Я не знала точно, сколько в Зачарованных Землях королев; я несколько раз интересовалась об этом у Грианны, но в ответ на настойчивые расспросы получала только «более двадцати» или «сколько пожелает магия». Именно так она всегда отвечала мне, когда чего-то не знала или не хотела говорить.

— Королева Виктория умерла больше ста лет назад, — сообщила я без всякого выражения.

Возмущение сменилось озадаченностью.

— На английском престоле по-прежнему сидит королева, а не король, если не ошибаюсь?

— Да, королева Елизавета. Вторая.

— Тогда договор будет перезаключен, когда она родит первого ребенка, — отмахнулась Грианна. — Эта традиция восходит к Боудикке.

— Ладно, не важно. А если дитя не похищено, тогда как?

— Тогда это драгоценный дар, поднесенный моей королеве во времена великих горестей, — тихо произнесла Грианна.

Ясно. Интересно, однако, кто переживал времена великих горестей — королева или та несчастная смертная женщина, которую заставили отдать своего ребенка в дар. Впрочем, таких наверняка было мало, что сразу сужало область поиска.

— Ну и кто мать? — спросила я.

Грианна положила руку мне на запястье:

— В этом и заключается сложность, дитя мое.

Вот оно что!

— Продолжай.

— Врата открыли не родители и не дитя, а кто-то не состоящий с ними ни в каком родстве.

Я остановилась:

— Ты же сказала, что вратам нужна их кровь, чтобы установить связь.

— Именно так, — кивнула Грианна.

— Значит, тот, кто открыл врата, имеет доступ к их крови, — заключила я. — Следовательно, он близок к матери или к отцу, поэтому, если я найду их, то через них выйду на того, кто взломал ворота, а через него — на сиду.

— Поиски послужат на пользу и моей королеве, и тебе самой. — Грианна подтолкнула меня чуть в сторону, и мы обошли большую лужу, затянутую радужной бензиновой пленкой. — Когда ты разыщешь якорь, моя королева заступится за тебя перед человеческими властями и подтвердит, что ты не виновна в гибели того человека.

— Отлично.

— Ты должна знать еще одно. — Грианна на миг примолкла, затем продолжала: — У этой бин-сиды помутился разум.

— Надо полагать, раз уж она кого-то убила, — сухо отозвалась я.

— Вероятно, она сама этого не помнит. — Кончики ушей у Грианны дернулись. — Прошу тебя, постарайся не причинить ей вреда.

— Хорошо. Информация, Грианна.

— Она у тебя в кармане, дитя мое.

Поука повернулась, воздух вокруг нее задрожал, она опустилась на четыре собачьи лапы, и в конце улицы затих резкий перестук когтей по тротуару.

— Вот ведь любительница с достоинством удаляться со сцены, — пробормотала я себе под нос, вытаскивая из кармана куртки сложенный лист пергамента. Развернув его, я прочитала имя…

…и охнула. Хелен Крейн, она же полицейский инспектор Хелен Крейн, глава Отдела расследования магических убийств при лондонской полиции, мой главный обвинитель и преследователь — за убийство, которого я не совершала.

Зараза. Ну и денек!

Чтобы открыть врата между Лондоном и Зачарованными Землями, применили кровь Хелен Крейн, потому что эти врата вели к ее ребенку — к ребенку, которого она отдала сидам. Вот так. И что мне теперь прикажете делать? Звонить ей и говорить: «Привет, Хелен, я знаю, что мы с тобой совсем не лучшие подружки, но я тут услышала, что у тебя, оказывается, был ребеночек и ты отдала его в Зачарованные Земли, так вот, представляешь, кто-то воспользовался вашим родством, чтобы открыть врата и впустить сюда убийцу, так ты не знаешь случайно, кто бы это мог быть?»

Можно представить себе, с каким надменным выражением на красивом породистом лице она ответит: «Все это очень интересно, мисс Тейлор, но есть подозрение, что убийца — именно вы, не так ли? А расследую это дело именно я. С учетом всего этого уже не важно, что я бы знала, если бы кто-то воспользовался моей кровью».

Вот зараза. С какой стороны ни взгляни, лучше не становится.

