меня в покое, даже когда его хозяйка прошла мимо с четырьмя пинтами пенистого пива для рыбаков, веселившихся в дальнем углу. Как только она удалилась. Морик снова понизил голос:

— Остановите их, сударь! Пока они не нанесли следующий удар.

Я пристально взглянул на мальчишку. Он стоял, оглядываясь по сторонам, на губах играла напряженная улыбка. Я ясно видел, что Морик напуган.

— Остановить кого? — спросил я.

— Этих французов, сударь! Две ночи назад был убит тот человек. Они здесь тоже сидели, и они обязательно совершат новое убийство.

— Зачем им кого-то убивать? — спросил я тихо, подняв перо вверх и внимательно рассматривая его кончик. Я решил играть роль до конца и возможно более тщательно.

— Позвольте мне, сударь, — громко произнес Морик, выхватил у меня из рук перо, а из пачки, подготовленной мной, лист бумаги. Он что-то нацарапал дрожащей рукой, а затем поднял глаза на меня, чтобы посмотреть, как я реагирую.

«Наполеон планирует вторжение в Пруссию», — прочел я.

Прежде чем я успел открыть рот, он скатал лист в шарик, прошел к камину и швырнул его в огонь, после чего к моему столу уже не вернулся. Вместо него подошла фрау Тотц — Морик, должно быть, заметил ее приближение.

— Вот и ваш ужин, — сказана она, поставив передо мной большой поднос, полный еды. — Надеюсь, что не заставила вас ждать слишком долго.

Своим острым подозрительным взглядом она проследила за Мориком. Удостоверившись, что бумага сгорела, тот отправился на кухню.

— Морик сделал все, что нужно? — спросила она.

— Он очень услужливый парнишка.

— Всегда суетится вокруг новых постояльцев, — объяснила она. — Но слишком уж любопытен, пронырлив на свою голову! Свел мою бедную сестру в могилу. Он был единственным ее достоянием. Работа здесь, в гостинице, с разным людом, что приплывает по морю, вскружила ему голову. Он во все сует нос. Его интересует все, что угодно, кроме обязанностей по кухне. Приятного аппетита, сударь.

Может быть, в этом и состоит объяснение странного поведения мальчишки? Чистейшее совпадение — первая жертва неизвестного убийца провела свою последнюю ночь здесь, в «Балтийском китобое» — пробудило детскую фантазию Морика, заставив его сочинить целую легенду. Но тут я подумал еще об одном аспекте моей нынешней ситуации. Если за всем, что совершалось со мной до сих пор, стоит тот таинственный человек, благодаря которому меня и пригласили в Кенигсберг, то, возможно, по его же инициативе меня поселили в «Балтийском китобое»? А не возникло ли и у него подозрение, что здесь происходит нечто противозаконное? А если это действительно так, то как я должен вести себя?

Я решил начать со следующего. Во-первых, я поговорю с глазу на глаз с Мориком о его абсурдных обвинениях. Во-вторых, допрошу Тотца по поводу показаний, которые он дал поверенному Рункену. Но прежде всего я должен позаботиться о собственном пустом желудке. И потому, вооружившись вилкой и ложкой, я с аппетитом набросился на густой овощной суп, жареного цыпленка и щедрую порцию той крошечной репы, что всю зиму хранят подо льдом. Вино хозяйка подала белое из душистого винограда с реки Нае, [9]и оно оказалось на удивление неплохим.

Увлекшись ужином, я тем не менее не терял из виду троих мужчин, вызвавших подозрения Морика. Один из них особенно привлек мое внимание. Он был явно старше, выше ростом и крепче своих товарищей. Было заметно, что он не проявляет особого интереса к разговору, который ведут его спутники, и при этом внимательно и даже немного настороженно следит за происходящим вокруг. Время от времени он наклонял голову и произносил что-то конфиденциальным шепотом.