Хелен относилась ко мне даже хуже Грианны и еще меньше была склонна меня слушать — все потому, что мы с ней невзначай поспорили из-за Финна, ее бывшего… Впрочем, кому, как не бывшему, знать, что у полицейского инспектора Крейн когда-то был ребенок? Конечно, союз у них был не вечный — когда прыгаешь через метлу, заключаешь временное соглашение на семь лет и семь дней, но это тоже не кот наплакал. Пожалуй, и вправду гораздо лучше спросить Финна, чем бросать вызов могущественной ведьме в ее полицейской берлоге в Старом Скотленд-Ярде. Кроме того, я все равно хотела с ним увидеться, и чем скорее, тем лучше.

— Женевьева!

Услышав собственное имя, я вскинулась и огляделась. Улица была пуста — за исключением троих костюмированных актеров у входа на экспозицию. За ними, футах в тридцати, виднелась дверь в дом Тавиша — она так и осталась распахнутой в ожидании моего прихода, — но Тавиша я нигде не увидела, и вообще там никого не было. Я обежала кружок, внимательно осмотрела ступени, ведущие на мост над головой, прищурилась на парапет…

— Женевьева! — снова позвал голос…

…Он доносился со стороны актеров. Я сдвинула брови и посмотрела на них. Две женщины самозабвенно шушукались, а мужчина стоял в стороне, поодаль. Как только я поглядела на него, он зашаркал ко мне, волоча ноги по земле. Я замерла на месте, как пресловутый кролик перед удавом, горло у меня перехватило, взгляд намертво прилип к запавшим пустым глазницам, язве на носу, глубокой резаной ране через всю левую щеку, а когда он подошел поближе, меня обдало гнилостным запахом разлагающейся плоти. Волосы у меня встали дыбом от ужаса. Это был никакой не музейный служитель, не актер, играющий роль жертвы чумы, а самый настоящий мертвец, Шрам, призрак, который постоянно налетал на магический круг Финна.

Здоровая реакция организма взяла свое, оцепенение прошло, и я с низкого старта ринулась к двери Тавиша по ту сторону моста.

Шрам дернулся и зашаркал проворнее, изменив курс мне наперерез.

Мир сузился до просвета между призраком и стеной.

Женщины удивленно повернули головы. Просвет стал еще уже. Ко мне протянулась рука… Из горла вырвался крик…

Едва дыша, я проскочила мимо Шрама — и вот я уже почти у двери…

…и тут я споткнулась о поребрик и растянулась на мостовой. Щебенка больно впилась в ладони и в обтянутые джинсами колени. Я взвизгнула, начала лягаться, попав ногой в мягкую плоть, потом с грехом пополам поднялась и снова помчалась, согнувшись и не смея обернуться, — скорее к двери, к спасительной двери! С размаху влетев в проем, я ощутила, как магия выталкивает меня, словно густой липкий сироп, а пальцы скелета граблями скользнули по спине. Я опять закричала, бросилась всем телом вперед, не думая ни о чем, лишь бы вырваться, ухватиться за что-нибудь, за что угодно, только бы призрак меня не уволок.

Я врезалась в твердый торс, знакомые руки обхватили меня, втянули внутрь, а когтистые пальцы остались снаружи. Я прижалась к знакомой груди, икая и трясясь от страха и потрясения.

— Ш-ш, — шептал мне в ухо знакомый голос, дыхание обдавало уютным теплом мою макушку, привычный аромат лесных ягод окутал меня, сильные ладони гладили спину, унимая дрожь. — Все хорошо, Джен, все обошлось, я тут…

Я почувствовала прикосновение губ к волосам.

Тут я прижалась к нему еще теснее, обхватила руками за пояс, уткнулась лицом в теплую впадинку у основания шеи — как хорошо, что это именно он, пусть успокаивает, пусть утешает… Он напрягся — на миг, потом этот миг настороженности миновал, и я ощутила, как мерно бьется его сердце рядом с моим, которое лихорадочно отстукивало «тум-тум-тум». Жар его тела передался мне, я притихла. Мне подумалось, что надо бы высвободиться из его объятий, но мне так хотелось остаться, так хотелось, чтобы он обнимал меня просто потому, что я — это я, а не за то, что я сида, не за то, что у меня такая кровь, не за то, что я могу снять проклятие.