Французские шпионы, что-то замышляющие против Пруссии? И убивающие ни в чем не повинных людей на улицах Кенигсберга? Нужно было обладать безграничным воображением, чтобы поверить в то, что говорил Морик. Каких военных целей можно было достичь, используя подобную безумную стратегию? Жертвы не были важными персонами и не имели никакого политического значения. Их смерти никак не могли повлиять на обороноспособность города. Ну, может быть, только посеяли бы панику. Но как могла подобная паника помочь Бонапарту при его вторжении в Пруссию, если бы она поразила один лишь Кенигсберг?

Я слишком поздно понял, что три иностранных господина смотрят в мою сторону. Пока я анализировал их, они, в свою очередь, начали проявлять гораздо более откровенное внимание к моей персоне. Внезапно самый высокий из них — руководитель, как я обозначил его для себя, — встал и подошел к моему столу.

— Добрый вечер, сударь, — начал он после вежливого поклона. — Меня зовут Гунтар Штольцен. Надеюсь, я вас не очень побеспокоил?

— Вовсе нет. Я уже закончил ужин, герр Штольцен, — сказал я, откидываясь на спинку стула и внимательно всматриваясь в собеседника. — Чем могу быть вам полезен, сударь?

— Мы с друзьями ювелиры, — начал он, кивнув через плечо в сторону товарищей. — Прислуживающий здесь мальчишка сказал нам вчера, что в городе было совершено несколько убийств, сударь, а также то, что вы приехали сюда, чтобы их расследовать.

Значит, Морик и с ними поработал.

— Простите меня, сударь, — продолжал Штольцен, — мне не хотелось бы, чтобы вы подумали, что я сую нос не в свои дела, но мы обеспокоены нашей безопасностью. Нам предстоит долгий путь, и… вы, конечно, понимаете. Мы везем драгоценные камни в Таллин. То, что мы слышали, нас очень обеспокоило. Быть ограбленными — это одно, но быть ограбленными и убитыми — совсем другое дело.

Я сделал небольшой глоток вина и задумался. Совершенно очевидно, Морик — большой сплетник. Ему без труда удалось напугать несчастных путешественников и пробудить подозрения даже во мне. Фрау Тотц, несомненно, права на его счет. Парень в самом деле просто возмутитель спокойствия.

— Вы французы, не так ли? — спросил я.

— Я сам немец, но мои спутники — французы. Нам уже много раз приходилось и прежде проезжать через Восточную Пруссию, и с нами ничего дурного не случалось. Но то, что мы узнали, нас очень напугало. Если эти преступления были совершены грабителями, нам, несомненно, угрожает реальная опасность. Вы согласны?

— И кто же вам сказал, что убийства были совершены с целью ограбления? — спросил я, ожидая вновь услышать имя Морика.

— Но какая же другая причина может быть у убийства ни в чем не повинного человека?

— Зачем убивать, если не получаешь от убийства никакой выгоды? Вы это имеете в виду?

Герр Штольцен улыбнулся и кивнул.

— Вас бы успокоило, если бы вы узнали, что убийства были совершены по политическим мотивам? — спросил я.

— Политическим? — Он нахмурился, явно удивленный подобным предположением. — Те люди были убиты по политическим причинам, сударь?

Я покачал головой.

— Вы предложили мне одну версию, я вам предлагаю другую, которая гарантирует безопасность вам, вашим спутникам и ценностям, которые вы везете с собой.

— Политический заговор? — задумчиво произнес герр Штольцен. — Но с какой целью, сударь?

Я пожал плечами и положил в рот кусочек хлеба, который тщательно прожевал и проглотил, прежде чем ответить.

— Представьте, что кто-то по неизвестным пока причинам решил посеять панику в Кенигсберге. Происходящие одно за другим необъяснимые убийства — вполне надежный способ этого добиться, не правда ли?

— Если имеющиеся у вас сведения указывают в сторону подобного замысла, мне остается только пожелать вам удачи. А теперь, сударь, я должен оставить вас и пожелать вам приятного аппетита, — произнес он с дружелюбной улыбкой и с намерением вернуться к своему столу.

— Значит, политический заговор вас не волнует? — спросил я, стремясь продолжить начатый разговор.